Между огней - Олли Вингет Страница 10

Юли облизнула пересохшие губы, сказка становилась мрачной, даже в надежных стенах лазарета слушать ее было страшно, а уж посреди ночи в пустыне и подавно. Но Освальд отправился на разведку, и некому было сегодня прервать ее рассказ.

– Шаман послушно наклонился так низко, как только мог. В этот миг солнце выглянуло из-за тяжелых, полных снега туч и наполнило отражение шамана во льду новой силой. Парень не мог сопротивляться и поглядел в свои глаза, испуганно смотрящие на него из-подо льда. Все звуки исчезли, неожиданный порыв ветра швырнул горсть снега в глаза парню, и это совсем сбило его с толку. Он хотел отпрянуть, заслонить лицо рукавом, а вместо этого упал ничком, прижимаясь ко льду, что подернулся вдруг мелкой рябью…

Сильви с шумом отодвинула рюкзак и посмотрела на Юли.

– Ну и сказки у тебя, милая, – вздохнула она. – Все из рук валится.

– Так это же… не моя сказка. Бабушкина.

– Да знаю, только дома она не казалась такой жуткой.

– Я могу не рассказывать, – растерянно проговорила Юли.

– Нет уж, ты заканчивай, пожалуйста, – поспешно сказал Трой, – а то такая скука здесь, что лучше сдохнуть…

– Перестань ты, наконец! – не на шутку рассердилась Гвен. – Сколько тебя еще просить? Накликаешь на нас беду своим нытьем… Будет тебе развлечение!

Трой что-то проворчал, но спорить не решился, он всегда четко понимал, когда с сестрой лучше соглашаться.

– Значит… лед подернулся мелкой рябью, – повторила Юли. – Но шаман этого не видел, зато он увидел свою старую комнату. Серые стены облупились, их давно нужно было покрыть новым слоем глины и хорошенько просушить. На ржавых крюках висел его скудный улов. А сам он, сгорбившись, сидел у закопченного очага, и весь его вид выражал безмерную скуку. В дверь осторожно постучали, он нехотя встал и впустил на порог жителей города, Старейшина шел впереди остальных и нес в руках рыбью косточку. Шаман помнил, как решил тогда отказаться от их предложения, точно зная, что нет в нем той силы, что должен чуять в себе наделенный ею. Но серые стены, ржавые крюки и скудный улов набили у него оскомину, потому он с легкостью позволил уговорить себя, успокаивая совесть жалкими отговорками. Голос, старательно шепчущий ему на ухо, произнес: «Вот твоя главная ошибка, мальчик. Вот когда ты согрешил, и за это ты должен сейчас умереть»…

– По сути голос прав, – заметила Гвен, осторожно переступая через мирно спящего Сэма и подходя к огню. – Парень навредил всем, солгал им, обрек на гибель в снегах. Разве он не заслужил смерть?

Алиса шумно вдохнула воздух, но ничего не сказала.

– И пока шаман лежал, закатив глаза, по тонкой ряби к нему приближался ледяной паук. Он плел свою паутину долгие годы. Он вызвал холода, протягивая нити замерзшей воды, разглаживая их своими тонкими лапками. Паук кружился и кружился подо льдом, и в конце концов тот перенял его силу отражать худшее в людях, чтобы душа грешника захотела отдаться гибели, сломавшись под гнетом вины. Даже небо, смотрящее в гнусное паучье зеркало, видело все свои прегрешения. Паук вторил их раз за разом так долго, что небеса потеряли разум, закрывшись плотными тучами, как человек заслоняет лицо ладонью. И вот, неся свое покачивающееся толстое тельце на длинных лапах, паук приблизился к шаману и принялся пить его страх и раскаяние. Он шептал: «Все они поверили в тебя, мальчик, все они умрут. Холод скует их тела, а глаза покроются коркой льда. Дети и старики, старики и женщины, женщины и дети. По кругу и до конца. Я выпью тебя, чтобы ты этого не увидел»…

– Что-то долго их нет, – озабоченно проговорила Алиса, разминая затекшие ноги.

Чарли, мирно спавший у костра, приподнял остроносую мордочку, но, не увидев ничего, что стоило бы его внимания, снова опустил голову, прикрывая глаза.

– Облетят все кругом и вернутся, – миролюбиво ответил проснувшийся Сэм, устраиваясь поудобнее на острых камнях. – Что там с ними случится? Не пустыня, а песочница.

Сам он не удивлялся ничем не нарушаемому спокойствию их вылазки, справедливо считая, что горевать о бедах, что обошли их стороной, – зря терять время.

Вестники помолчали, вглядываясь в темное небо, и Юли продолжила:

– Кошка тем временем зарылась мордой в мокрый снег, только бы не взглянуть случайно на манящую ледяную гладь. Долгие годы жила она в доме шамана, сердцем чуя, что настанет день, когда рыбья косточка выберет того, кто окажется наделенным силой. Ведь если искать солнце, не отрывая глаз от горизонта, то дважды в сутки непременно встретишь его там. Мальчишка не был тем самым. Он был трусом и лгуном, лентяем и прохиндеем. Но мальчик имел доброе сердце, даже в голодные дни он делился с кошкой едой, поглаживая пальцами ее линялый мех. Жаль, что именно он отправился к ледяному пауку, – но не погибать же теперь ей вместе с таким болваном! Между тем шаман протяжно застонал, сквозь морок чувствуя, как покидают его силы. Кошка отдала бы собственный хвост, только бы не слышать этого стона, она подняла голову из снега и поглядела на скорченную фигуру, к которой из глубины льда уже тянулись блестящие хоботки. И тогда кошка посмотрела в зеркальную гладь, зная уже, что увидит там этот самый миг, как главный, да что там, единственный ее кошачий грех…

Костер почти догорел, слабые блики освещали стены пещеры. Крылатые молчали, усевшись плотнее, почти соприкасаясь плечами. Тишина давила все сильнее, а затянувшееся ожидание и вовсе выбивало дух, потому Юли не решилась прерваться, хотя чувствовала себя обессиленной после долгого дневного пути и этой нескончаемой ночи у огня.

– И тогда кошка, решив все в единый миг, бросилась к ледяному покрову, туда, где паук подобрался на самый верх, сотрясаемый жаждой выпить шамана досуха. Парень уже обессиленно распластался на льду, его руки мелко подрагивали, и это было единственным движением тающего тела. Паук выпивал его душу и оболочку, чтобы шаман исчез, иссяк вслед за родником молодой силы, что стучал в его сердце. Кошка пронзительно вскрикнула и бросилась на льдистую корку своей мягкой серой грудкой. Раздался треск, по зеркалу расползлись бессчетные змейки трещин, горячая кошачья кровь пролилась на лед, и тот стал таять с пронзительным шипением. Паук задергался, пытаясь ускользнуть в глубь замерзшего озера, но из последних сил кошка вцепилась в него когтями. Тварь заметалась еще сильнее, утягивая ее за собой. И в тот миг, когда ледяная толща почти поглотила кошку, шаман поднялся на дрожащих ногах, взмахнул кинжалом из рыбьей кости и воткнул его в округлое брюхо ледяного паука. Земля задрожала, лед, трескаясь и завывая, рассыпался тысячью тысяч капель. Шаман провалился в холодную воду, и мир тут же потух перед его глазами.

– Помню, я расплакалась, когда услышала эту сказку в первый раз, – задумчиво проговорила Сильвия. – А Фета протянула мне засахаренный корешок и утерла слезы своим передником.

– Да, у нее были самые сладкие корешки припрятаны, – заметил Сэм.

– И лепешки… такие, чтобы тянулись и пахли травками, – улыбнулась Гвен.

Юли прислушивалась к словам Крылатых о старой Фете, и у нее теплело на сердце, девочке было приятно знать, что бабушку помнит не только она, что кто-то еще любит и хранит в памяти ее облик, не подвластный серебряному пламени.