Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева Страница 10

Меж тем как первая волна наигранных восторгов по поводу помолвки стихла и гости расселись на свои места, Алияс-Гронт вновь поднялся, решив двинуть вторую часть высокопарной речи.

– Нам поесть сегодня дадут? – шепот на грани слышимости достиг слуха Вассы. И голос был знакомый.

Девушка посильнее откинулась на спинку стула, и ей удалось-таки разглядеть говорившего. Им был не кто иной, как Эрден дис Антер – недавний улан-дознаватель из трактира. Неизвестно почему, но это обстоятельство весьма обрадовало Вассу.

– Разрешите, достопочтимое собрание, объявить также и о помолвке моей падчерицы, Вассарии, урожденной Хайроллер, ныне дис Бертран, и Улрона дис Клеста.

«Не преминул-таки подчеркнуть, что я его падчерица, а не родная дочь, хотя каждой сонной мухе на стекле это известно», – невольно отметила девушка. Меж тем ей пришлось так же, как и Иласу, вставать со своего места, идти к «жениху», чтобы вместе принять причитающиеся по сему поводу поздравления.

«Здорово Алияс сэкономил, устроив две помолвки в один день. Такую ораву прихлебателей, поди, два раза накорми», – меж тем практично прокомментировала Васса про себя.

Засвидетельствовать свою радость подходили многие, и вот уже в череде радостеизъявителей мелькнула знакомая макушка Эрдена, когда раздался истошный женский визг, потом треск и, наконец, грохот. Краем глаза уловив суть происшедшего на другом конце залы, Вассария, не теряя времени даром, начала воплощать свой план по отвращению от своей персоны Клеста и картинно стала оседать в обморок.

Вообще-то девушка рассчитывала, что подхватит ее Клест, как стоявший ближе всего. Но то ли мужик был привычен к подобного рода дамским инцидентам и приобрел к ним иммунитет, то ли не успел среагировать. И хотя Вассария оседала как можно медленнее (но двигаться по направлению к полу ей все же приходилось, а то что это за обморок, падение в который продолжается пару клинов), был близок миг, когда затылок звучно поцелует паркет. На помощь девушке пришел неизвестный мужчина, из наружности которого лицедейка успела разглядеть лишь черный с серебряной вышивкой камзол. После чего ей, дабы не выйти из образа лишенной чувств фьеррины, пришлось прикрыть глаза.

Причиной же столь стремительного падения Вассарии и визга Мариции (а кричала именно она) послужила домовая пищуха. Столь бурная реакция еще раз подтвердила непреложное правило: путь мыши проложен через упавших в обморок женщин, ну или на крайний случай дико верещащих. Мариция, увидев погрызушку, взвыла так, что стекла задрожали. Корсет, не выдержав давления превосходящих сил противника, решил сдаться без боя и разошелся по швам. А за ним и платье. Теперь княжна верещала уже по другой причине, правда, нужно отдать ей должное, перехода в тональности почти не было, а взятую ею «си» она держала несколько клинов подряд.

Наконец, когда ее слегка успокоили четырьмя бокалами крепкого вина (на циничный взгляд Иласа одна пощечина для заистерившей дамочки была бы куда более эффективной и менее затратной) и увели из залы, все внимание наконец-таки сосредоточилось на Вассарии. А девушке это и было нужно.

Вздохнув, она затрепетала ресничками и приоткрыла глаза.

– Как вы себя чувствуете? Что-нибудь нужно? – зазвучали участливые голоса светских стервятников, чувствующих новый виток пикантного скандала.

«Сегодняшний вечер определенно удался, потому что назавтра некоторым его участникам будет стыдно о нем вспоминать. И если с иласовой суженой все случилось нечаянно, то я сама себя сейчас загоняю в ловушку…» – не к месту подумалось Вассе, и девушка неслышно прошептала:

– Прости, Эрден, но больше некому.

Вздохнув свободнее и приняв сидячее положение, уже вслух Вассария, кося под альтернативно-одаренную, произнесла:

– Да, можно водички и… соленого огурчика, – и, невинно захлопав глазками, присовокупила: – В последнее время меня постоянно тянет на солененькое.

Клест при этих словах лишь плотнее сжал губы, но смолчал. Алияс нахмурился, но более ничем также не выказал своего недовольства.

Вассария, решив, что терять уже больше нечего, (пропади она пропадом, эта репутация, жизнь и свобода дороже), наклонилась, изображая приступ тошноты. Жених с отчимом и на этот ее выпад никак не среагировали, хотя гости уже начали со значением перешептываться и кивать друг другу, дескать, девица-то «с душком».

Девушка же доигрывала комедию до конца. Вот она побледнела, будто только сейчас осознавая, что все это значит. На лице ее отразились муки совести, закованной в рамки условностей и приличий. Узнай кто в этот момент, о чем думала Васса, весьма бы удивился. Она размышляла, как могла среди бронзы, позолоты и мореного дуба так своевременно появиться мышь. По прикидкам девушки выходило, что погрызуху сюда заботливо принес кто-то из гостей. И тут взгляд ее упал на входную дверь. Из-за одной створки высунулась голова посыльного мальчишки, из прислуги. Рот, украшенный дыркой от выпавшего молочного зуба, был растянут от уха до уха в довольнейшей улыбке. «Шалость удалась, да еще как!» – словно было написано огромными рунами у него на лбу. Глаза сияли безмерным счастьем. Ибо что может быть радостнее осуществленной шкоды, за которую еще не поймали и не наказали?

На переднем же плане резкий контраст с посыльным составляло лицо Иласа. Каменно-заиндевелое, непробиваемое и надменное, и не угадаешь, о чем думает. «А ведь он наверняка, как и я, жалеет, что мышь не появилась раньше. Если бы бенефис пищухи состоялся на пять клинов ранее, может, и не было бы объявления о помолвках. Дамы бы повскакивали, попадали бы обморочными кеглями на паркет, началась суета, какие уж тут возвышенные речи. А под шумок можно было бы и скрыться, прихватив родовое колье и серьги, предоставленные Алияс-Гронтом на вечер, чтобы показать падчерицу в выгодном свете», – размышляла девушка.

Наконец лицедейка сочла паузу достаточно затянувшейся и, придав своему лицу как можно более трагическое выражение, произнесла:

– Отец, должна сознаться. Я беременна.

Наступившая тишина сделала бы честь любому фамильному склепу. Вассария могла бы поклясться, что слышит, как крутятся шестеренки в мозгах некоторых гостей, уже сочинявших подробности столь пикантного заявления. Тут до нее еще раз донесся шепот Эрдена, который склонился к уху другого мужчины:

– А вечер все интереснее и интереснее. Ради этого действительно стоило оторваться от квартальных отчетов.

Вассария коварно усмехнулась: «Ну, погоди, сейчас тебе будет не до веселья!» – и заговорила быстро, опережая отчима, уже готового разразиться обличительной тирадой.

– Я грешна перед Хогом и вами в том, что не рассказала сразу. С недавних пор я уже не графиня Бертран. Мой муж и отец ребенка Эрден дис Антер.

И в доказательство своих слов девушка достала из корсажа брачную подвеску, столь опрометчиво забытую уланом в таверне.

Эрден не чурался общения с женским полом, и к своим почти тридцати даже составил некую классификацию, согласно которой, кроме фьеррин легкого поведения, существовали еще и облегченного поведения – дамы полусвета. Любовницы были отнесены им к женщинам полутяжелого поведения, а жены – тяжелого, порой невыносимого поведения.