Инквизитор. Природа зверя - Надежда Попова Страница 101

Оборотень с пробитой грудью вскочил, захлебываясь рычанием; из полураскрытой пасти со сгоревшей до мяса шкурой свешивалась длинная нить кровавой слюны, вязко стекая на пол и налипая на почти полностью сожженную шерсть на груди. Тот встряхнул головой и, с силой оттолкнув повисшее против двери бревно, ринулся вперед, замявшись лишь перед самой баррикадой. Бревно, качнувшись, возвратилось назад, довольно ощутимо наподдав по морде существа у порога, в этот миг поднимавшегося на ноги, и зверь, разразившись озлобленным коротким рыком, впрыгнул внутрь, повиснув на бревне и с силой дернув его вниз за обе веревки. Деревянные балки, держащие галерею, переломились с оглушительным треском, и дощатая площадка, покосившись, обвалилась на пол, накрыв его обломками. Ведра, наполненные водой, рухнули вниз вместе с Феликсом, обдав кипятком замешкавшегося оборотня и самого торговца, и человеческий вопль смешался со звериным ревом.

– Стоять! – крикнул Курт, перекрывая какофонию, когда рыцарь рванулся вперед, явно порываясь бросить свой щит на пол, и на сей раз тот подчинился, застыв на месте.

Фон Зайденберг не успел бы – это он понял еще до того, как зверь, распрямившись и сбросив с себя остатки досок, сгреб обожженного человека в охапку, точно домохозяйка грязное белье, несомое к кадушке с водой, и крик оборвался, когда на пол шлепнулось смятое и изорванное когтями тело. Замерший у баррикады зверь взрыкнул, когда горячие брызги угодили на его спину, и бросился вперед, перескочив баррикаду стремительным прыжком, кажется, даже не видя за яростью и болью выброшенного навстречу утыканного железом щита в руках Бруно. Помощник, покачнувшись, отступил, попытавшись выбросить руки вперед, но, не удержавшись на ногах, упал на спину, придавленный исполинской тушей. Справа мелькнула бурая тень, и зверь, до сих пор в нерешительности мявшийся по ту сторону двери, кинулся следом за сородичем, налетев на подставленный рыцарем щит. Огромное тело забилось, пытаясь содрать себя с железных штырей и лезвий, и фон Зайденберг, рыкнув едва ли не громче раненой твари, одним сильным рывком вздернул свой щит, притиснув оборотня к каменной стене трактира и навалившись на него плечом.

Курт метнулся к лежащему на полу Бруно, отбросив не слишком годящуюся для боя в такой тесноте самодельную пику и выхватив меч, но удара нанести не успел – ошпаренный водой оборотень, в один скачок покрыв расстояние до баррикады, перемахнул ее, оттолкнувшись от перевернутой столешницы, и оказался по другую ее сторону. Отшатнулся от меча Ван Алена, увернувшись и отпрыгнув назад и в сторону, и очутившийся прямо перед чудищем Карл Штефан застыл на месте, глядя на зверя расширившимися глазами.

Курт рванулся вперед; достать он мог лишь до открывшейся ему спины, и для того, чтобы стальной клинок нанес сколь-нибудь ощутимое повреждение, бить надо было наверняка и со всей силой, на какую был способен. Лезвие вошло в спину у самого хребта, он дернул вниз, скрипя клинком о кость, и подался вперед, вгоняя меч глубже, в утробу. Оборотень с ревом выгнулся, взмахнув лапами, и Карл отлетел назад, ударившись о стойку; что-то на его одежде пунцовело кровавым пятном, но сейчас не было времени разбираться, ранен ли он или же это чужая кровь. Зверь развернулся, едва не выдернув рукоять из ладоней Курта; из рваной сквозной раны лилась алая жижа, перемешанная с содержимым нутра, и глаза, полные ярости, вряд ли видели что-то перед собой, затуманенные исступленным бешенством и болью. Ван Ален возник словно из-под пола, косым ударом снизу вверх вспоров твари плечо, и Курт, поднырнув под когтистую лапу, со всей мочи саданул по горлу, взрезав глотку и почти перерубив позвоночник.

Не глядя на содрогающееся тело, он развернулся, снова бросившись к помощнику, и остановился, внезапно осознав, что уже несколько мгновений слышит только тишину, нарушаемую лишь свистом ветра и тихими причитаниями Карла Штефана.

Бруно с ободранным лицом сидел на полу, прижимая к груди правую руку, а оборотень, испещренный зияющими в темной шерсти ранами, лежал в стороне, наполовину сползший с перевернутого щита. В горле зверя засела заточенная этим вечером кочерга, глазницу пропорол кусок железа, чье былое назначение угадывалось уже с трудом, и Хагнер, дыша тяжело, словно после долгого бега, стоял над ним с арбалетным болтом Ван Алена в руке, залитой кровью по запястье. Фон Зайденберг, все еще припирая к стене нанизанное на щит существо, смотрел в помутившиеся мертвые глаза прямо перед собою пристально и напряженно, явно ожидая внезапного рывка и не решаясь отступить и сбросить оборотня на пол.

– О, Господи, – сумел, наконец, разобрать Курт и медленно повернулся на голос, глядя на Карла Штефана, лежащего у стойки. – Господи, он меня порвал… О, Господи…

– Альфред, – тихо, через силу выговорил Хагнер, и он обернулся к трактирщику.

Тот сидел кривобоко, прислонясь спиной к накренившейся баррикаде, ловя воздух посиневшими губами, и лицо его было цвета цементной пыли.

– Сердце… – прошептал Велле чуть слышно. – Отпустит, ничего… Отдышаться только…

– Брось его уже, – повелел рыцарю Ван Ален и, перешагнув труп оборотня, приблизился к Карлу. – Первый бой за нами.

– Надо убрать доски и бревно от двери, – все так же с трудом складывая слова, произнес Хагнер. – Надо закрыть ее, майстер инквизитор.

– Нельзя, – возразил он, кивнув помощнику: – Как ты?

– Нормально, – отозвался Бруно, медленно и неловко поднимаясь. – Просто ушиб сустав и оцарапал щеку.

– Нельзя трогать дверь, – продолжил Курт, подойдя к трактирщику. – Сейчас ему плохо различимо, что происходит здесь, но если он увидит, что мы спокойно разгребаем завалы, тотчас поймет, что стая перебита. И нападет… Альфред? Точно в порядке?

– Да, – отозвался тот, встав на ноги, и покачнулся, побледнев еще больше. – Переведу дух и…

– …и уйдешь на кухню к жене, – докончил за него Ван Ален, сидящий на корточках перед раненым. – И этот тоже. Помощи от вас теперь никакой, так хотя бы не будете мешать. Нападет он в любом случае, и вполне возможно, что уже примеривается, как бы поудачнее вскочить в дверь; этот гад не чета своим подручным, он и сноровистей, и прытче. Посему – не тянем время; встали и пошли.

– Я умру? – плачуще спросил Карл Штефан, зажимая обеими ладонями кровоточащий бок, и, когда охотник отвел его руки в сторону, вскрикнул, болезненно зажмурясь. – Господи, я умру… Я не могу сейчас умереть, я не хочу, я не готов…

Курт подступил ближе, заглянув через плечо Ван Алена. На ребрах неудачливого возлюбленного и еще менее удачливого вояки пролегли две рваные полосы, явно была задета кость, а чуть ниже, едва коснувшись мышцы, краснел еще один порез.

– Есть еще время подготовиться, – не дав охотнику пренебрежительно отозваться о его боевых трофеях, серьезно сказал Курт. – Все умирают когда-нибудь, Карл, и готовым к этому надо быть в любую минуту. Или ты надеялся жить вечно?

– О, Господи, – простонал тот, снова прижав ладони к ребрам, – я не могу сейчас! Не сейчас, только не сегодня! Господи, я больше не буду, я исправлюсь, честное слово, только не дай мне умереть, не сегодня!