Белый Паяц - Виктория Угрюмова Страница 11

Часто можно было видеть, как массилийский вальяжный купец в пышной, завитой мелкими колечками бороде тянет к себе ворох драгоценных лисьих мехов, щедро предлагая за него полновесное золото, а местный охотник крутит в пальцах бесполезные, с его точки зрения, желтые кругляши и отчаянно протестует, полагая, что хитрый торговец хочет оставить его ни с чем.

За одно хорошее копье здесь можно было выменять три шкуры теймури, за которые на севере, в Аэтте, оружейники давали десять коней-трехлеток. А простенькая безделушка из цветного стекла работы альбонийских глиптиков могла обогатить своего владельца, ибо простодушные ассамы с легкостью отдавали за нее полную бадью моллюсков, из которых получали драгоценный зеленый краситель.

Моллюски были совершенно несъедобны, и ассамы не могли взять в толк, какая от них может проистекать польза. Так что слово «бесценный», то бишь «не имеющий цены», тут часто приобретало два абсолютно противоположных значения.

За сто лет маленькое поселение на берегу реки превратилось в хорошо укрепленный речной порт, находящийся в центре самых важных торговых путей Медиоланы, и все больше окрестных вождей стремились породниться с ассамским басилеем.

Однако сытая оседлая жизнь имела и обратную сторону: некогда воинственный народ разучился сражаться. Это их предки, обитавшие в пустынных землях у соленых вод моря Нага, полагались только на верного коня да острый клинок. Теперь же мало кто вступал в войско басилея, чтобы однажды умереть с оружием в руках, когда благодатная земля отдавала свои сокровища столь же щедро, сколь и безопасно.

А между тем подобные богатства и плодородные земли не могли оставить равнодушными алчных соседей. Племена гессеров, в те времена еще диких варваров, кочевавших со своими табунами по южным и восточным землям Медиоланы, безудержным потоком хлынули в ассамское царство. Массилийские летописи Первой эпохи повествуют о нескольких кровопролитных и яростных сражениях, в которых гессеры полностью уничтожили войско ассамов и вырезали всех пленников мужского пола, будь то дряхлый старец или несмышленый младенец, а женщин продали в рабство тагастийцам. От первых жителей Охриды не осталось иной памяти, кроме имени реки.

Наступили мрачные века Первой эпохи, о которых почти ничего не говорится в письменных источниках. Остались только мифы и легенды.

Легенды эти гласят, что гессерские шаманы проникли в сокровенные тайны природы гораздо глубже, чем другие чародеи и маги их времени. Они не только варили зелья, отпугивающие исчадий Абарбанеля от людских жилищ, но и обучали воинов, равных которым не знала земля. Воины сии предназначались для сражений с порождениями тьмы. Якобы это и были первые гро-вантары, и все тайные знания ордена и высочайшее искусство его рыцарей берут свое начало в заклятиях языческих колдунов, столь жестоко преследуемых ныне воинами Пантократора.

Разумеется, за подобные суждения можно было жестоко поплатиться. Котарбинская церковь сурово пресекала любые слухи о происхождении ордена и карала всякого, кто осмелился бы опровергнуть официальную версию. Согласно ей, первым гро-вантаром Медиоланы был Лейфорт, экзарх Ургельский, которому однажды явился во сне ангел Элипанд с пылающим копьем в деснице и повелел отправляться в священный поход – истреблять чудовищ и монстров, коими злокозненный Абарбанель заселил сушу и море в пику вседержителю. Случилось это, если верить записям котарбинцев, в середине Второй эпохи, в год 535-й, названный Радостным.

Однако гро-вантары существовали задолго до описанных событий (даже если допустить, что события сии в действительности имели место быть). Как существовала к тому времени вот уж тысячу с лишним лет черная башня Ла Жюльетт, возведенная неизвестными зодчими на правом берегу Аньяна, в самом центре окруженного крепостной стеной города. Разумеется, тогда она звалась как-то иначе, но как – нынче не знает никто, да и какое это теперь имеет значение?

Что примечательно, варвары, как и ассамы до них, построили свой город из дерева, которого в округе было в избытке. К тому же гессеры, на весь цивилизованный мир прославившиеся своими плотниками, никогда не могли похвастаться искусными каменщиками. И остается загадкой, кто и когда сложил из черного камня неприступную башню с бронзовым куполом и откуда был привезен этот неразрушимый камень, стойкий не только к огню, воде и железу, но и к убийственным атакам времени.

Ла Жюльетт словно возникла из небытия в смутные годы шестого века Первой эпохи; выросла, как могучее черное дерево посреди поля, – и ни в одной летописи не осталось ни слова упоминания о ее создателях.

Правда, и летописей той поры осталось до смешного мало. В те годы началась Семидесятилетняя война между Массилией и Чегодаем. Привлеченные звоном золотых монет, алчные гессерские князья заключали бесконечные и непрочные союзы то с одной, то с другой воюющей стороной, истощая в многолетних битвах собственную армию и без того слабый флот. Закончилось все тем, что на обескровленную чужими распрями Охриду обрушились орды северных завоевателей.

* * *

С боем захватив столицу, хварлингский дюк Юд Гинкмар получил во владение тлеющие угольки деревянной крепости и огромную черную башню, в которой почему-то не пытались спрятаться от его дружинников оставшиеся в живых гессерские защитники.

С некоторым изумлением наблюдал он за тем, как, ощетинившись длинными копьями-самавака, распаленные кровью и смертью хварлинги сбрасывали их с крутого обрыва. И как они летели, раскрыв руки, будто бесполезные крылья, и исчезали в волнах без единого крика. Последней, предпочтя гибель позорному плену, шагнула в неизвестность молодая княгиня Сабия с маленьким сыном на руках. Но и она не совершила перед тем попытки укрыться в Ла Жюльетт – даже тени движения в ту сторону, как если бы там ее ждала участь гораздо более страшная, нежели смерть.

Хварлинги любят подробно смаковать деяния своих вождей и героев в бесконечных сагах. Их инструменты славятся своей немузыкальностью, певцы – скверными голосами, а поэты – скудостью воображения. Зато слушатели с лихвой окупают все перечисленные недостатки. Это самая благодарная публика, о которой мечтает любой странствующий бард; они помнят каждое слово и каждую мелодию. И не дай бог, если сказитель нечаянно забудет исполнить строфу с описанием ботинок, которые предпочел в тот день любимый персонаж; или же упустит, что он ел на завтрак в утро решающей битвы; или же ошибется в количестве пылких лобызаний, подаренных возлюбленному в качестве многообещающего аванса его красавицей невестой – той, что непременно предстоит оказаться в объятиях злодея перед тем, как герой спасет ее и назовет женой. Разумеется, рассказ о костюме злодея и подробном меню его последнего обеда также обязателен к исполнению под однообразное бряцание струн.

Тем невероятнее, что ни одна из нескольких десятков хварлингских саг, посвященных славным деяниям дюка Гинкмара, в одночасье сделавшегося королем, не повествует о его приключениях в Ла Жюльетт. Известно только, что разгоряченный сражением Юд, вооруженный окровавленной секирой, ворвался в башню и встретил там троих гессерских шаманов. О чем он говорил с ними от заката до полуночи, что видел в мрачных подземных лабиринтах, не ведомо никому, но после этого разговора в рыжей косе бесстрашного воителя появилась седая прядь.