Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард Страница 11

Тем временем Александр ворвался в лагерь и учинил в нем настоящий погром: он, как сумасшедший, понесся прямо на костер и разметал его во все стороны. Он брыкался и не давался в руки. Наконец, запутавшись ногами в стременах, ткнулся головой в землю, но и тогда не успокоился, а орал, словно под ножом у мясника.

Я, как мог, успокоил беднягу, оседлал и накинул уздечку. Жеребец успел скрыться. в лесочке, поэтому я не стал мешкать, а, сняв с седла лассо, направился прямо в ту сторону. Я надеялся, что мое лассо поможет обуздать даже такого лошадиного психа, как Капитан Кидд. Александр резко возражал: приседал на задние ноги, оглушительно ревел – в общем, всячески демонстрировал свое нежелание искать в бою славы. Мне даже пришлось дать ему серьезное предупреждение, после чего он выбрал из двух зол меньшее и нехотя подчинился.

Миновав перелесок, мы выехали на островок холмистых прерий, где пасся Капитан Кидд. Я направил Александра прямо к нему, на ходу раскручивая лассо. Капитан поднял голову и угрожающе фыркнул, однако не двинулся с места, а продолжал стоять как вкопанный, глядя на нас с оскорбительным пренебрежением. Таких коварных, злобных глаз мне не доводилось еще встречать, ни у одной божьей твари. Я бросил лассо, петля обвилась вокруг шеи жеребца, а Александр, как и полагается в таких случаях, присел для упора на задние ноги.

Ну, доложу я вам, это было все равно что накинуть петлю на ураган! Как только Капитан Кидд ощутил на шее прикосновение лассо, он содрогнулся всем телом и сделал мощный прыжок, пытаясь вырваться на свободу. Лассо выдержало, но сплоховали подпруги. Запаса их прочности хватило ровно настолько, чтобы мы с Александром в рывке оторвались от земли. А где-то на середине полета они лопнули. Я, седло и Александр приземлились единым клубком, но Капитан Кидд, рванув еще раз, выдернул из этой кучи седло (я привязал конец лассо к луке на техасский манер), а Александр освободился совсем просто: он с минуту беспрерывно лягал меня в ухо, пока мне поневоле не пришлось выпустить поводья. В благодарность за освобождение мул наступил копытом мне на лицо и, задрав хвост, во всю прыть припустил прямо в направлении Медвежьей речки. Как я узнал позже, он не успокоился до тех пор, пока не добежал до нашего дома, где потом отчаянно пытался забиться под кровать братца Джима.

Тем временем Капитан сбросил петлю и стал подступать ко мне – пасть широко раскрыта, уши прижаты, глаза пылают дьявольским огнем! Мне не хотелось его убивать, поэтому я вскочил на ноги и помчался к деревьям, на бегу присматривая достаточно высокое и прочное, чтобы на нем укрыться от конской мести. Но этот псих мчался за мной прытче торнадо, и я понял, что не успею. Тогда, выдернув из земли молодое деревце толщиной с мою ногу, я повернул его корнями кверху и в тот момент, когда мустанг уже готов был растоптать меня копытами, развернулся и что было сил огрел его стволом по башке. Во все стороны брызнули щепки, куски коры и корней. Капитан захрапел, моргнул. глазами и присел на задние ноги. Это был превосходный удар – угости я таким Александра, череп того раскололся бы, как орех, а ведь надо заметить, что даже для мула Александр был на редкость крепкоголовым. Пока Капитан вытряхивал из глаз кору вперемешку с искрами, я взобрался на толстый дуб, росший неподалеку. Мустанг начал осаду, выгрызая из ствола куски величиной с лохань для белья. Потом, не успокоившись, принялся обивать копытами кору, но дубу все было нипочем. Псих даже сделал попытку взобраться на дерево, немало меня этим позабавив. Наконец, видя бесплодность своих, усилий, жеребец презрительно храпнул и легкой рысью побежал прочь.

Я подождал, пока тот не скроется из виду, затем, слез с дерева, подобрал лассо, седло и отправился следом. Я знал, что бесполезно пытаться поймать Александра, если он взял курс к дому, но не очень беспокоился на его счет: у меня был вполне самостоятельный мул. Сейчас мне нужен был только Капитан Кидд. В тот миг, когда мустанг устоял против моей дубины, я понял, что мы просто созданы друг для друга: только этот жеребец смог бы целый день таскать меня на своей спине и оставаться к закату таким же бодрым, как и его седок. И я поклялся, что скорее койоты изгрызут мои кости, чем я откажусь от мысли объездить этого жеребца.

Я крадучись перебегал от дерева к дереву, пока наконец не увидел Капитана – тот трусил неспешной, развязной рысцой, на ходу подкрепляясь травой, верхушками молодых побегов, иногда ломая молодые деревца, чтобы полакомиться нежными листочками. Время от времени он пронзительно ржал и от избытка чувств взбрыкивал ногами. В такие минуты воздух вокруг наполнялся ошметками земли и мелкими, камешками, а сам конь пребывал как бы в центре небольшого смерча. Удивительный зверь! В нем было не меньше буйства и свирепости, чем у нализавшегося апача на тропе войны.

Сперва я полагал привязать конец лассо к толстому дереву и уже потом попытаться заарканить жеребца, однако, поразмыслив, отказался от этой затеи, опасаясь, что этот псих может перегрызть ремень. Но случай подсказал мне выход. Неподалеку над верхушками деревьев возвышались крутые скалы, и Капитан Кидд как раз проходил мимо устья небольшого каньона. Мустанг заглянул в расселину – вход в каньон – и фыркнул, словно в надежде, что ему ответит рычание кугуара, но там все было тихо, и он прошествовал дальше. Ветер дул в мою сторону, и я не боялся быть обнаруженным.

Как только его могучий торс скрылся среди деревьев, я осторожно подкрался к расселине и осмотрел каньон. Оказалось, что тот имеет форму неправильного круга и оканчивается тупиком. Шириной у входа не более тридцати футов, он быстро расширялся до ста ярдов, а затем так же быстро сужался до узкой щели. Со всех сторон каньон окружали скалы высотой не менее пятисот футов.

– Ну что ж, – сказал я себе, – вот готовая ловушка, – и стал сооружать из каменных глыб стену поперек расселины. Позже я слышал, что какая-то археологическая экспедиция (и за каким чертом занесло ее в наши горы?) потрясла весь научный мир открытием в этих местах следов древнейшей цивилизации. Археологи в один голос утверждали, будто обнаружили завал, воздвигнуть который под силу было лишь великанам. Они, должно быть, все с ума посходили в своих городах – то ж была стена, которую я приготовил для Капитана Кидда.

Стену предстояло сделать высокой и прочной, чтобы жеребец не смог перемахнуть через нее или разрушить. У подножия скал лежало полно обломков, но я выбирал только те, что весом не менее трехсот фунтов или поувесистее. За работой прошло все утро, зато, когда я закончил, передо мной встала стена выше человеческого роста такая прочная, что устояла бы даже перед натиском Капитана Кидда.

Я оставил в ней узкий проход, а снаружи приготовил еще несколько валунов, чтобы, когда потребуется, было чем завалить дыру. Завершив таким образом приготовления, я встал перед входом и завыл кугуаром. Честно говоря, даже сами кугуары попадаются на эту уловку, когда я начинаю им подражать. Поэтому не удивительно, что очень скоро до моего уха донеслось воинственное ржание, затем послышался ураганный топот копыт, треск ломающихся сучьев, и через несколько секунд из перелеска на открытое пространство вылетел сам Капитан Кидд – уши прижаты, зубы оскалены, а глаза красные, как боевая раскраска команчей. Наверняка, он не слишком жаловал кугуаров. Но меня он, как видно, тоже порядком недолюбливал. Увидев знакомую фигуру, жеребец в ярости зарычал и рванул прямо ко мне. Я скользнул в проход и распластался за выступом стены с внутренней стороны. Ослепленный жаждой мести, Капитан протиснулся следом и опомнился уже в каньоне. Прежде чем он оценил обстановку и повернул обратно, я выскочил наружу и стал заваливать вход. У мен был заготовлен огромный валун величиной с жирного кабана. Сначала я засунул в проход его, а сверху навалил другие, поменьше. Скоро объявился Капитан Кидд – весь в ярости, сплошные зубы и копыта. Но шансы перепрыгнуть через стену были равны нулю, а расшатать ее – и того меньше. Только этому коню все было нипочем. Он едва не сбил копыта, но все, чего добился, – это несколько крошечных осколков. Он точно спятил, а когда я влез на стену и показал ему сверху кукиш, с ним от ненависти приключилась настоящая истерика. Конь метался перед стеной, диким ржанием напоминая рев разъяренного паровика, которому не дают на реке ходу. Потом отступил и попытался расшатать стену с разбега. Когда он повернулся и изготовился в галоп, чтобы повторить опыт, я прыгнул со стены ему на спину, но прежде чем успел ухватиться за гриву, зверь швырнул меня обратно. Перелетев через стену, я приземлился точнехонько на кучу валунов и молоденьких кактусов.