Единственная для эшра. Эволюция. Книга 2 - Ираида Волконская Страница 11

***

Все картины, что я сейчас пишу, тоже не отличаются позитивной гаммой. Во снах ко мне приходят лишь сумрачные, зловещие миры. Там царит холод и мрак. Вихри тьмы закручиваются в спирали и уносят в угольную черноту небес красные всполохи глаз невиданных чудовищ. Скалы, отражая свет далёкой холодной звезды, сверкают, пронзая глухую тьму, острыми как бритва пиками. Страх не тревожит мою душу, пока я гуляю по этим мертвенно серым равнинам. Я зарываюсь пальцами ног в графитово-чёрный песок на берегах переливающихся серебристо-ртутными волнами рек. Эти реки несут свои воды бессчётное множество веков, и, кажется, что лишь взглянув в их блестящую струящуюся глубину можно увидеть все судьбы всех миров. Соблазн велик, но я удерживаю себя от этого опрометчивого шага. Эти пугающе-прекрасные своей чужеродностью миры манят тишиной и вековой стабильностью. Эмоции и чувства давно покинули их, оставив лишь пепел. Я не могу назвать своим ни один из этих миров, но они определённо мне знакомы. Я помню, что голова работает здесь не в пример лучше, чем в любом другом месте бесконечной вселенной. Здесь я любила думать и принимать решения…

Пробуждаться после этих снов тяжело: они засасывают меня словно в трясину, пахнущую смолой и гудроном. Тело слушается плохо, будто я вернулась в него не целая, а по частям и эти части ещё не заняли нужные позиции. От кофе я давно отказалась, впрочем, как и от чая. Вода, пропущенная через всевозможные фильтры, является для меня чуть ли не единственным живительным напитком. Напившись вдоволь, я иду в мастерскую. В такие дни я откладываю все дела и неспешно, словно в медитативном трансе переношу увиденное во сне на холст. Удивительно, но в эти моменты все мои страхи и волнения рассеиваются словно дым. Моя душа отдыхает, и сердце ненадолго обретает покой.

Но стоит нанести последний штрих, как пелена, окутывающая меня, исчезает, и я оказываюсь вновь один на один с яркими, бурлящими эмоциями, звуками и запахами этого мира. В первые мгновения это оглушает меня, и рефлекторно мне хочется вернуться в ту безмолвную черноту, что убаюкивала меня пару мгновений назад. Но, прикладывая волю, я всё же выныриваю в реальность и резко ухожу из мастерской, словно разрывая последние тонкие нити, что связывали меня с тем миром, кусочек которого я запечатлела на холсте. Звоню Марте и с удовольствием слушаю её светлый богатый на позитивные эмоции голос. Он пробуждает меня окончательно и я, стряхнув с плеч последние частички пепла, выхожу на улицу, чтобы насладится мягким вечерним солнцем.

Эти картины, как и моё состояние, настораживают Алана, если не сказать – пугают. В последнее время он всё чаще ненавязчиво (как ему кажется) предлагает мне обратиться к психологу. Значит такой «зверь» у них тоже есть. Но никакого желания изливать душу постороннему у меня нет, о чём я прямо говорю своему супругу. Как объяснить, что картины – это не плод моего воображения, навеянного дурным расположением духа. Я просто фиксирую свои сны, которые совершенно не зависят от моих желаний и демонстрируют каждый раз то, что само проявляется в моём подсознании. Вы, конечно, скажите, что тут я не права и подсознание – это как раз и есть сфера работы психолога. Но как ему объяснить, что разнообразие миров, что приходили и приходят ко мне во снах и насколько они позитивные или мрачные вовсе не зависят от внешних обстоятельств или моего настроения. Бывало ко мне приходили очень яркие, прекрасные миры, когда я переживала не лучшие периоды своей жизни (например, когда я теряла детей) и наоборот, снились не менее мрачные потусторонние миры, когда я была абсолютно счастлива (во время нашего медового месяца, например). Так что я не хочу с кем-либо обсуждать свои сны и своё творчество.

Наконец Алан признался, что на психиатрической экспертизе настаивает старейшина. Без разрешения психиатра мне не дадут «зелёный свет» в человеческий мир. А так как он за меня переживает, то хотел, чтобы я сначала побывала у психолога и возможно немного подготовила бы себя.

Почему-то подобная забота меня раздражает (глухая тьма внутри меня ворочается и недовольно шипит), но я ничего не говорю мужу и соглашаюсь пройти эту проверку. К всеобщему (как мне кажется) удивлению никаких отклонений у меня не выявили, но посоветовали отдых и работу с психологом для снятия психоэмоционального напряжения. Я мило улыбнулась, послушно покивала и покинула кабинет специалиста, напрочь выкинув из головы его наставления.

У меня больше нет преград, и я могу вновь влиться в человеческое общество и пойти работать, как недавно хотела. Но спустя месяцы мне стало это не интересно. Люди стали меня всё больше утомлять своими суетливыми действиями, мелочными проблемами и алчными желаниями. Интересно, психиатр достаточно квалифицированный? Я чувствую, что стала мыслить как-то по-другому, но ведь он не обнаружил никаких отклонений.

Алан удивился, но моё решение остаться дома поддержал.

«Сейчас не лучшее время для твоего свободного перемещения по городу», – сказал он.

«Конечно», – согласилась я.

Тем временем лето уступило свои права осени и приближается время гона. В этом году он наступит в конце сентября. По настоянию врачей мы с мужем должны провести этот период вместе. Возможно, нам улыбнётся удача, и я, наконец, забеременею. Алан нервничает, слишком боится причинить мне вред и явно опасается моей реакции. И это после того, что мы вытворяли на базе?! В ответ на его опасения и сомнения я предложила провести необычную тренировку, на которой он должен будет показаться мне в своей боевой форме. Поначалу он не согласился, но я резонно заметила, что на всякий случай хочу привыкнуть к его второй внешности и увидеть его сейчас в мирной, так сказать, обстановке. На это ему нечего было ответить. Пустых обещаний держать себя в руках он больше мне не давал.

Придя в зал, Алан не стал мешкать и сразу трансформировался. Несмотря на то, что я готовила себя к этому, тело на рефлексах дрогнуло, но я заставила себя не двигаться с места. Вопреки моим ожиданиям, он не стал меня обнюхивать и вообще делать нечто подобное. Он просто спокойно стоял, широко расправив и без того немаленькие плечи, и слабо повиливал своим длинным хвостом-кнутом. Его раскосые зелёно-золотые глаза смотрели на меня с настороженностью и ожиданием. Я же неспешно обошла его кругом, лишь слегка касаясь кончиками пальцев его шипов, волос и гребня, который, оказывается, имеется на спине и практически полностью скрывается в густых длинных волосах, струящихся по спине, линия роста которых начинается сразу под острым клиновидным роговым наростом, в который плавно перетекает верхняя часть головы. Он словно острый козырёк нависает над затылком, видимо являясь дополнительной защитой головы со спины, а возможно и орудием (им можно и глаз проткнуть, если захотеть).

Всё время, что я его осматривала, он боялся даже дышать, не то что двигаться, и лишь косил любопытным глазом. Мои пальцы при тактильном контакте с его шипами, естественно, пострадали, немедленно закровоточив. Но я не обратила на это никакого внимания, зная, что ранки скоро затянутся сами. Но Алан не выдержал, и аккуратно взяв в руку мою кисть, принялся их облизывать, ускоряя регенерацию. Я невольно засмеялась, а приятные мурашки пробежали от кончиков пальцев по всему телу. Кажется, я покраснела.