Рыцарь в серой шинели - Александр Конторович Страница 11

– Да. И то и другое.

– Где и кем воевал?

– Далеко отсюда… в Афганистане.

– Не знаю такого места… Кем был в армии? Кто командовал?

Кому соответствует замкомвзвода в нынешнем времени?

– Заместитель командира полусотни пехотинцев. Командовал нами полковник Громов.

Брог уважительно покивал головой.

– Слышал о таком? – повернулся к нему управляющий.

– Точно не скажу… Вроде бы приходилось что-то такое слышать… Может быть – Гарам? Про него слышал. Говорят, серьезный был командир. Погиб он, лет пять уже прошло…

– Ну ладно. Это не так важно. А служил после кем?

– Помогал искать и ловить преступников. В Москве.

– Стражником был? Что же не остался на этом почетном месте?

И что я ему скажу? После моего рассказа, если и не повесят, то в психушку закатают на веки вечные. Хотя… психбольниц тут еще нет… Тогда, скорее всего, все же повесят.

– Сопровождал судью (а ведь по местным меркам наш следак – почти что судья!) в дальней поездке. На нас напали, меня ударили по голове. Очнулся вдали от знакомых мест, связанный, в чужой повозке. Ночью удалось бежать…

– Хм… Ну… все может быть…

По знаку Гарта к помосту подвели Вилема и тоже поставили на колени.

Управляющий оглядел нас и удовлетворенно кивнул головой.

– Итак! Я, Годефрин Гарт, рассмотрел данное дело и установил следующее. Убитый торговец Олли действительно был сброшен в воду уже мертвым. Осмотром его тела удалось установить причину смерти… – Управляющий обвел внимательным взглядом притихшую толпу. – Он был отравлен!

По толпе пронесся вздох.

– Задержанный по указанию старосты незнакомец, именующий себя Алексом Ершем, свою вину в убийстве не признал. Более того! Он обвинил в этом трактирщика Вилема, жителя вашей деревни. Косвенным доказательством этого служат и обнаруженные на теле покойного улики.

Толпа затихла совсем. Слышно было, как вдалеке чирикают птички.

– Которых, однако, недостаточно для того, чтобы оправдать Алекса Ерша, так и для того, чтобы обвинить Вилема.

Управляющий сделал паузу.

– И потому предоставленной мне властью объявляю! Для установления истины в этом деле мною назначается… божий суд!

За моей спиной послышался дружный выдох.

– Суд произойдет здесь же! Оба поединщика не могут выставить вместо себя защитников. Они могут драться только своим собственным оружием. Белым оружием! Они не имеют права выходить за пределы площади. Не могут использовать колдовство и магию. Не могут прибегать к уловкам и чьей-либо помощи. Не могут заменять сломанное оружие. Нарушивший эти условия будет признан виновным! При попытке бежать или уклониться от боя виновный будет убит на месте арбалетчиками.

За спиной послышались щелчки – арбалетчики заряжали свое оружие.

– Поединок будет продолжен до смерти одного из поединщиков! Все! Я сказал!

Моих рук коснулось железо, веревки были разрезаны. Солдат похлопал по плечу и жестом предложил мне встать на ноги. Брог спустился с помоста и подошел ко мне.

– Ну вот, видишь, как все обернулось? Не так уж и плохо в твоем-то положении?

– Да уж…

Я покосился на Вилема. Тот стоял, разминая руки. К его бедру был прислонен немаленький обоюдоострый топор. Рукоятка его завершалась копейным острием.

– Ну да, он же в прошлом солдат, как и ты. Накопил денег, вот и открыл тут харчевню.

Но… у меня же нет своего белого оружия… Разве что складной нож… или вот… ломик еще есть… Ножовкой по металлу и молотком тоже не очень отмахаешься от такого топора.

Тесак! Вот он был бы весьма кстати!

– Подожди… Брог, в моих вещах должен ведь быть мешок? Он цел?

– Разумеется! Кто же тронет вещи подсудимого до приговора?

– Я могу его получить?

– Да, твои вещи сейчас принесут.

В голове тут же всплыла картина показательного расстрела из АПСа как самого Вилема, так и тех, кто попытался бы мне в этом помешать. Но… я помнил слова Брога о колдунах… В том, что это признали бы колдовством, да еще и прилюдно совершенным, сомнений не было никаких. Стало быть, меня начали бы гонять всей округой. Да и не факт, что против полутора десятков арбалетчиков пистолет будет очень эффективным оружием. Даже если я и положу большую часть своих противников, оставшиеся быстро превратят меня в подушку для булавок…

Откуда-то сбоку вывернулся еще один солдат. Он тащил мой «Кюлленберг» и вещмешок. Положив все это к ногам Брога, он остался стоять рядом.

– Вот, – кивнул мне стражник головой. – Можешь выбирать.

С сожалением отодвинув в сторону кобуру с пистолетом, я подпоясался ремнем с подсумками и, развязав бывшую сумку, вытащил оттуда сверток с тесаком. Еще в лесу я завернул его в обрывок ткани, который там же, в сумке, и лежал. Меня не прельщала перспектива порезаться об тесак, лежащий у меня за спиной. По этой же причине я надел на его острие кусок деревяшки. А то еще пропорет сумку… Вот теперь я только что и мог, как воздать хвалу собственной предусмотрительности. Развернув ткань, я вытащил на свет божий тесак и повертел его в руке, приноравливаясь к балансу…

Сдавленный вздох!

И около меня стало пусто…

Брог и солдат оказались в паре метров от прежней позиции. Стоявший за спиной солдат тоже куда-то отскочил.

Наступила тишина.

И в этой тишине проскрипели по помосту сапоги Гарта.

– Что там у вас, Брог?

– Вот… ваша милость… извольте посмотреть, – и стражник указал на клинок в моих руках.

Гарт неожиданно легко спрыгнул на землю и подошел поближе. Глаза его удивленно расширились.

– Надо же… вот уж не ожидал увидеть его своими глазами. Ну-ка, уважаемый, – обратился он уже ко мне. – Покажите-ка мне эту… вещицу. Нет-нет! Из своих рук!

– Да ради бога…

Клинок как клинок. Сантиметров семьдесят или около того. Обоюдоострый. Колющее острие слегка приподнято над средней линией клинка. Широкая гарда и примитивная, явно не родная, деревянная рукоять. Сейчас, на ярком свету, он уже не выглядел потасканным и очень старым. Металл отливал синевой, подчеркивая очертания рун. Освобожденное от наколотой на него деревяшки острие смотрелось хищно и недобро. Баланс клинка был великолепен, видимо, его основание каким-то образом было специально утяжелено.

Не прикасаясь к оружию, Гарт обошел меня со всех сторон, рассматривая не только клинок, но, по-видимому, и меня заодно.

– А скажите, уважаемый, на вас одета вся ваша одежда? Или есть еще что-нибудь?

Интересные перемены, однако! Я вдруг стал «уважаемым»! С чего бы это?