Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови» - Герман Романов Страница 11

— Вот и хорошо, что понимаешь. А раз так, то согласишься со мною, что единственный шанс для нас заключается в том, чтобы спасти революцию. Я имею в виду мировую. Пока большевики будут заняты в Европе, у нас есть время хорошо подготовиться. Так что…

— Даешь Берлин и Париж, — усмехнулся Михаил Александрович. Вот только улыбка на губах у него вышла слишком натянутой, словно маска древнегреческого сатира…

Новочеркасск

— Что, «съели» казаков?! Нате, выкусите! То ли еще будет в ближайшее время! Такое начнется…

Атаман Всевеликого войска Донского генерал-лейтенант Петр Краснов воинственно распушил усы и прошелся по кабинету, вспоминая минувшие два года. Какое было время?!

Не дай Бог снова пережить подобное!

Весной 1918 года генерал скрывался в казачьей станице, прячась от хозяйничавших на Дону красных. Тяжкие были дни… Но полезные, ибо революционный дурман быстро выветрился из голов станичников, и казаки, поголовно взявшись за шашки, вышибли красных из всех южных округов.

Собранный именно из рядовых станичников «Круг спасения Дона», названный политическими болтунами «серым», именно ему, генералу Петру Николаевичу Краснову, вручил тяжелый атаманский пернач и отдал почти неограниченные права, которыми атаман умело воспользовался.

Военизированный уклад жизни донского казачества позволил уже к июлю сформировать десятки конных полков и пеших батальонов — несмотря на неоднократные попытки красных разоружить в семнадцатом году идущие с фронта казачьи эшелоны, донцы сдавать свое оружие не желали, так что даже пушки с пулеметами до дома доставили. А потому казачья армия уже через пару месяцев смогла выбить красногвардейские отряды, полностью освободив войсковую территорию.

Это был звездный час атамана Краснова — он стал главой первого в истории казачьего государства, признанного другими державами. Хотя их перечень являлся кратким, а первое место в нем занимала Германия и ее немногочисленные союзники.

Краснов даже отправил к кайзеру Вильгельму II Зимовую станицу — так издавна называли на Дону посольства. Заключенное в Берлине соглашение позволило донцам бесперебойно получать от немцев оружие и боеприпасы, а в обратном направлении в голодающую на карточках Германию пошли эшелоны с казачьим хлебом.

Германцы здорово выиграли на поставках. В обмен на чрезвычайно нужное для Второго рейха продовольствие они делились патронами и гранатами, винтовками и пулеметами, пушками и снарядами. Не скупясь отдавали донцам… захваченные у русской армии трофеи. Много побросали солдатики складов, вооружения и прочего имущества, хватило и казаков снарядить, и гетманскую опереточную армию, с ее стрельцами, одетыми в просторные шаровары, необъятные, как Черное море.

Щедро делились германцы, но про запас осталось еще больше. Причем столько, что противоборствующие стороны долго междоусобную войну вели. Да еще вечно голодранцы-поляки (хоть и с неприкрытой задницей, но ведь пан, никак иначе) на старых русских складах разжились имуществом, таща, будто шелудивые тощие крысы, все, что в вороватые руки попадалось.

Атаман брал у немцев оружие — иначе Дон не выстоял бы под напором красных. Взял для казаков, но делился с генералом Деникиным, ведь тогда «добровольцы» вели ожесточенные бои на Кубани, испытывая крайнюю нужду во всем. Щедро поделился, понимая, что в борьбе с большевиками нужна взаимная поддержка.

А в ответ что получил?

Вместо искренней благодарности хлынул поток грязных оскорблений и клеветы, ругани от командования ВСЮР, с «екатеринодарской помойки», как мысленно окрестил Краснов штаб Добровольческой армии. Но на этом Деникин с компанией генералов и сбежавших помещиков не успокоился, и как только кайзер проиграл войну и приплыли «союзники» — мать их за ногу — такое началось!

Краснова травили со всех сторон, называя германской подстилкой, при этом выпрашивая «донские» рубли, ведь имперских денег, как и любых других, включая паршивые «керенки», у деникинских «странствующих музыкантов» не было. И чтобы свалить его с атаманского поста, пошли даже на прямое предательство донских казаков, когда прошлой зимой те не удержали под мощным напором большевиков фронт, да еще «разложились» под воздействием красной пропаганды.

— Сволочи, — пробормотал атаман, вспоминая те события. — Они не меня убрали, они себе яму выкопали!

Краснов тяжело вздохнул и подошел к окну — вдали виднелся памятник знаменитому атаману Матвею Ивановичу Платову, по настоянию которого и был построен Новочеркасск, ибо старую столицу постоянно затапливало в донское половодье. Может быть, и ему самому, что держал в своих руках атаманский пернач в самое тяжкое время, благодарные донские казаки тоже установят памятник.

Хорошо бы!

Петр Николаевич еще раз тяжело вздохнул — слишком ненадежно все сейчас, зыбко, как редкие плывуны в Сальской степи. Он отдавал себе отчет в том, что красные ушли с Дона вполне добровольно, но если захотят вернуться, то встретить их будет нечем.

Сильно ослабел Дон в революционное лихолетье, потеряв свыше ста тысяч чубатых и боевитых казаков, казачек да детишек, что горшее всего. Потери чудовищные, невосполнимые. Именно понимание этого и сломало упертость «серой» части Круга, что проходил в этом июне. Только сейчас станичники со скрежетом зубовным решили дать полные казачьи права всем коренным крестьянам, поселившимся на Дону до реформ 1861 года.

Это не менее четверти населения края, в котором казаки составляли чуть меньше половины. Более того, и те крестьяне, что поселились и после реформ, могли рассчитывать на это, за исключением тех, кто был отмечен в яром большевизме. Впрочем, последнее распространялось на иные категории населения — слишком велика была нетерпимость к врагу, залившему кровью берега тихого Дона.

Как ратовал атаман за такую реформу, но весной восемнадцатого года, прекрасно понимая, что без поддержки «коренных» иногородних и богатой части «пришлых» одним казакам не устоять. Тогда его не поняли, и за это заблуждение, основанное на эгоизме, донцы дорого заплатили — антиказачьи восстания полыхали постоянно, ослабляя и обескровливая Дон.

Сейчас это решение буквально «продавил» генерал-адъютант Арчегов, сославшись на волю монарха и на то, что подобные реформы приняты в Сибири на государственном уровне. И если донские казаки снова проявят эгоизм и своеволие, то помощи в случае неизбежного красного нашествия им уже не будет, да и выделять значительные средства на восстановление порушенных хозяйств правительство и монарх не станут.

— Сила Дона токмо в единении, — атаман повторил запомнившиеся всем горячие слова молодого генерала, казака по происхождению и по духу, и задумался — старый атаман всем нутром чувствовал, что установлен не долгий мир, нет, на это не стоило надеяться, а краткая передышка. А вот что последует в будущем, можно было только гадать и надеяться на лучшее…

Иркутск

Смотреть на лежащего перед ним человека было страшно — багровое от ожога лицо переползало на покрытые вздувшимися рубцами плечи. На лбу бесы молотьбу устроили, череп весь сморщился и кровавил. Волосы и брови напрочь отсутствовали.