Числа и знаки - Юрий Бурносов Страница 11

– Здесь мы смиренно живем и так же молимся, - сказал бертольдианец. - Правда, у меня, как настоятеля, есть домик в центре поселка, я вам о нем говорил, но почти все время я провожу здесь.

Из храма вышел еще один монах, одноглазый бородач. В руке он держал топорик.

– Брассе Ианус, - назвал его священник.

– Где был убит брассе Зиммер? - спросил конестабль, оглядывая двор.

– Обыкновенно несущий ночную стражу стоит здесь. - Священник указал на подобие караульной будки, высокой и узкой, где нельзя было сесть и тем более лечь. - Если на дворе непогода, он укрывается тут, в другое время просто ходит вокруг.

– А где нашли тело?

– Вот здесь. - Священник тронул Бофранка за локоть и провел чуть в сторону от будки. На утоптанной, как и во всем монастырском дворе, траве не было каких-либо следов, разве что какие-то темные пятна, скорее всего от пролившейся крови.

– Где сломанный посох?

– Пойдемте.

Они вошли в храм. Священник сразу же отлучился, так что Бофранк мог во всех деталях рассмотреть молельный зал. Это стоило внимания, ибо деревянные его стены и колонны были прихотливо изукрашены искусною резьбою, изображавшей различные сцены из святых писаний. Тут были демоны, ввергающие еретиков и грешников в котлы с кипящей водою; тут же присутствовал святой Аполлинар, обративший смоляной вар на коже своей в ледяные кристаллы; напротив соседствовал святой Хризнульф, с коего ледяная вода стекала теплыми и приятными, словно в бане, потоками. Неизвестный резчик изобразил на колоннах змиев, изблевывающих пламень, и гиен, что гадят брением и видят во тьме, как при светлом дне; тигров и львов, и гадов водных, и под земных жаб…

Здесь же имелся вепрь, поддевающий на иклы свои тучного человека, разумеемого то ли как нерадивого священнослужителя, то ли как простого чревоугодника; и мать здесь присутствовала, что из чрева своего извлекает дитя против всех природных и человеческих правил, а поодаль уже поджидает ее жуткое чудовище с мордою пса и телом саламандры; и чернокнижник, исповедующий запретное, был тут со свечою в руке и о дурном взоре; и житель дальних земель, что пожирает людскую плоть и не ведает истинной веры; и алхимик, составивший договор с черными силами, дабы получить власть всеземную и богатство невиданное… Там скалил зубы дивный зверь с хвостом, как у молоха, а тут - улыбался ангел, столь пресветлый, что невинная улыбка ребенка рядом с ним, казалось, меркла и не радовала.

О таких храмах писал - уже довольно давно, но строки те любили повторять некоторые священнослужители - Благочестивый Терлих из Шпее: «К чему в монастырях перед лицом читающей братии это смешное уродство или красивое безобразие? К чему тут не чистые обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему получеловеки? К чему полосатые тигрицы? К чему воины, разящие друг друга? К чему охотники трубящие?

Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы голова четвероногого. Здесь зверь спереди конь, а сзади половина козы, там рогатое животное являет с тыла вид коня.

Столь велико, наконец, причудливое разнообразие всяких форм, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать эти диковинки, вместо того чтобы размышлять над божественным законом».

Тут появился фрате Корн, сказавший со скромной улыбкой:

– Чувствую я, вспоминаете Благочестивого Терлиха, коли читали последнего.

– Как вы догадались? - удивился Бофранк.

– Глядя на резьбу оную, нельзя не вспомнить брюзжание отца сего. Тем и прославлен…

Не продолжая, он увлек его в маленькую комнату справа от входа, где горел тусклый светильник. На столе лежал обычный деревянный посох без какой-либо резьбы и украшений, переломленный пополам. Бофранк внимательно осмотрел место излома, но ни чего странного не обнаружил.

– Кто нашел тело?

– Брассе Ойвинд и брассе Эрлах.

– Позовите последнего, фрате. Я хотел бы задать ему несколько вопросов.

– Если только он не рыбачит… - Священник удалился, оставив Бофранка одного.

Конестабль еще раз осмотрел остатки посоха. В сортах и породах дерева он нисколько не разбирался, но это казалось очень крепким, и сломать его мог разве что весьма сильный человек.

Положив обломки на место, Бофранк оглядел комнатку, в которой находился. На полках были разложены какие-то ящички, книги, тут же стояли непрозрачные стеклянные сосуды, закрытые пробками, и глиняные горшки. Наверное, кладовка. Необходимые для обрядов вещи и вся потребная утварь.

Брассе Эрлах, появившийся в сопровождении священника, выглядел сущим разбойником: поросшее короткой черной щетиной лицо, кривой нос, глаза-угольки под нависшими бровями. В поведении и разговоре он, напротив, оказался кроток и учтив.

Монах сказал, что нашел брассе Зиммера во дворе, когда рано утром вышел по хозяйственным надобностям. Направившись было к распростертому телу, брассе Эрлах увидел отрезанную голову, много крови и в ужасе бросился назад, в дом, дабы разбудить остальных. Тут же были посланы люди за фрате Корном и чирре Демелантом, а тело никто не трогал и с места ничего не сдвигал; только брассе Леонард, стоя чуть в стороне, читал над убиенным молитвы.

– Как давно брассе Зиммер был мертв, когда вы его нашли?

– Я ведь не лекарь, хире… - сказал монах, мелко и беспорядочно шевеля в смущении своими большими волосатыми руками. - Но кровь уже успела свернуться, а тело сильно похолодело; правда, ночь выдалась морозная, и даже лежал иней.

– И никто не слышал криков, шума борьбы?

– Как вы могли видеть, ни монастырь, ни жилище не имеют окон, будучи освещаемы внутри только фонарями и светильниками, - заметил фрате Корн, - а сквозь толстую бревенчатую кладку наружные звуки не проникают.

– Знаете, фрате, - сказал Бофранк, когда монах был отпущен и ушел. - Я бы советовал вам соблюдать правила монастыря, но ставить в ночь двоих, а то и троих монахов.

– Я уже сделал так, - кивнул бертольдианец.

Дальнейший день прошел без особых событий. Бофранк отобедал у старосты - на сей раз, за столом присутствовал только сам хире Офлан, а беседа велась преимущественно об экономических и домашних делах, после чего недолго поспал и пожурил бродягу Акселя за дурно почищенные сапоги и штаны.

О бутылочке с семенем конестабль вспомнил ближе к ужину, сидя в своей комнате и рассеянно перелистывая «Нескромные мечтания» Улье Трифениуса, довольно фривольное собрание стихов, купленное в дорогу с целью развеять скуку. Прочитав несколько еще в пути, Бофранк убедился, что книга нехороша, а автор явно не учен стихосложению, и забросил ее было, но теперь вот снова извлек и, к неожиданности, нашел пару премилых и забавных сонетов.

Он читал бы и далее, но строки «наполнил семенем сей благостный сосуд» привлекли его память к событиям на леднике и взятой там толике семени. Достав из кармана бутылочку, конестабль обнаружил, что бывшее замерзшим семя сейчас растаяло и растеклось отвратительной белесой слизью.