Охранитель - Андрей Мартьянов Страница 11

Схоластик у Сен-Вааста излагал, как и полагается, обстоятельно, с бесчисленными малозначащими подробностями и философскими отступлениями — ничего не поделаешь, клюнийские традиции. За что ни берутся, всё пытаются объять необъятное.

Если отбросить словесный мусор и метафизическую шелуху, жалоба Бенедикта Отрингенского укладывалась в несколько простых фраз.

Графство Артуа было окраиной цивилизованного мира — читай, Французского королевства, — многоразличные необъяснимые явления тут случались и прежде, однако за рамки обывательских представлений о «сверхъестественном» не выходили. Ведовство не распространялось дальше захолустных деревень, — на сельских знахарок церковные власти смотрели сквозь пальцы, кому будет хуже, если они вылечат захромавшую лошадь или призовут дождь на пашни в засуху?

Поговаривали, будто в дремучих лесах к востоку, за Дуэ, еще обитали древние галльские духи — покровители исчезнувших ныне племен атребатов, нервиев и адуатуков, но встречи с призраками были редки, а сведения о них недостоверны. Еще дальше, за рекой Маас, начинались и вовсе дикие земли, а вернее — горы: Арденны, где какой только нечисти не встретишь. Достаточно вспомнить дракона Фафнира из германской легенды о рыцаре Зигфриде и Нибелунгах.

У окрестных смердов была своя система запретов и примет, передаваемая из поколения в поколение. На Плувэнское болото ходить нельзя, ундины зачаруют и утащат в топь. Не оставайся на ночь в роще Байоль принадлежащей сеньору д’Оппи: там старый божий круг язычников, после заката из тысячелетних вязов выходят сильвэны, забирающие молодых пастушат в свою волшебную страну.

Просто «плохих мест» было не счесть — омут на Марэ дю Пон, сгоревший дом графского лесничего за рекой, дуб, пятикратно расколотый молнией — в последнем случае бытовало поверье, что под деревом три с половиной столетия назад были запрятаны сокровища легендарного Альтмара Аррасского, которые и притягивают небесный огонь.

Словом, ничего необычного — в любой деревне на пространстве от Лангедока до Нормандии вам расскажут десятки подобных историй, как правило не блистающих разнообразием. Поверья простонародья в целом одинаковы.

... — Началось всё в прошлом году, после Пасхи, — брат Михаил коснулся деревянным стилом письма. — Торговец шерстью из Тиллуа, — это большое село неподалеку, — найден расчлененным в двух милях от города, над останками надругались: прибили к дереву гвоздями. Прево Арраса решил, что видит дело рук сумасшедшего — бродил здесь один помешанный именем Марселон. Марселона стража арестовала и допросила, получив косвенные признания.

— Что значит «косвенные»? — удивился Рауль.

— То и значит: его неразборчивое мычание на дыбе интерпретировали в пользу виновности. Что вы как ребенок, мэтр? Провинциальное правосудие. Вы же адвокат, должны понимать!

— Ясно, — вздохнул мессир Ознар. — А два дня спустя — очередной разъятый труп. Потом снова.

— Именно. Самое неприятное в другом: происходящее отчетливо напоминало ритуальные убийства. Да еще в пасхальную неделю. Куда ведет ниточка, спрашивается?

— Евреи.

— Совершенно верно, — удовлетворенно кивнул преподобный. — Одна беда: эдиктом Филиппа Красивого от 19 июля 1306 года все не принявшие христианство евреи изгонялись из Франции, а их имущество конфисковывалось. Ни одного иудея в Артуа сейчас не найдешь — я специально проверял и на всякий случай приказал взять немногих выкрестов под ненавязчивый надзор. Хотя... Камбрэ совсем рядом, а в Священной Римской империи евреям жить дозволено. Но и здесь возникает неувязка: все девять погибших в мае прошлого года были взрослыми мужчинами, способными постоять за себя — не подходят они на роль безвинных христианских младенцев, как ни крути...

— Девять? — уточнил Рауль? — Точно девять, а не восемь и не десять?

— Схватываете на лету, прекрасно, — снизошел до похвалы Михаил Овернский — Ритуальное число и ритуальные убийства. Девятка — число силы, разрушения и могущества, тройная триада. В учении каббалиста Иегуды Хасида из Регенсбурга — основа Древа Жизни, сефира «Йесод»...

Мэтр непроизвольно закашлялся, посмотрев на Михаила не без изумления.

— Врага надо знать изнутри, — наставительно сказал преподобный с полуулыбкой. — Да, я изучал запрещенный «Сефер хасидим» раввина Иегуды. Даже Necronomicon почитывал, если вам интересно это услышать... Судя по бурной реакции, мессир Ознар, с «Сефер хасидим» вы тоже некогда ознакомились? Не стану спрашивать где, у кого и при каких обстоятельствах — не до того. Однако, на будущее рекомендую сдерживать эмоции, особенно находясь в обществе представителей Sanctum Officium — могут понять превратно. Или наоборот, с фатальной для вас прямотой.

— Я постараюсь, — вздохнул Рауль.

— Далее. К лету началось невообразимое: крестьянку Изабо Дуаньи односельчане застали в поле, высасывающей кровь из собственной дочери, которой исполнилось всего несколько недель. Изабо забили кольями, труп выбросили в реку. Ребенок тоже погиб. Ничем не вызванная вспышка сатанинского гнева у монахов в Меркательской грангии ордена святого Бенедикта — шестеро братьев буквально измордовали друг друга прямиком в часовне, пятерых нашли мертвыми, последний скончался в судорогах в присутствии приора: череп проломлен наалтарным крестом. На всех телах следы укусов. Они не просто дрались — рвали зубами.

— Одержимость?

— В церкви? — вздернул брови преподобный. — Куда бесам ход заказан?

— Известны исключения.

— Безусловно, но массовая одержимость среди монашествующих?.. Бенедиктинские обители по нынешним временам далеко не всегда отвечают строжайшим требованиям «Правил», девять веков назад созданных святым из Нурсии, и все-таки это явление мягко говоря нераспространенное — в женских монастырях hysteria как разновидность одержимости еще встречается, но в мужских?

— Закрытым мужским сообществам более свойственны obessia et compulsia, — со знанием дела поддакнул мэтр. — Причем навязчивые мысли и действия одержимостью не считаются.

— Да неужели? — хмыкнул брат Михаил. — А как вам сообщение из Каранси, от 9 июля прошлого года? Деревня как деревня, тридцать дворов, церковь. О слове «ересь», уверяю, там с сотворения мира и Ноева потопа не слыхивали — простецам не до ересей, урожай бы собрать. И вдруг всё мужское население, от мальчишек до старцев, обуревает мания покаяния и флагеллантства — занимались самобичеванием с рассвета до захода солнца, девятнадцать человек до смерти. Женщины пытались их остановить, но не преуспели. Всё прошло к ночи. Архидиакон послал в Каранси священников, выяснить обстоятельства, но простецы в один голос твердят: ничего не помним, как так вышло не знаем... Снова скажете про obessia et compulsia? Не верю!

— Три половиной десятка случаев небывалого помутнения разума только в диоцезии Арраса, если верить Бенедикту Отрингенскому, — покачал головой мэтр Ознар. — Многие с печальным исходом — убийства, самоубийства, подозрительные случайности. А в августе появились эти... Chasse sauvage. Venatio fera.