Земля Злого Духа - Андрей Посняков Страница 11

– Красивый город, – поглядев на ярко-голубой купол, промолвил Иван. – Богатый, большой. Теперь наш будет!

Священник согласно кивнул:

– Наш. Кашлык – это значит «городище», «город», иначе еще Искером зовут, что по-татарски значит «Старая Земля».

– А Сибиром его почему прозывают?

– От народа древнего, что когда-то здесь жил. Тот народ сибиром звался.

– Понятно, святой отец.

Наверное, лет пять уже Иван Еремеев был знаком с отцом Амвросием, и все пять лет искренне восхищался его познаниями буквально во всех областях! Несмотря на свое подвижничество, священник никогда не чурался знаний, всегда с любопытством расспрашивал торговцев и пленных, изучал языки, а как толковал Святое Писание! Любо-дорого было послушать.

Сейчас Иван с отцом Амвросием направлялись в восточный район города, что был отдан их отряду и немцам, как говорится, «на раздрай». С утра оба явились на совет к Ермаку Тимофеевичу, где присутствовали все атаманы с помощниками, там и подтвердили, что Кучум вместе с войском позорно бежал в степь, бросив на произвол судьбы свою столицу.

Что ж, туда ему и дорога, нехристю, а столицу нужно прибрать к рукам – город богатый. Там же, на Совете, решали: не остановиться ли здесь, в Сибире, на зимовку, ведь на дворе-то стояла глубокая осень, хоть, по здешним приметам, и теплая, да по утрам уже были заморозки, неделя-другая – и реки покроются льдом. Спорили до хрипоты. Иван Кольцо призывал идти дальше, покуда совсем реки не встанут, Матвей Мешеряк хотел уйти зимовать в Чинги-Туру, еще прозываемую Тюменью, а кое-кто даже намеревался уговорить головного атамана вернуться в острог, к Камню, и переждать зиму там, в спокойном обжитом месте. Ни к чьему мнению Ермак Тимофеевич пока не прислушался – думал.

…А город между тем грабили. Грабили весело, с шутками, смехом, и – как и наказывал атаман – без особого зверства. Девок, конечно, выволакивали за косы, пускали на круг, ну так это понятно: святое право победителей! Так же и добро: в брошенных домах – дворцах целых! – было чем поживиться, да и в не брошенных… Двое немцев в куцых камзолах и беретах с перьями, хохоча, выгнали с одного двора баранов, похоже взятых не просто так – палаши-то наемники не вытерли, и по ножнам стекала, капала кровь.

– О, герр Иоганн! – узнав Ивана, приветствовали немцы. – Не хотите ли к нам, на бережок? Сейчас баранов зажарим, притащим красивых дев. К тому же наш капитан Ганс отыскал местный шнапс!

– У татар есть шнапс? – удивился отец Амвросий. – Скорее, это просто арька из забродившего кобыльего молока.

– Может, и из молока, – ухмыльнулся в усы немец. – Но забирает не хуже шнапса!

– А что за капитан Ганс? – уже отойдя, оглянулся Еремеев. – Штраубе?

– Он самый, герр Иоганн! Какой еще есть у нас капитан?

Младшой атаман улыбнулся:

– Тогда придем, раз уж звали.

Казаки двинулись дальше, держа направление на дальнюю мечеть с высоким минаретом, к которой вела неширокая кривая улочка с огороженными мощными оградами дворами. Ворота, впрочем, почти везде были распахнуты настежь – грабили! На улицу с дворов летели куриный и гусиный пух, перья, доносилось блеяние баранов, ржание лошадей, веселые крики и нехороший, отчаянный вой, сердца победителей вовсе не трогавший: мало ли зла причинили татары русским людям? Вот пусть теперь и расплачиваются.

Из какого-то темного, заросшего чертополохом проулка вдруг выскочил мосластый на лицо казак в изорванном узком кафтане и с обнаженной саблей в руках. Шапки на казаке не было, злые глаза метали молнии, на левой щеке кровянилась рана.

– Вогулича не видали, робяты? – увидав своих, прокричал казак. – Низенький такой, гнусный. В кафтане из шкур.

– В малице, – педантично поправил отец Амвросий. – Нет, не видали. А что, должны были видать?

– Да вот погнался за ним, а он… нырнул тут куда-то…

Еремеев покачал головой:

– Не, не попадался вогулич. А что сотворил-то?

– Да, гаденыш, выскочил откуда-то, кинулся, бубен из общей кучи схватил – и наутек! Я уж было его и поймал, так он мне, собака худая, ножом чуть не в глаз – хорошо, увернулся. Не-е, братцы, такое прощать нельзя, наказать надо! Побегу, поищу…

– Давай, ищи, – пожал плечами Иван. – Удачи тебе, козаче.

– Бубен, – тихо, себе под нос, промолвил отец Амвросий. – У язычников-то бубен много чего значит. Может, не простой вогулич-то – волхв, по ихней речи – шаман.

– Знаю, что шаман. – Атаман рассеянно покивал и вдруг улыбнулся. – А помнишь, как на зимовье, в острожке-то, речь вогуличей да остяков учили? Ты ведь начал, да казаки некоторые… я вот теперь жалею, что мало втянулся, – могла б и пригодиться еще речь-то.

– Напрасных знаний нету, сын мой, – назидательно ответствовал отец Амвросий. – Вот и Афонасий язык тот учил…

Еремеев снова засмеялся, на этот раз громко, взахлеб:

– Ага, учил бы он, кабы не твоя палка!

– А в любом ученье, сын мой, без палки поначалу никак, – с кроткой улыбкой заметил священник. – Особливо ежели ученик годами мал да в разум еще не вошел. Тут токмо телесные наказанья помогут, иначе баловство одно будет, а не учение. Сказано – розга ум вострит, память возбуждает и волю злую в благо преломляет!

– И ведь верно сказано-то. – Атаман согласно кивнул и, остановившись, вскинул голову. – Правильно идем-то? Что-то я минарета не вижу.

– Да вон он, минарет. – Отец Амвросий тоже посмотрел в небо. – Вроде…

– То-то и оно, что вроде, – хмыкнул Иван, поправив сунутый за пояс немецкий пистоль, а прихватил заряженный с собой на всякий случай! – Заплутали мы с тобой, отче. Городок-то не маленький, пожалуй, не меньше Могилева будет.

– Могилев? – Священник расхохотался. – Да не меньше Смоленска, точно! Татарские города вообще все – большие. И очень хорошо устроенные… ну, чтоб удобнее было жить. Вода по трубам течет, нечистоты убираются…

– Да. – Шмыгнув носом, Еремеев внимательно осмотрелся вокруг. – Это хорошо, когда по трубам. Одначе сейчас-то нам – куда? Влево или, вон, вправо?

Молодой человек кивнул на развилку, и отец Амвросий озадаченно почесал затылок, сдвинув набекрень добротную бобровую шапку:

– А пожалуй, направо, сын мой!

– Отчего ты так думаешь, отче? – К чему-то прислушиваясь, Иван хитровато прищурился и почесал шрам. – Подожди, подожди, сейчас сам скажу. Справа ты шум слышишь – голоса, крики. Явно на площади шумят, а площадь где? У церкви татарской – у мечети.

– Верно, сыне.

– Ну, и что стоим-то? Идем!

На небольшой округлой площади у красивой, покрытой изумрудно-зелеными изразцами мечети собралось, наверное, человек с полсотни казаков и немцев. Все возбужденно гомонили, перекрикивались, смеялись, словно беспечная рыночная толпа в ожидании представления заезжих скоморохов.