Начало - Лиза Джейн Смит Страница 11

Еще я помню, что видел полицейский экипаж. Помню, как шептались отец с Дамоном, сжимая руки, единые в своем стремлении позаботиться обо мне. Я пытался заговорить с ними, сказать им, что я в порядке — я жив, в конце концов; но не мог вымолвить ни слова. Подошел доктор Джейнс, подхватил меня под мышки и поставил на ноги. Потом какие-то незнакомые люди медленно повели меня на веранду дома для прислуги. Там я опять хотел что-то сказать, но язык заплетался, и послали за Корделией.

— Я… со мной все в порядке, — наконец, сказал я, смущенный тем, что мне уделяют так много внимания, ведь убит не я, а Розалин.

— Ш-ш, успокойтесь, Стефан, — сказала Корделия, и тревога исказила ее жесткое лицо. Бормоча молитву, она прижала руки к моей груди, а затем вынула из широких складок юбки крошечный пузырек.

— Пейте, пейте, — уговаривала она, пока лакричная жидкость текла по моему горлу.

— Катерина! — простонал я. Затем поскорее закрыл рот рукой, но не раньше, чем на лице Корделии мелькнуло озадаченное выражение. Она быстро налила мне еще пахнущей лакрицей жидкости. Я снова рухнул на твердые ступени веранды, слишком уставший, чтобы о чем-то думать.

— Его брат где-то поблизости, — сказала Корделия, и ее голос прозвучал как из-под воды. — Пойдите приведите его.

Я услышал звук шагов и, открыв глаза, увидел стоящего надо мной Дамона. Лицо его было белым от шока.

— Он поправится? — спросил Дамон, обращаясь к Корделии.

— Я думаю… — начал доктор Джейнс.

— Ему нужен покой. Тишина. Темная комната, — авторитетно заявила Корделия.

Дамон кивнул.

— Я… Розалин… мне следовало… — начал я, даже не зная, как закончить свою мысль. Следовало что? Начать искать ее раньше, вместо того чтобы проводить время за поцелуями с Катериной? Настоять на том, чтобы самому сопровождать ее на прием?

— Ш-ш, — прошептал Дамон, помогая мне подняться. Мне удалось неуверенно встать рядом с ним. Будто бы ниоткуда возник отец и подхватил меня под другую руку. Спотыкаясь, я сошел с веранды и поплелся к дому.

Гости на лужайке жались поближе друг к другу, а шериф Форбс собирал отряд добровольцев, чтобы прочесать лес.

Я чувствовал, как Дамон ведет меня через заднюю дверь дома и дальше, вверх по ступенькам. Потом я рухнул на кровать. Я упал на хлопчатобумажные простыни, и сразу наступила темнота.

На следующее утро меня разбудили солнечные лучи, плясавшие по половицам вишневого дерева в моей спальне.

— Доброе утро, братишка. — Дамон сидел в углу в кресле-качалке, принадлежавшем еще нашему прадеду. Когда мы были детьми, наша мама качала нас в нем, убаюкивая перед сном. У Дамона были красные воспаленные глаза, и я подумал, не просидел ли он вот так, наблюдая за мной, всю ночь.

— Розалин мертва? — Это прозвучало как вопрос, хотя ответ был очевиден.

— Да, — Дамон поднялся и потянулся к хрустальному кувшину, стоявшему на туалетном столике орехового дерева. Налив стакан воды, он протянул его мне. Я попытался сесть.

— Нет, подожди, — скомандовал Дамон с уверенностью армейского офицера. Никогда прежде я не слышал, чтобы он так разговаривал. Я снова откинулся на набитые гусиным пухом подушки и позволил Дамону, как в детстве, поднести стакан к моим губам. Прохладная чистая жидкость потекла в мое горло, и я опять подумал о прошедшей ночи.

— Она мучилась? — спросил я, и в моем мозгу пронеслась череда образов. Пока я декламировал Шекспира, Розалин, должно быть, готовила свое эффектное появление. Она наверняка была очень взволнованна и мечтала показать новое платье, услышать изумленные возгласы молоденьких девушек по поводу кольца, выслушать наставления старших матрон по поводу предстоящей брачной ночи… Я представлял, как она мчится через лужайку, слышит звуки шагов позади и оборачивается, только для того чтобы увидеть, как сверкнули в лунном свете белые зубы. Я содрогнулся.

Дамон подошел к кровати, положил руку мне на плечо, и внезапно бег ужасающих картин завершился.

— Смерть обычно приходит меньше чем за секунду. Так было на войне, и я уверен, так было и с твоей Розалин. — Он снова сел в кресло и потер висок. — Думаю, это был койот. Война уводит людей на восток, а звери, как известно, идут по кровавому следу.

— Койот, — мой голос споткнулся на втором слоге. Я никогда не слышал этого слова раньше. Еще одно слово — из разряда убита или вдовец — обогатило мой словарный запас.

— Конечно, найдутся люди, и отец в том числе, которые будут считать, что это происки нечистой силы. — Дамон повращал темными глазами. — Как раз то, что нужно нашему городу. Эпидемия массовой истерии. Когда люди убеждены, что город находится во власти неких дьявольских сил, они забывают о том, что вся наша страна расколота на части войной — и это самое страшное. Мне непонятна их страусиная манера прятать голову в песок.

Я кивал, не вникая в то, что говорил Дамон, я не мог видеть в смерти Розалин еще один аргумент против войны. Пока Дамон продолжал разглагольствовать, я лег на спину и закрыл глаза. Я вспоминал лицо Розалин таким, каким оно было, когда я нашел ее. Там, в темноте, оно выглядело необычно. Глаза были большими и светились. Будто бы она увидела что-то ужасное. Будто бы она очень страдала.

4 сентября 1864 года

Полночь. Слишком поздно, чтобы ложиться спать, слишком рано, чтобы просыпаться. Нa тумбочке горит свеча, колеблющиеся тени предвещают дурное… Меня посещают призраки. смогу ли я когда-нибудь простить себя зa то, что нашел Розалин слишком позднo? И почету та, которую я поклялся забыть, все еще живет в моей думе?

Серди, е мое тяжело бьется Корделия всегда где-то неподалеку, приносит напитки, травяные порошки и лепешки. Я принимаю их, как ребенок, который хочет выздороветь. Отеи, с Дамоном смотрят на меня, когда думают, что я сплю. Догадываются ли они о моих ночных кошмарах?

Я думал, что женитьба хуже смерти. Я ошибался. Я так часто ошибался, слишком часто, и теперь мне остается только молиться о прощении и надеяться, что когда-нибудь, где-еибудь я смогу призвать все силы из глубины своего естества, чтобы снова твердо встать на путь правды. Я сделаю это. Я должен. Ради Розалин.

И вместо нее.

Сейчас я погашу свечу и буду надеяться, что сон, подобно сну смертному, тотчас поглотит меня…

— Стефан! Пора вставать! — прокричал отец, хлопая дверью спальни.

— Что? — Я попытался сесть, не зная, который сейчас час, какой день и сколько времени прошло со смерти Розалин. Дни сменялись ночами, а я так ни разу и не смог уснуть по-настоящему, лишь забывался в ужасающих кошмарах. Я не ел ничего, кроме той стряпни, что приносила мне в комнату Корделия. Она кормила меня с ложечки, чтобы убедиться, что все съедено. Корделия готовила жареную курицу, и окру, и густое пюре, которое она называла блюдом страдальца, и обещала, что оно обязательно поможет.