Семь верст до небес - Алексей Живой Страница 11

Укрывшись за дверьми дубовыми, направился князь киневский прямиком в потайную горенку, коея аккурат в самом дальнем конце терема помещалася, возле чулана. Шел он один, ибо никто акромя него самого об этой горенке и не ведал – ни дружине боевая, ни советчики приближенный, ни колдуны княжеские. Хранил он ото всех тайну свою великую.

Прошел Вельямир сквозь четыре горницы и спальню. Ратников, что покой княжеский берегли, у дверей стоять оставил. Спустился по резной дубовой лесенке в подпол. Прошел ходом потайным сквозь землю, потом снова поднялся, и вылез около чулана. Снял Вельямир там с груди своей широкой цепочку, на коей ключ махонький позлаченый обретался, да тот ключ в замочную скважину и вставил. Повернул три раза. Скрипнула дверь кленовая, отворилась. Шагнул Вельямир внутрь, да дверь за собой прикрыл плотно. И пахнуло на него сей же час могильным холодом из темноты, словно посреди кладбища в ночь глухую оказался. Глаза чьи-то желтые засветились во тьме мертвенным светом. Колыханье воздуха возникло. Хотел было князь свечу зажечь, да не смог. Вместо этого молвил в темноту, едва рот растворив:

– Что тебе надобно, Мориона? Али все не по твоему во владениях моих происходит? Зачем пожаловала?

Приблизилась ведьма, Вельямир даже хруст ее костей столетних услыхал. Шарканье босых ног. Глаза желтые совсем рядом полыхают, завораживая.

– Настает час, князь. С добрыми вестями я пришла.

Прошамкала ведьма сии слова беззубым ртом и умолкла. Но и Вельямир молчал, слушал.

– Скоро. Очень скоро леса сии возрадуются приходу царя истинного. Уже идет он, уже слышна его поступь. Скоро хлынут на поля ваши его черные воины и польется рекой кровь врагов твоих. Радуйся князь!

Еще ближе подобралась ведьма, к самому уху прильнула губами дряблыми, обвисшими. Вельямир ее дыханье зловонное чует – плесенью и поганками несет от Морионы.

– Вячеслав будет тебя в ополчение звать в Солнцеград – не ходи. Там отшельники обреченные. Смерть найдет их всех. А тебе, как придут сюда воины царя черного из земель далеких, быть местным владыкой. Коли поможешь, как ранее, все в свою власть получишь. Владей всей землей славянской, рабами полной. Твори, что возжелаешь!

Тут уж Вельямир глазами загорелся. Видел он себя уже Руси обширной владетелем, жившим в тереме Солнцеградском. А Князь великий Вячеслав у стола его с яствами прислуживал, сапоги его грязные языком вылизывал, за объедки с псами да нищими дрался. Вельямир же пинал его когда вздумается то в бок, то в шею, а то в глаз сапогом своим красным, приговаривая «Я Теперь Руси хозяин, я владетель». Богатыри Вячеславовы все в колодках сидят в темнице глубокой Солнцеградской, цепями прикованные. Дожидаются забавы любимой Вельямира – медвежьей охоты. Это когда медведя голодного в темницу запускают, а людям оружья не дают. Очень уж любил Вельямир эту забаву. Закрыл глаза князь, заволновался. Всем телом задрожал.

– Передай царю, черных земель хозяину, будет ему помощь от меня, ежели не врешь ты, старая.

Сверкнули глаза желтые ведьминские.

– Не забывайся, человечина! А то враз пнем придорожным станешь.

– Ты не стращай меня, ведьма. – оборвал ее Вельямир, – а что молвил – передай, я слово сдержу. Ненавижу я Вячеслава пуще всех. Сам хочу быть князем Великим.

Ничего не ответила ведьма, только вспыхнул костер ярчайший посреди горенки, да потух сразу. Будто уголья на полу осталися тлеть.

– Жди. – раздалось.

А спустя мгновение услыхал Вячеслав над теремом своим смех гулкий, раскатистый, сосны да ели закачавший. Только стихло все быстро потом.

На следующий день велел князь разыграть действо свадебное. Афоня сватов своих заслал к нему прямо в терем, ибо не было у Акулины ни отца ни матери в Киневе чтобы выдать ее замуж – Вельямир заменил их своевольно. Настоящие же родители Акулины в огне жарком сгорели, что велел князь в деревне разжечь, гневаясь. Приехали сваты к обеду на телеге широкой резной тройкой лошадей запряженной. Были то холопы Афонины – Стенька и Егорша. Оба с утра лыка не вязали и на ногах еле стоять могли, покачиваясь. Привезли они князю дары богатые: телега до самого верху мехами ценными была уложена. Песен, которые полагается, не пели, поскольку языки у них заплетались. Народ, собравшийся по такому случаю вокруг терема, погомонил слегка. Не хорошо это получается, когда песни петь надобно жалостливые и величальные, а Стенька да Егорша только икают стоят. Не хорошо и то, что холопы за женой будущей приехали, а не дружки Афонины, хотя дружек у него отродясь не водилось. По всему видать унижение девице выходило полное. Опечалился народ сызнова. Не видать девке света белого с таким извергом.

Тут Акулину на крыльцо вывели. Разодета она была в наряды красные, бусами да украшеньями увешана, но только на лице ее застыла печаль великая. Двое ратников невесту крепко под руки держали, видать вырывалась она от них не раз, словно кобылица своенравная. Посмотрел на нее Вельямир, усмехнулся, на культяпку свою взглянул и молвил Егорше со Стенькой:

– Забирайте сваты добрые сию девицу Акулину. Отдаю ее принародно в жены купцу Афанасию на жизнь долгую. Живите счастливо. В любви и согласии.

При словах сиих рванулась Акулина сильно, но ратники ее удержали.

– Забирайте девицу! – приказал Вельямир, голос повысив.

Подошли шатаясь Егорша со Стенькой. Хотели было Акулину взять под белы рученьки да усадить в телегу с бубенцами, только вырвалась она, да как съездит Егорше по широкой морде кулаком – Егорша аж удивился. Только Афоня ему строго-настрого приказал, чтобы невеста ни делала – привезти ее в любом виде в дом его, а там уж он с ней разберется, как полагается. Потому Афоня ухватил невестушку за руку да стал пихать ее в телегу широкую. Закричала Акулина, заголосила. Загомонил народ собравшийся. Что же это за свадьба получается? Всякого конечно видали, но уж больно девку жалко. Меж тем Стенька с Егоршей запихали Акулину мятущуюся в телегу, стеганули лошадей кнутом, да поехали в дом к Афоне.

Оставив позади народ волновавшийся выбрались они к окраине самой, где застава Верхоглядская располагалась. Акулина бесновалась по-прежнему. Но Стенька, сидевший рядом, держал ее крепко.

– Погоди, погоди! – приговаривал он, – вот приедем до дому, ужо Афанасий Геронтич тебе покажет жисть сладкую. Правда, Егорша?

– А-то! – усмехался Егорша погоняя и без того резвых коней.

Скоро показался дом купца Афанасия – высоченная изба к коей были пристроены обширные, подстать избе, резные сени и амбар. Около избы сидело верхом на конях добрая дюжина всадников, по оружию дорогому и упряжи, то были княжеские ратники, коих купец Афанасий позвал на свадьбу поддержать честную кампанию, не забыв подарить кажному по шкуре соболя. На высоком крыльце стоял в раззолоченом кафтане и сапогах сам Афанасий, уткнув ручищи с необъятными кулаками себе в боки.

Поравнявшись с избой Егорша осадил коней и молвил с поклоном:

– Вот, хозяин, привезли тебе невестушку как было велено.