Пропал чародей [ = Пока чародея не было дома ] - Кристофер Сташеф Страница 11

Магнус промолчал, ожидая, что ответит Пак, но не услышал ни слова.

— Четверо молокососов! — сердито прокаркала старая. — Чего вам здесь? Прочь отсюда! Ууу!

Магнус покосился на Пака, в надежде на совет, но эльф исчез. Он удивленно посмотрел в другую сторону и обнаружил, что Келли тоже исчез.

Корделия нагнулась и прошептала Магнусу на ухо:

— Они не хотят, чтобы их видели взрослые.

— Так-то вы слушаете старших? — продолжала ругаться старуха. — Пошли прочь, я говорю!

С этими словами она подобрала с земли хворостину и швырнула в их сторону.

Единорог попятился, но Магнус поймал хворостину на лету, недоуменно хмуря лоб.

— Чем мы перед вами провинились, что вы так нас гоните? — Тут он вспомнил о хороших манерах. — Добрый день, добрая женщина.

— Добрая женщина, — брызнула слюной старуха. — Никогда я не была доброй, и уже не буду! И с чего это каждый сопляк думает, что женщина должна быть доброй? Только не старая Фагия, нет! Никто мне не нужен — никто! И уж дети тем более! Кому говорят, убирайтесь прочь!

— Если я оскорбил вас, то простите меня, — вежливо ответил Магнус.

— Что ты мямлишь? — прошипел Джефри. — Чем это ты ее прогневал?

— Ой, — Корделия удивленно посмотрела на старуху. — Почему это она с первого взгляда нас возненавидела?

— Вы что, не слышите? — проскрежетала старая карга. — Прочь!

И зашарила в кустах в поисках палки.

Еще не успев подумать, Корделия посмотрела на палку под ногами старухи. Палка подпрыгнула и улетела в сторону.

Фагия проводила палку удивленным взглядом. Затем уставилась на детей, и глаза ее сузились:

— Ах, значит, ко мне пожаловали волшебнички? Ну так у меня и у самой найдется пара фокусов!

Неожиданно палки и сучья со всей поляны взметнулись в воздух и понеслись в сторону детей.

— Берегись! — крикнул Магнус, и сучья разлетелись в разные стороны — все четверо подумали об этом одновременно.

Лицо Фагии стало серым.

— Что же это за чародеи, которые могут ловить палки силой мысли? Только ведьмы умеют такое!

— Мы тоже умеем так делать, — пояснил Магнус. — Нас папа научил.

— Значит, это папа вас научил издеваться над старой больной женщиной? — Фагия сплюнула. — А ну-ка, попробуйте-ка вот этого!

На них обрушился дождь лесных орехов, словно тысяча очумевших белок соревновалась в метании в цель.

— Ой! Ой-ой! — Корделия закрыла голову руками и присела. Братья зашипели от обиды: орехи и в самом деле били очень больно.

— Не разбегаться! — скомандовал Магнус. — Ну-ка, все вместе! Давай!

Остальные зажмурили глаза и соединились мыслями со старшим. Град орехов поредел и разошелся вверх и в стороны, оставив над ребятами купол чистого пространства. Маленькие снаряды словно отскакивали от огромного невидимого зонтика.

— Ах, так вот вы как! — рявкнула Фагия. — Ну, я научу вас уму-разуму! Прочь!

И вокруг детей взвилось огненное кольцо, с ревом сжимавшееся, оставляя за собой выжженную землю.

— Не теряйтесь! — крикнул Магнус. — Огонь — это жар движущихся молекул! Успокойте их, остановите их! Пусть они остынут!

Все четверо уставились на пламя, посылая успокаивающие мысли, замедляя движение, размазывая его по поляне, перенося энергию в землю. Стало немного жарче, а пламя погасло.

Побледневшая Фагия с ужасом уставилась на дымящуюся траву.

Магнус услышал мысль Джефри:

«Братец, либо мы оставим ее в покое, либо одолеем. А если будем стоять на месте, она снова на нас набросится».

Магнус кивнул.

«Но мы можем поранить ее, если будем драться. А папа и мама страшно рассердятся».

«И просто так мы ее оставить тоже не можем», — добавил Джефри.

Магнус кивнул.

«Значит, делаем, что сможем».

Фагия вскинула голову, страх исказил ее лицо. Она взмахнула костлявыми руками, а ноги старой карги под пристальным взглядом Корделии дернулись в сторону и взлетели чуть ли не до плеч. Она сложилась пополам, грохнулась на землю, крякнула, затем медленно выпрямилась.

Корделия прикусила губу, лицо покраснело от напряжения, и ноги ведьмы снова потянулись к плечам. Та завыла от ярости, застыв в полусогнутом положении.

Магнус бросил взгляд на толстую лозу, высоко обвившуюся вокруг дерева. Лоза сама собой размоталась со ствола и потянулась к Фагии. Джефри заметил это, сморщил лоб, и лоза тут же оборвалась у корня, а затем захлестнула туловище ведьмы, несколько раз обмоталась вокруг него, накрепко прижав руки к бокам. Фагия в ужасе завизжала, а потом стиснула челюсти и налегла на лозину со всей силой разума взрослого человека. По лицу Джефри катились капли пота, но пока он сдерживал концы лозы вместе, Грегори протянул мысленные руки и мысленными пальцами быстро стянул концы двойным узлом. Фагия только закряхтела, а Джефри, облегченно улыбнувшись, перевел дух.

— Неплохо, малыш!

— Ты же сам научил меня завязывать такой узел, в прошлую пятницу.

— Чтоб вас лихоманка забрала! — надрывалась Фагия. — Неучи, грубияны! Или нечем другим заняться, как только мучить бедную старую сумасшедшую?

— Мы же вас совсем не трогали, — возразил Джефри.

— И не тронули бы, если бы вы на нас не набросились, — примирительным тоном добавила Корделия, стараясь успокоить неуступчивого братца.

— Набросилась! А? Ах, наивные детки, вы даже не знаете, что такое наброситься! Я набросилась! Каково? Вот подождите, пока вас не выгонят из дому и за вами не погонится целая деревня! Подождите, пока вас не поймают и не привяжут к журавлю над колодцем, и не окунут с головой в этот колодец! А когда ваша грудь будет разрываться от удушья, и вы уже больше не сможете выдерживать и вот-вот хлебнете воды — в последний момент вас выдернут в воздух, а все вокруг будут орать: «Признавайся, мерзкая ведьма!» А вам и признаться-то не в чем, кто бы там чего не навредил, вы ни при чем! Но все равно все покажут на вас, да-да! У коровы пропало молоко? Твоя работа, ведьма! Овца захворала? Ты наколдовала! Мальчишка сорвался с сеновала? Ты сглазила! И все ты, одна ты — потому что ты ведьма!

— Но мы никогда, никогда такого не делали! — всхлипнула побледневшая и задрожавшая Корделия. — И никогда не будем делать!

— А ты расскажи это тем добрым людям, которые привязали тебя к журавлю над колодцем и теперь окунают глубоко в воду! Если ты протянешь подольше, то тебя потащат на дыбу, и будут пытать, огнем и железом, пока от боли, от ужаса, от вида собственной крови ты не сойдешь с ума и не заорешь наконец: «Это я! Скажите, в чем мне признаться, и я признаюсь! Только не мучайте больше!»