Смертные тени - Мелисса Марр Страница 12

Эни не хотелось говорить на эту тему. Свобода передвижения, доступная смертным, для нее кончилась. Первый же фэйри, увидевший ее, узнает, кто она такая и откуда. Здесь она находилась под защитой могущественнейших фэйри Темного двора. За пределами же Хантсдейла становилась уязвимой.

— Может, через несколько лет я и уеду, — сказала Тиш, обнимая сестру. — Ты освоишься со своим… новым состоянием. Я знаю, ты обязательно освоишься. И будет полегче.

— Мы сделаем то, что лучше всего подходит для тебя, — заявила Эни, улыбаясь через силу.

Через несколько лет их пути окончательно разойдутся. Это лишь вопрос времени. Иногда полукровки были достаточно сильными, но сильные полукровки Темного двора нередко становились мишенью для одиночных фэйри или похищались Высоким двором. Такие полукровки не могли стать полноправными обитателями Темного двора, но вне двора представляли собой серьезную угрозу. Покровительство Айриэла несколько лет оберегало Эни, Тиш и Кролика, сделав их недосягаемыми для враждебных сил. Потом Эни изменилась, и ей пришлось уйти из семьи. Кролик и Тиш не дотягивали до уровня фэйри, чтобы постоянно находиться при дворе; а в Эни было слишком много от фэйри, чтобы жить вне двора. И Кролик, и Тиш могли уехать. Теперь, когда Эни жила с гончими, Кролик мог выбраться за пределы Хантсдейла и взять с собой Тиш. А с ним Тиш будет в безопасности.

Эни не блистала успехами в учебе, но обладала, что называется, житейским умом. Повзрослев, она отчетливее поняла то, о чем догадывалась еще в детстве. Тиш была почти смертной. Кролик знал о том, как несхожи сестры, задолго до того, как Эни заподозрила это. Он ничего им не говорил, а Эни старалась ничем не выказывать свою непохожесть на Тиш. Это был ее секрет, который она хранила, как могла и пока могла. Ее жизнь состояла из секретов и притворства. А началось все после смерти Джиллиан.

В воспоминаниях Эни у Джиллиан даже не было лица. Только руки и потоки слов, всегда произносимых скороговоркой и обращенных к Эни-и-Тиш. Вечные призывы к ним «затаиться, как кролики, и не мешать мамочке».

А потом остались только Эни-и-Тиш. Эни помнила, как они прятались в шкафу и ждали, что мать откроет дверцу. Напрасно: Джиллиан не возвращалась. Оттуда, куда она ушла, не возвращались. Тиш погрузилась в печаль, и Эни ничем не могла ей помочь. Правда, Тиш старалась держаться. Ради младшей сестры. Некоторое время ей это удавалось. Но однажды поздней ночью Тиш не выдержала, схватила телефонную трубку и выступала на кнопках «особый номер на случай беды». Вот тогда пришел Айриэл и забрал их к Кролику. Так у них появился новый безопасный дом.

Тиш тот день не помнила. Она стерла его из памяти, заперла неведомо в каких глубинах. Тиш помнила только, что была жизнь «до» и «после». «После» означало: Айриэл, Кролик и новый дом. Других частей жизни для нее уже не существовало.

А Эни помнила все.

Она помнила тот страшный день, когда Джиллиан ушла и не вернулась. Исчезновение матери и печаль Тиш были ее первыми связными воспоминаниями. Для нее жизнь, которую она отчетливо помнила, началась именно с этого момента.

— Да где ты сегодня?

Тиш схватила Эни за руку и потащила к кучке парней, направлявшихся в «Воронье гнездо».

— Говорю, говорю, и все как в стенку. Ты же ни слова не слышала.

— Прости, сестренка, — фальшиво улыбнулась Эни. — Тут у меня с Гейбом…

— С отцом, — поправила Тиш.

— Отцы себя так не ведут. Словом, Габриэл не позволяет мне оттягиваться ни с кем из гончих. Достали меня его строгости.

Чем старше становилась Эни, тем труднее было ей врать, но она давно поняла важность утаивания того, о чем не нужно знать другим. Даже сестре. Конечно же, в голове у нее сейчас были не запреты Габриэла, но они ее действительно допекли. В целом она сказала правду, хотя и не открыла всего, что ее заботило.

— Наш отец — хороший человек. Дай ему шанс, — сказала Тиш.

— Никогда он не был нам отцом. Не то что Кролик.

Эни не хотелось признаваться даже собственной сестре, что жизнь при Темном дворе не являлась пределом ее мечтаний. Вроде бы в окружении гончих она должна чувствовать себя менее одинокой. Но случилось с точностью до наоборот.

— Я уже не маленькая, а он до сих пор называет меня своим щенком. Не хочет, чтобы все мы жили под одной крышей. Это не по мне.

— Я тоже по тебе скучаю.

Тиш всегда, как могла, ободряла сестру, когда та сталкивалась с проблемами, наличие которых не хотела признавать или попросту не знала, как решить.

Эни прислонилась плечом к стене, наслаждаясь ощущением грубого, шершавого кирпича. Это удерживало ее в настоящем моменте, где ей и требовалось быть. В «здесь и сейчас», а не в воспоминаниях, которые лучше запереть на ключ и не открывать.

— Высматриваешь? — осторожно спросила Тиш, кивая в сторону парней.

Они никогда не говорили о том, насколько Эни жаждет контактов, или о последствиях чрезмерных контактов.

— Угу, — отозвалась Эни, следя за парнями, шагавшими к двери.

Они не были прекрасными фэйри или эмоциональными кормушками. Обычные парни, высматривавшие себе девчонок. Сейчас для Эни и этого было вполне достаточно. Должно хватить. Где случайное прикосновение, где вырвавшаяся эмоция. Ей хватит, чтобы притушить голод.

«Но только ни то и другое сразу. Никогда не получать оба вида питания от одного человека», — мысленно напомнила себе Эни.

— Идем, — сказала она, беря Тиш за руку.

У двери на табурете сидел Гленн. Увидев сестер, он поморщился.

— Какая приятная неожиданность в этот заурядный вечер, — произнес он.

— Привет, придурок, — бросила ему Тиш, позволяя себя обнять. — Наверное, скучал без меня.

— Еще бы. Но когда твой дружок устроил…

Гленн не договорил. Он фамильярно обнял Тиш за талию и усадил к себе на колени.

Эни вопросительно поглядела на сестру. Какой еще дружок? Это было что-то новое. Может, и не новое. Но жизнь среди гончих протекала в иной плоскости. Сестры виделись раз в неделю, а то и реже.

Тиш довольно улыбалась, позволяя Гленну себя обнимать.

— Умница, — сказал Гленн, поцеловав Тиш в лоб.

Затем его взгляд переместился в сторону стоянки, где двигались люди и тени. Все происходившее за стенами заведения его не касалось. Приторговывает кто-то травкой — ему-то какое дело? А вот в стенах «Вороньего гнезда» — ни-ни.

— А ты не хочешь обнять старину Гленна? — спросила Тиш.

Она с такой легкостью разыгрывала жеманную дурочку, словно они с Эни каждый вечер ошивались в этом заведении.

— Сто лет здесь не была.

— Слышала, что сестричка сказала? Иди ко мне, — сказал Гленн, протягивая к Эни руку.

Эни наклонилась, наслаждаясь прикосновением к голой руке и частично голой груди Гленна. Он был в рубашке с короткими рукавами, застегнутой всего на одну пуговицу. К внезапному возвращению лета Гленн отнесся как и большинство смертных: стремился открыть теплому воздуху как можно больше кожи.