Ловец Снов - Дарья Вознесенская Страница 12

Я зубами заскрипела — лучше бы в разбойника попали. Направила им облачко успокаивающее, но дальше задерживаться было невозможно.

Несколько карателей, все по чину, при форме, спешились на поляне и держать совещание начали. Оно и понятно — в места непролазные, меняющиеся, без подготовки не сунешься. Своих людей подставлять да отправлять в никуда прокурорские не торопились: разбойники в лесу и сгинуть могут, если не было у них уговора с какими тропками, что выводят в нужную точку.

Мы же осторожно начали обходить овраг, чтобы в дебри углубиться.

— Чуешь? — снова спросила я шепотом Милану.

Та отрицательно качнула головой:

— Лес скрыл. Только направление.

Я вздохнула. Значит, ждет кто-то их там и прикрытие дал нужное. На верном пути мы; но как самим не сбиться то? Лес нам ничего не сделает, да только и не подскажет, раз об обратном его уже попросить успели.

Придется обращаться к обитателям тамошним — лешим, водным охранителям да к духам, если есть здесь такие. Пусть не обычно магией они действовали, но нам даже на руку; зеленое море как себя они чувствовали, и людей плохих там распознают, и нам в помощи не откажут.

— Торопиться надобно, — прошептала я — Всего час до рассвета; а как солнце подниматься начнет, так все и грянет. Прям нутром понимаю. Не упустить бы.

Мы уже почти добрались до густых зарослей, как на поляну вылетел еще один наездник; этого я даже в ночи узнала бы. Как светится, подлый Маг, поцелуи крадущий. Ух как мне его побить захотелось тут же! А еще обнять захотелось. Да спросить наглого, почему поступил то так? Неужто чувствует что?

Как не вовремя!

Отвернулась сердито и решительно направилась в чащу. Девчонки переглянулись и за мной кинулись. А Милана и вовсе с разговорами подступилась — она когда с чутьем работала, так вблизи мои эмоции не хуже меня слышала, и такой яркой да странной реакции на Дамира Всеславовича не ожидала.

— Руся, ты чего это? — пропыхтела подружка, старательно пристраиваясь рядом. А ведь непросто это было — тропы не проторены, бурелом да сучья вокруг; один едва протискиваешься.

— Не время для разговоров, — буркнула я и еще активнее начла дорогу прокладывать, чувствуя, как горят щеки да уши предательски. Ну она и замолкла,

меня отстранила и сама спереди пошла, чтобы мне меньше ударов от веток и колючек доставалось.

Спустя десять минут вышли мы на небольшую полянку.

Миланка сколько ни принюхивалась, сколько ни вглядывалась в темноту — ничего не улавливала. Даже общее устремление потеряла, не то чтобы точное. Топнула от досады, ну да что уж там. Значит, самое время на помощь звать. И луна как раз вынырнула мне в помощь. Встала я посреди поляны, руки расставила, чтобы серебристое свечение поймать, глаза закрыла, да напевать начала, жителей местных призывая, дорогу запрашивая, да об опасности предупреждая.

Пела я про счастье лесное, про хранителей его славных, да про зелень — тоску, что краем проходила. Про себя рассказала, про разбойников страшных и напутствие дала — не вмешиваться, но помочь, подсобить немного, чтобы не произошло ничего ни с лесом, ни с теми, кому он дом дал.

Как закончила, стоять продолжила не шелохнувшись, рта больше не раскрывая. Тишина нужна была дальше полная: нитью песня шла во все стороны, не нарушить бы. Много чего и кого лес скрывал, что жил долго; а этот, по преданиям, и вовсе самый древний из всех существующих был. И что в нем схоронено за многие века оказалось — неведомо, а потому и призвано неловким словом быть не должно. Опасно.

Вот только нам чуть не помешали.

Раздалось пыхтение, да возглас удивленный и на полянку вывалился Светлый Маг; нас увидел — пошатнулся и глаза его, и без того большие и прекрасные, еще больше сделались.

Как онемели все от картины этой сначала.

Мы то понятно, о его присутствии в лесу знали. Хотя и не думали, что сам за разбойниками пойдет. Ну да, если рассудить, не прокурорских же отправлять — те пусть и маги, но посредственные, с лесом могли не справиться. Рассчитали они, видимо, что и так сгниют здесь преследуемые; а вот Дамир, известный настырностью своей, допустить такого не мог — бросился в погоню. Да только нас нашел вместо душегубов.

И обомлел.

На девчонок посмотрел, на меня, во всей красе стоящую прямо перед ним и рот уже раскрыл, чтобы вопросы задавать. А нельзя ведь этого делать! И себя, и нас погубить мог. Мгновенно приняла я решение. Подлетела к нему, руками обхватила и своими губами уста запечатала.

Омертвел маг весь, встал, не шелохнувшись, а потом дрогнул, руки поднял, меня обнял изо-всех сил и такую в поцелуй нежность и еще что-то неведомое вложил, что закружилась у меня голова и забыла я обо всем, что происходит: о целях своих забыла, о подругах, о разбойниках; да о том, что ночь сейчас и дело важное; и что жду гостей я лесных да заковыристых. Огнем я загорелась, да речкой пролилась, меня вдаль уносящей благодаря поцелую то.

И не очнулась, если бы скрипучий старый голос не произнес чуть ли не над ухом:

— Кхеее, кхе… Вот задорная девица — на поцелуй призвала посмотреть, што ли?

Из всех лесных обитателей Большак слыл самым непредсказуемым.

Вот не понравится ему человек, почует, что тот ведет себя негоже — шептуном притворится, знакомым обратится, да в чащу самую заманит, чтобы блуждал тот до самой смерти, не вышел никуда. А лесной царь рядом держится, ухохатывается. Бывает, и до жалости снизойдет, проучит измученного путника — и назад отправит, на место людное. А бывает и скормит кому — мало ли, какой из духов голоден в этот год, далеко не все они кореньями да ягодами питаются.

Но хуже то, если понравится ему кто: тогда, практически, без шансов уже остается, в лесу жить не тужить придется. Науку лесную осваивать, под внимательным руководством, да помощь посильную оказывать. Редко то происходит, но и такое случается; и приманивает тогда деток каких или молодежь Большак, и при себе оставляет. Потом уже за службу и наградить может, да не только знаниями; и в мир большой отпускает. Но возвращается человек в назад то, и узнать ничего не может: время в лесу по-другому течет, медленно, он поди и нескольких лет не прожил, а от дома его одна труха осталась, да знакомые и родные все по кладбищам.

Бывает, что издевается он. Сучьями норовит кинуть, да шишками; ловушки из ям, прелыми листьями прикрытыми, устраивает. Охотников друг на друга настраивает

— те и бегают по кругу, себя не помня.

А может и помочь, возвращается тогда охотник, или грибник там, с полными корзинами да мешками улова. Тут уже от человека многое зависит — как ведет себя в лесу, с какими мыслями сюда приходит.

Но это для людей он опасен да незнаком; лесные же обитатели под ним как под одеялом уютным просиживают. И кикимор он привечает, что бегут от людских домов время от времени. И водяников приструнивает, чтобы те от работы не отлынивали — рыб пасли, да озерца и речки очищали. И на деревянников, грибичей да ягодничей покрикивает, контролирует, оттого и полон дом его вкусностей самых разных. И за схороненными следит, да не дает земле обнажаться; с духами лесными бестелесными сам договаривается, чтобы не лютовали. А уж зверушки, птички да букашки в лесу таком, где царь то не простой леший, а Большак ответственный, и вовсе на приволье живут, беды не знают.