Двуликие. Ведьмино пламя - Яна Демидович Страница 12

Но Джеймс Ридделл не отступил.

– Что ж. Ты долго искал, – словно не услышав последних слов, не увидев произошедшего, промолвил он.

– И хорошо готовился!

– Вряд ли хорошо, раз ты здесь.

Пленник содрогнулся от бешенства. И вдруг взорвался:

– Мы ведь отдали тебе самое лучшее! Самое дорогое, что у нас было!..

На лице Джеймса Ридделла что-то мелькнуло. Пропало. Губы едва шевельнулись.

– Безусловно, – прошептал он.

По щекам Хенли уже струились обильные слёзы. Он плакал, не скрывая этого, но взгляд его – лютый, горестный – ни на миг не отрывался от барона.

– Я знаю, кого ты прячешь за этими лесами, среди этих проклятых башен… – внезапно скрежетнул Хенли.

Барон Ридделл ничего не ответил, и только глаза его нехорошо сузились.

– Потому что я видел… Девушку на стене! – со злым торжеством закончил пленник.

– Ну а я, – неторопливо сказал Джеймс Ридделл, – буду последним, кого ты видел.

И поднял правую руку.

Ярчайшая, фиолетовая вспышка. Стремительная молния, что сорвалась с затянутых в перчатку пальцев и с жужжанием врезалась человеку по имени Хенли в самые глаза. Вой, поднявшийся следом, взвился до небес. Пленник рухнул лицом вперёд и неистово закорчился от боли.

Барон опустил ладонь, окутанную фиолетовым туманом. Отвернулся.

– Найди всех, кто знает хоть что-либо ещё. Уничтожь всех разносчиков слухов и все улики, – металлическим, бесчувственным голосом приказал он Лерою, глядя на слугу через плечо. – А с ним… – взгляд серых, беспощадных, как сталь, глаз на краткий миг обратился в сторону раненого Хенли, – …ты знаешь, что делать.

Джеймс Ридделл повернулся, собираясь уйти. И тут случилось несколько вещей сразу.

Хенли дёрнулся, сбрасывая верёвки с рук; в ладони его блеснуло остриё. Вскинув обезображенное огнём лицо, ориентируясь лишь на слух, он кинулся на спину барона в последней, отчаянной атаке измученного зверя.

Беззвучное: «Берегись!» застыло на губах омертвевшей от ужаса Дайаны. Но наперерез бывшему пленнику успела метнуться одна из тёмных фигур. Барон уже оборачивался, когда раздался странный звук.

Звук огромных крыльев, бьющих по воздуху…

Миг – и чудовищные крыла распахнулись, закрыв собой барона, точно оперённый щит. И кинжал, что целился в ненавистную спину, с размаху вошёл в иную плоть.

Хенли не успел отпрянуть: первая когтистая рука удержала его, не сумевшего вытянуть остриё. Вторая – вонзила в его сердце бескровные и бесплотные, как предутренний туман, пальцы…

Ночной ветер поднял спутанные космы волос, открыл чёрные глаза-жемчужины. С губ Хенли сорвался ужасающий хрип, а из груди, повинуясь силе кошмарных пальцев, потянулось странное, слабое сияние, похожее на тонкое полупрозрачное полотно.

Мгновение – и тело, что трепыхнулось последний раз, было отброшено в сторону. Крылатое существо выдернуло из себя кинжал и, смяв сияющее полотно в когтях, с поклоном подало его Лерою. Тот протянул навстречу посох. Сияние взвихрилось, метнулось к перламутровому камню и, втянувшись внутрь, исчезло.

– Отчаянный. Сумел-таки развязаться… Но глупый. Ведь у него не было никаких шансов, – заметил Лерой, посылая быструю улыбку барону. Тот не ответил, разглядывая затихший на земле труп. – Ну и ладно. От мёртвых меньше проблем. Я прав, милорд?

– Уходи, – вместо ответа прошипел Джеймс Ридделл.

Лерой в секунду вытянулся в струнку. И низко поклонился, прежде чем исчезнуть в воздушном вихре вместе с тремя существами и телом убитого пленника…

Барон ещё постоял в одиночестве, опустив руки. Но вскоре ушёл и он.

Лишь незримая Дайана продолжала неподвижно стоять в темноте. Давно обронённая, погасшая свеча валялась где-то у ног, а по кулаку, что из последних сил сдерживал так и рвущийся из горла крик, алыми змейками бежала кровь.

– Пожалуйста, открой! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!..

Дверь вздрогнула, словно от испуга; лязгнул отпираемый засов. В проёме появилась растрёпанная Хэтти, и Дайана, всхлипнув от облегчения, ввалилась в комнату.

– Госпожа, что…

Не говоря ни слова, Дайана крепко-накрепко заперла за собой дверь. Закончив, она обессиленно сползла на пол и съёжилась в дрожащий комок. Хэтти бросилась к ней, встала рядом на колени.

У её госпожи стучали зубы.

– Что случилось?..

Дайана с усилием сглотнула и, не выдержав больше, начала говорить. Речь полилась бешеным, торопливым потоком. Слушая её, Хэтти всё сильнее закусывала губу.

– Но хоть ты, ты настоящая?! – цепляясь за служанку, спрашивала Дайана, с мольбой заглядывая ей в лицо.

Хэтти не отвечала. Только смотрела на неё глазами больной собаки, да порывалась погладить по волосам – но всё отдёргивала руку.

– Не плачьте. Ридделлы не должны плакать, – пытаясь ободряюще улыбнуться, наконец, сказала она.

«Каждый раз новое поколение Ридделлов становится сильнее», – вспомнила Дайана и, зарычав, размазала слёзы по лицу. Взгляд её метнулся по крохотной, тесной комнатке, что освещалась тусклым огоньком одинокой свечи. Дайана никогда не бывала здесь прежде. Стены здесь были почти полностью задрапированы тканью с искусной вышивкой. Оказывается, у Хэтти был свой дар…

…И своё наваждение.

Дайана резко поднялась, шагнула к ближайшей стене. Взгляд её вонзился в фигуру, вышитую чёрной и фиолетовой нитью.

«Я помню крылья. Я помню пламя».

– Ты знала. Да? – удивительно спокойно сорвалось с губ.

Хэтти не ответила. Дайана обернулась, чтобы увидеть, как по лицу её служанки катятся крупные, с горошину, слёзы.

– Я не могу вам ничего сказать. Не могу!

Дайана кивнула, вдруг почувствовав себя очень старой и усталой.

– Гейс, – только и произнесла она. Окинула взглядом стены, подмечая крылатые фигуры и пламя на каждом клочке ткани.

– Он убьёт меня, если скажу… – проглотив слёзы, выдохнула Хэтти. Седые патлы её прилипли к мокрому лицу.

Дайане захотелось закричать. Но она лишь до боли зажмурила глаза, стиснула кулак, покрытый засохшей кровью.

– Я переночую у тебя. Можно? – помедлив, несмело спросила Дайана у Хэтти.

Крохотный кивок.

…Дайана лежала спиной к тихо посапывающей служанке и всю ночь смотрела в темноту.

***

На следующий день, ближе к полудню, барон Ридделл позвал Дайану с ним отобедать.

Хотелось отказаться. Притвориться больной. Сделать всё, что угодно, лишь бы не ходить туда, не говорить, не видеть…