Цунами. Книга 1. Сотрясатели Земли - Алексей Лукьянов Страница 12

— Мы могли не узнать о похоронах. Гвоздодер и лопату могли стибрить. Такси могло сломаться в пути, — сказал я. — Вам просто повезло!

— Кому везет, у того и петух снесет.

— Да ты же собака сутулая, а?!

Я бросил лопату.

Барбара тоже хотела что-то сказать в ответ, но передумала, и стала закапывать могилу сама. Она не очень ловко это делала, все время чертыхалась и говорила, что инсценировать смерть было гораздо легче, чем похороны, она поэтому так и рисковала, чтобы все выглядело по-настоящему.

— …Иначе бы он не отвязался. Им всем нужен барсук.

Она отвлеклась и какое-то время разглядывала меня и Юсю, будто сравнивала, а потом вернулась к работе.

— Уж не знаю, как они на меня вышли, но им ни в коем случае нельзя показывать талисман.

— Какой талисман?

— О господи! Мышь. Ну, то есть подвеску в виде мыши. Где ты ее держишь?

— Где бабушка повесила, там обычно и висит.

— Как — повесила? — Барбара бросила лопату. — Куда повесила?

— На стену в большой комнате.

Бабушка сказала такие слова, какие пожилые дамы никогда не должны произносить в присутствии несовершеннолетних внуков.

— Скажи немедленно, что ты не впускал Мезальянца домой.

— Не скажу, потому что впускал.

— И он видел?!

— Да. А чего такого?

Далее она зашипела что-то на незнакомом языке, подозреваю, что на польском.

— Боюсь, я не понимаю… — сказал я.

— Нечего тут понимать, балда, бежать надо! Ты поможешь старой женщине или мне впахивать за тебя?

Конечно, мы помогли. Через полчаса, когда могила кое-как была приведена в культурный вид, я спросил:

— А почему больше никого не хоронят?

— Потому что я выкупила у начальника кладбища весь день похорон.

— И он послушался?

— Даже ты бы послушался, если бы тебя в завещании упомянули.

Я не понял, почему начальнику кладбища не обмануть мертвую бабушку — наверняка это жесткий и волевой человек, такой хрен свое упустит… Но, видимо, у Барбары Теодоровны талант.

— Тебе есть куда бежать? — спросила она.

— Зачем мне бежать?

— За шкафом! — рассердилась бабушка. — Есть?

— Нет.

— Тебе придется придумать, где спрятаться, вместе мы этого делать не будем — ты слишком заметный.

— Я не хочу бежать.

— Мальчик мой, — бабушка больно ухватила меня за локоть, — если ты не сбежишь, тебе очень скоро на голову упадет кирпич, потому что иначе ты с наследством расстаться не захочешь, верно?

— Я вас не понимаю.

— Потому что ты наполовину идиот. Погоди, я вызову такси.

Пока мы ждали такси, бабушка привела нас в божеский вид, не переставая инструктировать.

— Тебе надо мать найти.

— Ага, уже побежал.

— Вас в Израиле не достанут.

— У меня даже загранпаспорта нет, не говоря уже о том, что мать мы разыскивать не будем, она нас бросила. Папа за ней, кстати, не бегал.

— Твой папа не был образцом для подражания.

— Зато он нас не бросил.

— Потому что идиот был.

— Да идите вы нафиг, однако, — рассердился я. — Выпала неизвестно откуда, заставила в грязи копаться, да еще обзывается. Никуда мы с вами не поедем.

Бабушка Барбара посмотрела на меня по-новому, даже не знаю, как именно. Возможно, это было уважение, но, скорей всего, она подумала, что я тоже идиот. Причем не наполовину, а на все сто. Но мне было фиолетово — в конце концов, это моя жизнь, и живу ее, как мне заблагорассудится.

— Ладно, не кипятись, — сказала Барбара. — Сейчас поедем к вам, разберемся, что к чему, и потом придумаем, куда вас девать.

Видно было: бабушка уже сильно жалеет, что связалась с нами. Не могу сказать, что сам сильно обрадовался появлению живой покойной родственницы, но все же не чужой человек, это не абстрактная мама в Израиле, которая нам даже не пишет. А вот возьмет — и тоже притворится мертвой, чтобы нас на могилку у Мертвого моря пригласить. Интересно, отважусь я на такую поездку? А может, все-таки попытаться найти ее, вдруг она будет рада?

— Ну, чего застыл? — Барбара потрясла меня за рукав. — Машина приехала.

Уже дома, судя по некоторым неявным признакам, я понял, что кто-то залезал в квартиру и что-то искал. Наверняка Мезальянц за талисманами приходил. Больше некому — специально нас на похороны отправил, чтобы спокойно в хате пошуровать, жулик несчастный. Правда, ничего у него не вышло — мышонка и петуха я зачем-то в карман положил, когда собирался.

А бабушка Барбара как будто не провела целый час в могиле: сначала погладила фото бабушки Агнии, а затем начала удивляться нашему быту:

— В тюрьме уютнее.

— А вы были в тюрьме?

— Не была, но вы же дети, вам бы обстановочку повеселее надо.

— Нам пятнадцать лет, нам обои с Микки-Маусом не нужны. Какое вам вообще до нас дело, вы же с бабушкой столько лет не общались?!

— Не говори того, чего не знаешь. Мы с Огоньком специально разбежались, чтобы никто нас не обнаружил.

— С Огоньком?

— А ты не знал, что ее все Огоньком звали?

Таких подробностей о своей прошлой жизни бабушка не рассказывала, но, как ни странно, имя Огонек ей подходило, даже очень: она всегда излучала небольшое, но ровное количество тепла и света, которого как раз хватало на нашу семью.

Барбара сняла с себя подвеску — барсука, присевшего на задние лапы.

— Это очень полезная штуковина… — начала она.

Теодор Каземирович обладал редким талантом — безошибочно находить месторождения полезных ископаемых. Естественно, он никому не признавался в том, что исключительным везением обязан талисману — металлической фигурке барсука. Она позволяла видеть сквозь землю. Что бы то ни было — скопление углеводородов, руды, воды, искусственных объектов. Но не стоит также думать, будто он всем обязан был своему талисману: Теодор Каземирович прекрасно знал геологию, множество других смежных наук, стал профессором, активно преподавал и ездил по экспедициям.

Однажды судьба занесла его в Ашхабад. Их геологическая партия коротала ночь в ожидании проводника в одной гостинице с московскими археологами, завязалась игра в карты, и один из студентов-археологов поставил на кон металлический кулон, симпатичного мышонка, будто из книжек Сутеева. По стилистике исполнения мышь была весьма похожа на барсука, принадлежащего Теодору Каземировичу. И Теодор Каземирович выиграл. Студент пытался несколько раз отыграться, но увы — не получалось. В конце концов археолог плюнул, отозвал Теодора Каземировича на пару слов и сказал: