Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько Страница 12

По углам послышалось гудение, как будто десяток замаскированных курсантов одновременно промычали «М-м-м-м-м!».

— Я же вас в два счёта вычислю! — пригрозил О. — У кого там вчера был марш-бросок на пять километров?

Мычание стихло.

Лейтенант понял, что если не попьёт водички прямо сейчас, то прямо сейчас поднимет школу по тревоге и начнет проверять, у кого простыни разрисованы, а кто использует экзотический одеколон «Trojnoy».

А в каптёрке тем временем невидимые пауки дошивали последние стежки очень даже видимой зелёной нитью. Фигура получалась огромной, размером с памятник, но какой-то мятой. Словно пожёванной жизнью.

* * *

Попить водички можно было или в дежурке, или в столовой. Путь до столовой в три раза превышал расстояние до дежурки, поэтому лейтенант направился именно в столовую. «Быстрая ходьба успокаивает, — успокаивал себя он, — а если не успокоит, то найду какой-нибудь непорядок у наряда по кухне, подниму с кроватей, заставлю всё переделывать. В общем, так или иначе успокоюсь!».

Подходя к дверям столовой, О. пришёл к мысли, что наряд он поднимет в любом случае, даже если они всё сделали идеально.

Лейтенант распахнул двери, и с души свалился камень, а с плеч — гора.

Ему не придётся напрасно тревожить сон наряда по кухне.

На полу валялись черпаки.

— Попались, голубчики! — сказал О. неизвестно кому.

Неизвестно кто ответил утробным воем из всех углов.

А потом черпаки поднялись к потолку и зависли там на манер звена вертолётов «Чёрная акула» перед заходом на цель. Почему-то теперь лейтенанту стало казаться, что попались не голубчики, а он сам.

— Ох, сейчас кто-то огребёт, — проворковал О. и понял, что он что-то хватает и куда-то швыряет.

Стая черпаков выполнила слаженный противозенитный манёвр, уходя от табуретки, блеснула в свете луны из форточки и скрылась на кухне.

Когда О. включил свет, оба штатных черпака мирно торчали из выскобленных кастрюль. «Интересно, — подумал лейтенант, — а остальные куда делись? И откуда взялись? И не поднять ли мне казарму в ружьё?»

Тут он вспомнил две вещи. Во-первых, ружья в Школе не наблюдалось. Во-вторых, он вообще-то шёл водички попить.

Пил лейтенант долго, как верблюд перед забегом «Ашхабад — два дня — Ашхабад».

И успокоился настолько, что решил никого пока не будить, но с утра устроить кухонному наряду разнос за разбросанные табуретки.

Зелёная мятая фигура в каптёрке уже готова и таращится на школьное имущество.

Она словно чего-то ждёт и никак не может дождаться.

В уголке рта то и дело вспыхивает багровая точка — налитый огнём глаз…

А, нет, это сигарета, которую потягивает зелёный монстр.

Вот она падает на пол, и тканое создание хрипит:

— Подним-м-мите м-м-мой бычок!

Но никто не поднимает.

Монстр, сопя, встаёт с табуретки и делает первый шаг.

* * *

Лейтенант брёл по коридору в сторону каптёрки, проверяя дежурное освещение, когда наступила темнота, полная, как Монсеррат Кабалье на излёте карьеры. Погасли все дежурные лампочки, аварийные светильники и пожарные огоньки. Даже фонари на улице отключились. Про такую темноту говорят: «Глаз выколи, ногу подверни, шишку набей — или на месте стой во избежание травм».

— А вот это уже диверсия! — О. нашарил на поясе фонарик и перехватил его поудобнее [4].

Подумал и зажёг.

Тьма вокруг стояла такая плотная, что свет от фонаря освещал только его, фонаря, внутренности. Зато рядом с О. кто-то явственно захихикал. А может, заплакал.

Лейтенант понял, что потеряет контроль над собой, если не покалечит кого-нибудь. С глухим «Ну, вы сами нарвались!» он принялся молотить фонарём направо, налево, перед собой и вообще всюду, куда рука дотягивалась.

— Я! Вам! Покажу! Как! Нарушать! Распорядок! Я! Вам! Устрою! День! Первокурсника!

Фонари зажглись так внезапно, что лейтенант успел ещё два раза взмахнуть своим оружием, прежде чем осознал факт исчезновения темноты. Вокруг было пусто.

«Крови нет, — внимательно осмотрелся О. — Слава богу. Хотя, конечно, жаль».

Он тут же застеснялся своей кровожадности и принялся объяснять самому себе, что это он не со зла. Просто утром можно было бы легче определить нарушителей по синякам, кровоподтёкам, рваным ранам, открытым переломам, проломленным черепам…

Лейтенант сглотнул и понял, что вода из столовой успокаивает очень плохо. Наверное, она застоялась. Прямо уже зеленоватой стала… Зеленоватой?

Вода тут была ни при чём. Зеленоватым стал воздух в коридоре.

О. повертел головой. Потом перестал вертеть и медленно оглянулся. По коридору со стороны кухни на него ползли старые знакомые: постукивающие друг о друга черпаки, гримасничающие простыни, трепещущее Боевое Знамя («Эх, Диана!»), на ходу восстанавливающийся Воинственный Дух….

— Да вы что, вообще страха не боитесь! — крикнул О. — Да вы знаете, кто я?! Я — лейтенант О.!

Прозвучало несколько напыщенно, но движение слегка замедлилось. Это приободрило лейтенанта.

— Да я Омордня голыми руками! И вас всех! В нарядах сгною! Отчислю без права восстановления! В мешок захотели?!

«Причём тут мешок? — сам себе удивился О. — Какой ещё мешок?»

Но нападающие почему-то занервничали. Кое-кто ещё двигался по инерции, но большинство подалось назад.

«Что ж я такой тупой? — огорчился лейтенант. — Как же я сразу не догадался? Это же не курсанты, переодетые кошмарами! Это кошмары и есть! А я чуть было не испугался!»

Он решительно шагнул к разношёрстной банде:

— Слушать мою команду, чучела! Кругом! Шагом марш!

Но чучела команды не выполнили, наоборот, вдруг оживились и подались вперёд.

— Эй, боец, — хрипло произнесли сзади.

О. развернулся.

Из каптёрки, окутанный зеленоватой дымкой, выплывал громадный старослужащий ефрейтор — помятый, потёртый, небритый и несомненно, неоспоримо, неотвратимо неадекватный.

Вся решительность лейтенанта испарилась, как будто её никогда и не было. О. ни разу не видел этот кошмар, но узнал его сразу. Злой Дембель.