К-10 - Олег Дивов Страница 12

– А аэропорта у вас, случаем, нет?

– Зачем аэропорт? – удивился Павлов. – До Москвы час экспрессом.

– Аквапарк! – Бондарчук раздраженно фыркнул и сразу оказался похож на настоящего генерала. – Дорогуша, ты хоть помнишь времена, когда аквапарков не было? И экспрессов не было. И ничего вообще не было! В мой родной городишко по выходным приезжала на базар машина с колбасой! А в продуктовых лежали макароны, селедка и маргарин!

– Ты будто из какого-то голодающего Поволжья…

– Я из России, – веско сказал Бондарчук. – Тебе, москвичу, не понять. И вообще, не перебивай, а впитывай. Мы нынче живем вроде бы богато, с прежним не сравнить. Аквапарки вон повсюду. Работяга год отпахал – везет семью на курорт. Прямо Советский Союз, только всего больше и ширьше. Чем достигнуто это изобилие, а, дорогуша? Отказом от позиций, которые занимал СССР! Но сейчас родина потихоньку возвращает себе прежнее влияние. Однако же на одной экономике в сверхдержавы не выйти…

– Это что, политинформация? Или инструктаж?

– Именно. Не смейся, я не шучу. Есть мнение, что некоторые не понимают, какую задачу взвалили на свои плечи. Жирком заплывшие.

– Я делаю зарядку. У меня есть двухпудовая гиря, – сообщил Павлов. Чистейшую правду сказал. Зарядку он делал. И гиря у него была. Одно другому никак не мешало.

– Гиря – дело хорошее… Кому сказано – не перебивай!

– Виноват, товарищ генерал-майор. Больше не повторится.

– То-то. О чем я? А! Так вот, стране нужна военная сила. И как ни странно – живая сила, понимаешь? Ядерным щитом не закроешься от локальной угрозы. Танки и самолеты не берут города. Пехотинец, друг мой, вот кто по-прежнему задает тон. Но пехотинца-то серьезного у нас до сих пор и не было. А нам же надо регулярно доказывать, что мы крутые! Полегоньку, местами, но реально подвоевывать. И кем это делать?

– Ничего себе! А ваши спецназы? Береты всякие?

– Путаешь, дорогуша. Спецура, она для узких задач. А биться с противником лицом к лицу должен нормальный солдат. Только он у нас – кто? Здоровый лоб на приличной зарплате. Средний возраст рядового уже под двадцать пять. Обучен хорошо, но воюет с оглядкой… И тут на сцену выходит некий институт! И вручает пехотинцу то, чего ему не хватало! Помощника и друга, который расширяет возможности бойца и создает ощущение защищенности. У всех, кто поработал с твоими полосатиками, резко подскочила самооценка. Три контрольные группы было, и в каждой теперь совсем другие солдаты! Мы боялись, что обнаглеют и начнут лезть на рожон, – как бы не так. Просто они стали иными. Кого угодно покромсают в мелкий винегрет. Вот что вы делаете, дорогой товарищ Павлов, с вашим душегубом Шариковым. Поставляете в войска зверей, а те изменяют людей. Мы, конечно, ждали похожего эффекта – зачем, собственно, все и было затеяно. Ведь самое лучшее оружие ничего не стоит, если не модифицирует поведение бойца. Вам это удалось. В перспективе мы имеем совершенно новую армию!.. Э! Ты чего смурной?

– Как только полосатики ушли в опытно-промышленное, мне обрубили информацию, – произнес уныло Павлов. – Я сейчас впервые от тебя слышу о контрольных группах, об эффекте влияния кошек на людей…

– Порядок такой, дорогуша, – вздохнул Бондарчук. – Вы занимаетесь оружием, мы занимаемся людьми.

– Я многого не прошу – но разве нельзя оставить мне контакт хотя бы с испытателями? А то два раза поговорили, и конец.

– Испытатели – наши. А институт как бы не совсем наш. А ты ведь погоны не надел, – веско заметил Бондарчук. – Хотя предлагали. Вот и остался ни рыба ни мясо – ученый. И вообще, случись на испытаниях чего серьезное, тебя бы мигом подняли по тревоге. Из постельки выдернули и потащили за ушко разбираться. Куда-нибудь на танкодром, ночью, под дождь. В грязь, слизь и кровавые ошметки. Так что живи и радуйся.

– Живу и радуюсь! Благодарные ребята товарищи военные. Я им такую кошку сделал, которая лицо армии переменит, а они… Ладно, не надувайся. Шучу.

Машина беспрепятственно миновала проходную НИИПБ (генерал на мгновение опустил стекло, грозно зыркнул, ворота раскрылись, охрана высыпала из будки, выстроилась во фрунт и дружно взяла под козырек), прокатилась по территории и зарулила за десятый корпус, в институтском просторечии называемый «кошкин дом».

Павлов открыл было дверцу, но Бондарчук поймал его за руку.

– Ты вот что, дорогуша, – сказал он. – Катька твоя, конечно, девица ласковая и предсерийный образец, и все такое… Но поскольку со мной ее согласовать никто не удосужился – это мы еще разберемся, почему…

– С директором разберетесь, – уточнил Павлов.

– Да уж не с тобой, дорогуша! В общем, раз на представлении я за вашу фирму отвечаю, дистанционный пульт ты мне все-таки принеси!

Павлов осторожно высвободил рукав из крепкого генеральского захвата.

– У тебя не было кликера – тогда? – спросил он мягко. – Ах, конечно, вам стали давать их только после…

Бондарчук неопределенно шмыгнул носом.

– То есть?.. Ты не успел?!

Генерал что-то нажал у себя на дверной ручке, и из перегородки, отделяющей пассажирский салон от водительского отсека, с мягким жужжанием поднялась глухая черная штора.

– Видишь ли, я будто предчувствовал беду и попросил дистанционку в карман. Уговорил Шарикова – мол, не чужой же я вам человек. Да, представителям заказчика было не положено…

– Очень прошу, ты пойми наших правильно, – перебил генерала Павлов. – Это чтобы вы с перепугу не сорвали показ. Были ведь случаи.

– Спасибо, знаю. Участвовал.

– Да, только ты не представляешь, до чего изделию плохо, когда его принудительно блокируют. Это сильнейший удар по центральной нервной. Животное потом долго восстанавливается, и ему очень больно. Мы их жалеем. Стараемся не мучить попусту.

– Естественно, вы их жалеете! На людей вам плевать, а вот зверушки…

– Людей бабы нарожают.

Бондарчук так вытаращил глаза, будто впервые Павлова увидел – хищного, зубастого, когтистого, заросшего шерстью.

– …а сколько труда вложено в наших зверушек, ты можешь судить хотя бы по объемам финансирования. А сколько здоровья и любви – это деньгами не измеришь. Ясно? Благодарю за внимание! Извини, я, кажется, немного устал, вот и сорвался. Теперь рассказывай, что случилось на показе «Тисков».

Генерал опустил взгляд, секунду подумал и буркнул:

– Это ты меня прости. Как-то я с тобой, дорогуша, неуважительно.

Теперь заметно удивился Павлов. С первого дня знакомства Бондарчук обращался к завлабу в нахрапистой манере отца-командира, вечно читал мораль и всячески демонстрировал свое превосходство. То, что генерал умеет извиняться, Павлову и в голову не приходило.

– Все хорошо, старина. Честное слово. Забудем.

В знак примирения завлаб осторожно похлопал Бондарчука по плечу.