Конан и честь империи - Джеральд Старк Страница 12

– Оставьте, право, – ровным голосом присоветовал дознаватель. – Нас тут хорошо если десяток, а погромщики, сами видите, настроены решительно. Гиперборейцы отобьются, а с братом Бомбахом я по-другому потолкую, когда все кончится.

– Потолкуем, – прорычал Темвик Магнуссон. – Ох и потолкуем мы с ним наедине! Пес брехливый! Краснобай…

– Начинается! – звонко воскликнула Ренисенб, приподнимаясь на стременах.

Призывные вопли Бомбаха потонули в мрачном вое толпы, и на двор гиперборейского посольства полетели первые снаряды – камни, гнилые овощи и поленья, запасливо прихваченные погромщиками. С полдюжины горожан, из числа наиболее молодых и ретивых, подогретые вином и речами звонаря, полезли на стену. Толстенные бревна после недавнего дождя оставались сырыми и скользкими, кое-где поросшими кисточками мха. Зацепиться было не за что, и до верха никто не добрался.

Изнутри усадьбы по-прежнему не доносилось ни звука.

– Говорю же, пошумят и разойдутся, – меланхолично повторил Рэф. – Уже сколько раз пытались. Испоганят месьору Эгарнейду двор, да и… Хоп, это что-то новенькое!

– Смотри, что творят… – охнул кто-то из стражников. Грайтис выругался от души.

– Проклятье! – вскричал Темвик, весь сморщившись. – Надо было сразу зарубить мерзавца-звонаря, как-нибудь отмахались бы! Ну, теперь пойдет веселье!

Под руководством энергично жестикулировавшего монаха вплотную к стенам выдвинулись те, кто догадался прихватить с собой топоры. Железо звучно застучало по сырым бревнам, и вскоре на стенах появились глубокие затесы. Цепляясь за них, несколько самых отчаянных сорвиголов снова начали карабкаться наверх. С воротами, окованными толстыми бронзовыми полосами, у штурмующих получилось хуже – топоры лишь высекли снопы искр – и тогда, опять же по команде Бомбаха, откуда-то из-за угла посольской ограды бегом вынырнула куча угрюмых мужиков, волокущих нечто длинное и тяжелое.

– Жаба их задави, и таран заранее припасли! – взревел Магнуссон. – Снесут ведь ворота, стервецы! Стража, к бою!

– Да охолони, Темвик! – крикнул Грайтис, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки. То, что творилось вокруг подворья, напоминало развороченный муравейник: море плеч, рук и голов, ощетинившееся дрекольем и сталью, ревущее в мрачном упоении грядущего боя. – Теперь поздно уже, сомнут… Раньше б знать…

Молодежь из числа штурмующих бодро карабкалась по стенам, таран глухо бухал по створкам, Бомбах торжествующе орал и размахивал своим диском-кистенем. Ворота начали сдавать. Достигнутых успехов толпе показалось мало. Под стеной что-то неярко пыхнуло сразу в нескольких местах, и во двор, на крыши башенок и сараев полетели небольшие круглые предметы, оставляющие за собой дымные хвосты.

Тогда гиперборейское посольство в один миг словно взорвалось изнутри.

Из окон второго этажа мрачного каменного здания, выходящих на двор, с треском брызнули толстые свинцовые стекла, и в беснующуюся толпу вонзился веер оранжевого огня – гиперборейцы не зря хвалились повсюду своим колдовским могуществом. С десяток погромщиков заметались, охваченные пламенем, издавая жуткие вопли и усиливая неразбериху. Часто захлопали арбалеты. Двое, как раз пытавшиеся перескочить через гребень стены во внутренний двор, свалились на улицу, подстреленные почти в упор. От шума заложило уши даже у Грайтиса, вместе со своими спутниками оттесненного толпой и беспомощно наблюдающего за штурмом из дальнего конца запруженной народом Медовой аллеи.

Огненный веер шарахнул еще раз. Передние ряды колыхнулись назад, но задние, не разобравшись в происходящем, напирали, и пустое пространство перед воротами почти не увеличилось. Посольские сараи и длинная приземистая постройка – скорее всего, конюшня – вовсю полыхали, подожженные горючими горшками нападавших, языки пламени тянулись к главному зданию. В довершение всего с последним ударом тарана воротные створки душераздирающе затрещали и осели внутрь, открывая просторный двор и одиноко стоящую посреди двора неловко скособоченную фигуру.

При виде этой фигуры над толпой разнесся протяжный вопль, в котором изумление и страх мешались с отвращением. Потом стало на удивление тихо – лишь гудел огонь да пронзительно ржали кони, запертые в охваченной огнем конюшне.

– Что там, что? – волновались стоящие в задних рядах, вытягивая шеи и вставая на цыпочки в тщетной попытке разглядеть получше. Грайтис, хоть и подозревал, что там может быть, с высоты конского крупа видел немногим больше. Каменно застывший силуэт имел явное сходство с вороньим пугалом – косо, по-птичьи склоненная набок голова, раскинутые крестом руки, правая кисть свисает надломленной плетью, а левая… сжата в кулак? Или… или нет ее вовсе?..

У ширрифа вдоль хребта пробежал отчетливый холодок. Ренисенб, что-то пробормотав по-стигийски, близоруко прищурила глаза и удовлетворенно хмыкнула – будто увидела именно то, что ожидалось.

– Надо же, рискнули, – произнесла она неожиданно спокойно. – Что ж, никому, как себе…

– Митра Светоносный, защити нас и убереги! – раздался от снесенных ворот тонкий, дрожащий крик. – Колдуны проклятые умруна выпустили!

– Мертвяк неупокоенный… умертвий ходячий… умруна натравили клятые гиперборейцы… – зашелестело над головами.

Умрун, переваливаясь по-утиному, сделал несколько неуклюжих шагов. Толпа в ужасе шарахнулась.

Мертвец заговорил. Голос у неупокоенного оказался низкий, гулкий, ровно в пустую бочку, и загадочным образом доносился до самых дальних рядов замерших в непонятном оцепенении погромщиков. Солнечный свет померк, словно бы Око Митры закрыла набежавшая тучка. Беспрерывно льющийся речитатив выпевал слог за слогом на тяжелом, гнусавом незнакомом наречии, и Грайтиса вдруг одолела страшная сонливость. С трудом разлепляя ставшие неподъемными веки, ширриф заметил, как один за другим сгрудившиеся у посольства люди роняют свое оружие, как его спутники клонятся в седлах, как пошатнулась и взмахнула рукой стигийская магичка, будто бы защищаясь от наваждения… Голос мертвого мага проникал под череп, успокаивал, усыплял, шептал…

Сет его ведает, чем бы закончилось последнее деяние покойного месьора Унтамо – а это, без сомнения, был именно он или то, что от него осталось – но в этот миг к порушенным воротам метнулся некто низкорослый, кряжистый, в истрепанном и грязном коричневом одеянии. Тусклый лучик сверкнул на тяжелом золотом диске.

– Во славу Митры Лучезарного! – заорал брат Бомбах, крутанул священным символом и обрушил на поникшую голову неупокоенного могучий удар.

То ли упоминание святого имени оказалось на редкость действенным, то ли против недюжинной силушки звонаря не устоял даже оживленный злой магией покойник, но колдовской морок сгинул разом, будто обрубленный мечом. Умрун качнулся, утробно заурчал и загреб клешнями. Толпа, подхватывая оброненное дреколье, с воем хлынула во двор, и там, где только что возвышалась нелепая и жуткая черная фигура, вскипел водоворот вил, топоров и палиц, взлетающих и опускающихся со свистом.