Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин Страница 12

— Я спасу Лоче, если ты сохранишь жизнь Ираму.

Брови чернокожего капитана сошлись на переносице. Он смерил Эвриха с ног до головы презрительным взглядом и уверенно заявил:

— Ты не врачеватель и не в силах спасти сына моей сестры. Признайся, что ты врешь!

— Если меня постигнет неудача, он умрет, — сказал Эврих, не исключавший и такого поворота событий. — Но может быть, Отец Всеблагой будет милостив к нам обоим.

— После его смерти я приколочу твои уши к мачте. Тебя станут поить забортной водой, пока дух твой не отправится в страну предков, — зловеще ощерившись, пообещал капитан «Верволики».

— Так ты сохранишь жизнь Ираму, если я спасу Лоче?

— Ты спасешь его, если хоть сколько-нибудь дорожишь собственной шкурой. Раб не может ставить условия своему господину, — с твердой верой в то, что иначе и быть не может, произнес Шарван.

— Хоть слон и велик, у муравья тоже есть тень, — ответствовал аррант, наперед знавший, что за спасение Ирама ему придется бороться с не меньшим упорством, чем за жизнь Лоче. — Вышедший из реки не страшится дождя, и смерть, на мой взгляд, немногим хуже рабства.

Нечто подобное уже происходило с ним в Вечной Степи. Только тогда ставки были выше. За спасение Имаэро — советника Хозяина Степи — он потребовал пять жизней. И получил их. Получит и теперь то, что требует, ежели, конечно, Всеблагому Отцу Созидателю это будет угодно.

— Да покроются твои внутренности язвами!.. — начал было Шарван, но Эврих решительно прервал его:

— Время и прилив не имеют привычки ждать. А время, отмеренное твоему родичу, на исходе. — Он ткнул пальцем в сторону раненого. — Ежели ты желаешь отомстить за смерть Лоче больше, чем видеть его живым и здоровым, можешь торговаться со мной и дальше. Если же нет, поклянись сохранить жизнь этому парню.

— Хорошо! Призываю Амгуна-Солнцевращателя в свидетели — я не причиню зла светловолосому, если ты спасешь Лоче. Но клянусь…

— Время уходит, Шарван. Вели перенести своего родича в каюту. Мне понадобится моя сумка и кое-какие снадобья из тюков. Но это потом. А сейчас главное — чтобы мне никто не мешал, не дышал в спину и не стоял над душой…

Направляясь в каюту, куда зузбары унесли раненого товарища, Эврих не глядел по сторонам. Привычным движением — как учил его Тилорн — встряхивая и растирая ладони, он мысленным усилием направлял к ним теплые телесные токи, поднимавшиеся от ступней, от низа живота и груди. Вот они бегут по плечам, перетекают в кисти, в пальцы рук, и из них формируется целительная сила, создающая знакомое ощущение упругого живого комка между ладонями…

— Получай свою сумку! Да лечи безо всякого колдовства и чародейства, иначе капитан…

— Брысь! — коротко рявкнул Эврих на толпящихся около постели раненого «стервятников Кешо».

Боясь расплескать переполнявшую и словно бы поднимавшую его над полом силу, подождал, когда зузбары скроются за дверью, и возложил ладони на живот Лоче. Подумал, что надо бы снять наложенную Сунгаром повязку, и тут же забыл об этом, оглушенный чужой, нет, теперь уже своей собственной, жгущей, точно раскаленные угли, болью…

706-й год от основания Города Тысячи Храмов.

12-й год правления императора Димдиго

Спускаясь по улице Косноязыких к заброшенному храму Балаала, Ильяс отчаянно трусила, на все лады ругая себя за легкомыслие и вспыльчивость, которые доведут ее когда-нибудь до беды. Чего ради прицепилась она к Нганье, вечно болтавшей всякий вздор? Зачем понадобилось ей подначивать вступившуюся за подругу Дадават, как обычно ухитрившуюся вывернуть все наизнанку и ее же обвинить в трусости и пустобрехстве? Но даже и тогда еще было не поздно отступить, свести спор к шутке и не говорить в запальчивости тех самых слов, после которых, хочешь не хочешь, придется ей посетить древний храм и оставить там где-нибудь на видном месте бусы, дабы заставить Нганью и Дадават прикусить язычки…

Из-под ног девушки с громким шорохом метнулась крупная крыса. Ильяс испуганно взвизгнула, оступилась и замерла, прижимая руки к груди, чувствуя, как часто-часто забилось сердце, а по спине потекла струйка холодного пота.

— Вот ведь мерзость! Да еще и луна, как назло, чуть светит! О Нгура, помоги мне пережить эту ночь, и я никогда не буду ввязываться ни в какие споры! Я стану вести себя чинно, достойно и разумно, как положено знатной девице из клана Леопарда! — прошептала Ильяс и тут же, устыдившись собственного малодушия, продолжала путь к древнему святилищу. Прекратив думать о глупой перепалке с подругами, она принялась убеждать себя в том, что бояться ей решительно нечего. Ничего плохого не может случиться с отважной шестнадцатилетней форани в центре Мванааке, неподалеку от императорского дворца. Венценосный Димдиго позаботился о том, чтобы улицы столицы Мавуно были очищены от грабителей и убийц. Бдительные стражники — сочейросы, вооруженные длинными копьями и быстролетными дротиками, днем и ночью оберегают его верных подданных. Мудрые жрецы пекутся о том, чтобы запредельное зло не смело поднять голову в Священном Городе Тысячи Храмов. Ей покровительствует сама Нгура, и в складках сари у нее спрятан длинный кинжал. Луна прекрасно освещает улицу, и только последняя трусиха убоится снующих по каменным плитам крыс, а дочь достославного Газахлара трусихой, естественно, быть не может.

Ветер с моря разогнал облака, и луна засияла на красновато-фиолетовом, усыпанном мириадами звезд небе, как гигантский светильник. В колдовском серебристом свете ее сбегавшая к Гвадиаре улица Косноязыких напоминала ущелье, окруженное с обеих сторон причудливой формы утесами, изъязвленными множеством пещер, испещренными глубокими прямоугольными нишами и выступами, словно стены каменоломни. И впечатление это до известной степени соответствовало истине.

Когда-то, если верить легендам, улица эта была руслом одного из множества притоков Гвадиары, воды которого развели по каналам, орошавшим рисовые поля и окружавшие столицу фруктовые сады. Известняковые берега были превращены в карьеры, поставлявшие камень для возведения дворца, храмов и особняков Небожителей. Здесь же селились каменотесы, резчики по камню, формовщики кирпича и гончары. Из века в век они использовали готовые пещеры либо вырубали их себе в мягком ноздреватом камне, расширяя жилье за счет пристроек из кирпича и глины, в которую добавляли рубленую рисовую солому и тростник. Дома с плоскими кровлями и глухими стенами лепились один к другому, карабкались друг другу на плечи, образуя террасы, где нависавшие над узкими переулками, а где и перекрывавшие их, превращая тем самым этот ремесленный район столицы в подобие гигантского муравейника.

Ильяс неоднократно доводилось бывать здесь днем: обитатели Закатных Холмов, спесиво называвшие себя Небожителями, любили бродить по Нижней, приречной части города, заглядывая в лавки и мастерские, в храмы и на базары. Случалось ей, восседая в роскошном паланкине, проезжать по улице Косноязыких и после захода солнца, если отец предпочитал возвращаться с празднества в императорском дворце по Гвадиаре, а не по Верхней дороге. Но ни разу еще не оказывалась она здесь одна глубокой ночью, когда огни в домах погашены, а на людной обычно, ведущей к речному перевозу улице не видно ни единого человека.