Паучья лапка - Владимир Перемолотов Страница 12

Грохнула лавка. Гуляки за столом поспешно отбегали от стола, за которым теперь остался только обиженный. В его лице было столько злобы, что Избор понял, что теперь-то уж драки точно не избежать…

Но он ошибся.

Мужик не стал рвать на себе рубаху и размахивать кулаками. Словно желая всех посмешить, он приложил кулак к глазу, и посмотрел на остроголового сквозь трубочку пальцев. Это был знак угрозы. Детской угрозы.

Избор расслабился и улыбнулся. Кто-то ведь должен был оценить шутку.

— Драки не будет — подумал он, и ошибся… Дальше произошло нечто неожиданное. Мужик отодвинул голову и ударил по кулаку ладонью другой руки. Звук прозвучал резко, словно щелчок кнута. Люди за столами встрепенулись, кое-кто схватился за уши. Избор не знал, что сейчас должно произойти, но, по крайней мере, знал куда ему нужно смотреть. Остроголовый был шагах в двадцати от шутника. В одно мгновение он выгнулся, словно что-то невидимое ткнуло его в спину, и тут же подброшенный этой невидимой силой кувырком полетел вперед, сшибая столы. Избор проводил его взглядом.

— А, мир все-таки изменился… — подумал он.

Десятник, стоявший ближе других к шутнику, выхватил саблю. На лице его была написано, что он думал — сейчас требовалось спокойно обыскать тут каждый угол и заглянуть в каждое лицо, а не драться со всяким сбродом. Этого дурня следовало убрать прямо сейчас, пока он не начал драки, в которой так легко ускользнуть из любой облавы не замеченным. На помощь ему сзади него уже подбегали еще трое с короткими копьями. А вот этим-то драка была в удовольствие. Риска никакого — что могут сделать супротив воина крестьяне да купчики? А кулаки чесались, да и мошну под шумок у купца порастрясти можно… Правда десятник стоял тут же, рядом, но ведь все же видели — мужик первым начал.

— Убъют — подумал Избор и начал медленно подниматься, пробуя руками столешницу, не тяжеловата ли?

И тут неожиданно выскочил Исин. Черный как уголь хазарин ухватил за пояс пшенично белого русича. Тот не противился, трезвея и приходя в себя. Раскосыми глазами Исин провел по лицам посидельцев.

— Нас, славян, мордуют! — с надрывом закричал хазарин — Уж нам и кабаке теперь места нет? Нет на супостатов Илюши Муромца!

По кабаку пронесся вздох. В нем еще не было угрозы. Только исконная тоска по справедливости.

Исин как-то очень не по-славянски завизжал и выхватил саблю.

— Постружу на щепки!

Никого бы он не постружил. Зайцу было понятно, что против трех копий с одной саблей не выстоишь, но тут в дело вмешалась скамья, брошенная сбоку кем-то из посидельцев. Она ударила по крайнему из воинов, и они, сбивая один другого, впечатались в стену. Это получилось так смачно, что Избор помимо воли поднялся на ноги. Настроение назревающей драки уже витало в воздухе да и сила нагулянная на хазарских харчах просилась в дело.

— Эх, хоть харчи отработаю! Постою за друга! — весело подумал Избор — Кормили-то хорошо. Ничего не скажешь.

Конечно, он себе врал. Хазарин не был ему ни родней, ни другом, но сила в плечах и руках бродила, словно старый мед и просилась наружу. Во всяком случае, подраться за харчи было не такой уж скверной мыслью. Он слышал, что у франков так и вообще дрались за что-то непонятное — за косой взгляд, за отдавленную ногу, за честь дамы…

Исин увидел его и радостно заулыбался. Он рвался в драку от безысходности, надеясь ускользнуть в суматохе. Хазарину было страшно, а теперь увидев волхва он понял, что неприятности позади. Сабля и магия и по отдельности стоили не мало, а уж вместе…

Он ударил ближайшего воина. Тот не ждавший такого напора все же успел прикрыться копьем, но сабля перерубила деревяшку, и он упал, зажимая рану на груди.

Подстегнутые криком десятника лучники на галерее натянули луки. Жить Исину и тугодумному славянину оставалось с воробьиный нос. Вот тогда-то Избор крутанулся на пятке. Столешница приятно оттянула руки, но длилось это только мгновение, ибо в следующий миг она сорвалась с рук и улетела наверх, к ничего не подозревающим лучникам. Снизу было забавно смотреть, как перед ними вздыбливаются, и разлетается щепками резные перильца. Двое упали вниз, на столы, где их приняли в кулаки благодарные поселяне, а один улетел куда-то в комнаты и надолго там пропал. Теперь их осталось трое против четверых. Это уже была драка на равных. За Исина Избор не боялся. Он видел его в деле. Саблей тот, для дикого хазарина, владел неплохо. А вот обиженный славянин был не понятен. Он все еще стоял, тупо глядя на то, что происходило вокруг него, а потом вдруг ухватился за горло, и стремглав бросился к выходу.

В десятнике сработал инстинкт — он бросился следом. Уже без необходимости предотвратить драку — драка разлилась по кабаку как брага из дырявой. Его людей уже разбили на группки по 1–2 человека, и озверевшие славяне колотили их, чем попало. Он побежал за ним, что бы восстановить справедливость, так, как он ее понимал. Поднявший меч должен был от него и погибнуть. Двумя большими прыжками он перепрыгнул через опрокинутые столы, поскользнулся на гречневой каше, но устоял. Спина была рядом. Уже зная, чем это кончится, он сделал еще один шаг и резко взмахнул саблей, метя туда, где шея врастала в плечи и пшеничного цвета волосы нависали над одеждой. Он делал это бессчетное количество раз и готов был заново пережить все ощущения: четкий удар, плавно замедляющий руку, треск разрубаемых жил… Не простой треск! Особый! Слышимый не ушами, а рукой.

Но вместо этого руку потряс жестокий удар, словно у мужика под сермягой был тяжелый франкский панцирь. По руке пробежала мгновенная дрожь, плечо ожгло болью. Его сабля, вместо того, что бы разрубить драчуна от плеча до задницы, застряла в суковатом деревянном столбе.

За другой конец столба держался местный купчик. И лицо, и волосы его были неприятно белыми, как снег, да и сам он был похож на червяка, проведшего долгую зиму в подполе. Весь он был каким-то блеклым и не броским, если б не яркие голубые глаза и не широченные плечи. Он качнул столб и саблю из рук десятника вырвало.

— В спину бить — это не по нашему. — сказал белоголовый.

— А я не ваш.

Десятник потянулся к швыряльным ножам, что носил под воротником, но вынуть их не успел. Конец столба легко повернулся и стремительно приблизился к лицу. Он уклонился от удара, но не от судьбы. Второй конец столба подловил его движение и достал точно в лоб. Отброшенный ударом он отлетел к стене и затих там, пачкая кровью стену.

Отбросив не нужный уже столб, Избор вышел на улицу.

За дверью было безлюдно, только у крыльца шумно дышал белоголовый поселянин, затеявший драку. Он давился свежим ночным воздухом, крутил головой и привычный к таким вещам Избор все понял.

— Перепил-… сочувственно подумал Избор и на всякий случай отодвинулся подальше. — Пить не умеет, драться не умеет… Сейчас еще и крыльцо облюет.

Зрелище это было грустное, и он отвернулся от него. Ночь продолжалась, да и жизнь еще не кончилась. Облака плотно занавесили небо, и луна просвечивала сквозь них размытым пятном величиной с арабскую драхму. За спиной гулко ухало, люди радостно вопили, убивая друг друга. Из темноты выскочил остроголовый, но какая-то сила не дала ему взбежать на ступени и утянула обратно. Избор покачал головой. Это была настоящая жизнь. Он вдохнул холодного ветра и аккуратно закрыл дверь в корчму отгораживая себя от бушевавших там страстей. На душе было спокойно. Драка пошла ему на пользу. Мясо на плечах полыхало приятным теплом, кожу на руках пощипывало. Избор провел ладонью по ладони. Там остро кольнуло.