Первое правило стрелка - Сергей Мусаниф Страница 12

«Идет поиск. Он может занять до нескольких часов. Проявите терпение».

Гарри закурил сигарету и попытался проявить терпение.

Не перепились еще на Руси богатыри, добры молодцы.

Илья Муромец

На некоторое время мы оставим терпеливо ожидающего результата своего заклинания Гарри и перенесемся в совершенно другое место. Как написал бы в титрах к своему фильму несравненный Джордж Лукас:

«Иное время, иная галактика».

Но если вторая часть этой фразы более-менее справедлива по отношению к нижеследующей сцене, то первая попадает пальцем в черную дыру. Время было то же самое.

Илья Муромец открыл левый глаз. Над левым глазом Муромца шелестел дуб. Что-то больно давило на копчик. Илья Муромец перекатился на правый бок, пошарил рукой позади себя и вытащил из-под копчика свою булаву. После чего былинный богатырь поднялся на четвереньки и обозрел окрестности. Увиденное ему не понравилось.

Деревня, на околице которой он лежал, была небольшой, на пять домов. Крыши с двух домов были сорваны как будто ураганом. На земле лежали остатки плетней. Пространство между домами было засыпано битой посудой, обломками нехитрой крестьянской мебели и бесчувственными телами. Венчал картину обуглившийся остов сгоревшей бани.

Илья Муромец поднялся на ноги. На правой обнаружился сапог, левая была босая. Костяшки правой руки были сбиты в кровь.

— Ёлы-палы, — сказал Илья Муромец и ткнулся головой в ствол векового дуба. С дуба посыпались вековые желуди.

Когда головокружение прошло и к Муромцу вернулась способность мало-мальски ровно стоять на ногах, он двинулся на экскурсию по остаткам деревни. У колодца, ворот которого валялся на земле метрах в тридцати от того места, где он должен был бы находиться, стоял Алеша Попович и пытался вытянуть ведро, держась руками за цепь.

Получалось у него плохо. Упрямая цепь постоянно выскальзывала из непослушных пальцев, и ведро снова плюхалось в воду.

Илья подошел поближе, перехватил цепь здоровой левой рукой и сильно дернул. Ведро вылетело из колодца, как пробка из бутылки иностранного вина, и обдало богатырей брызгами. Алеша успел подхватить его на лету, и богатыри заглянули внутрь. На дне ведра плескалось немного воды.

— Мало, — сказал Муромец.

Алеша осушил ведро одним глотком и бросил его обратно в колодец. Рука Муромца снова легла на цепь.

Внезапно на богатырей обрушился Ниагарский водопад. Сначала они ошалело смотрели на небо, на котором не было ни облачка, а вода появлялась прямо из воздуха на высоте около двух метров от богатырских голов, потом они решили воспользоваться ситуацией и подставили рты, жадно глотая вожделенную влагу.

Когда водопад иссяк, богатырям стало значительно лучше, и они озадачились происхождением воды.

Их взгляд тут же наткнулся на немолодого человека с длинной русой бородой, который стоял неподалеку и с ужасом осматривал окрестности. Оба богатыря сразу узнали знаменитого в Триодиннадцатом царстве волхва, известного под именем Ивана-мудреца.

— И что это тут, интересно, стряслось? — спросил мудрец. — Хазары?

Богатыри не слишком уверенно посмотрели друг на друга.

— Нет, по-моему, — сказал Илья.

— Татары?

— Э… Вряд ли, — сказал Алеша Попович.

— Монголы?

— Не думаю, — сказал Илья.

— Печенеги?

— Нет, — сказал Алеша.

— Половцы?

— Эти слабаки? — удивился Илья. — Да ни в жисть.

— Заходил ваш друг Сережка, поиграли вы немножко? — язвительно осведомился мудрец.

— Нет, он на прошлой неделе приходил, — сказал Илья.

— Тогда что же здесь произошло? — поинтересовался мудрец.

— Пикник, — сказал Алеша Попович. Он был очень горд, что вспомнил это иностранное словечко.

— Пикник? — переспросил Иван.

— Пикник-ик, — подтвердил Илья.

— Это пикник? — уточнил мудрец. — Деревня практически разрушена. Мужики валяются на земле. Женщины, дети и старики отсиживаются в лесу. Скотины я вообще не вижу, дома лежат в руинах, колодец сломан, баня сгорела… И это пикник?

— Перебрали малость, — сознался Илья Муромец.

— Самую капельку, — подтвердил Алеша.

— И что же вы отмечали?

— Да друг наш, Добрыня Никитич, о, а вот и он, поймал во чистом поле печенега и одним ударом вбил его в землю по пояс.

— И все?

— Так раньше у него только до колен вбивать печенегов получалось.

— Печенеги — дело тонкое, — подтвердил Илья. — Другое дело — хазары или, скажем, половцы…

— И это повод, чтобы так напиваться?

— А кто напился? — взвился Добрыня Никитич, которого, в отличие от приятелей, все еще мучил сушняк.

— Ты, Иван, мудрец, — примиряюще сказал Илья. — Тебе наших богатырских забав не понять.

— Это да, — согласился Иван. — С такими богатырями, как вы, Триодиннадцатому царству никакие захватчики не страшны.

— Вот именно, — сказал Добрыня Никитич, заглядывая в колодец. На этот раз ведро ухнуло туда вместе с цепью. — Мудрец, а ты пивка не сотворишь?

— Я тебе кислой капусты сотворю, — пообещал Иван. — И приложу ее тебе к одному месту.

— Не, — сказал Добрыня. — Капуста без понтов. Не помогает капуста. Вот пивка бы пару литров…

— Поговорить надо, — сказал Иван, игнорируя намеки похмельного богатыря. — Дело для вас есть, как раз по богатырской части.

— Ик-злагай, — сказал Илья Муромец.

— Где Кощеева смерть находится, вам известно?

— Как не знать, — сказал Илья. — За далекими долами, за высокими горами, короче, далеко, на такси за сто рублей не доедешь, стоит дуб. На дубе висит хрустальный гроб. В том гробу сидит заяц. В зайце — утка. В утке — яйцо. В яйце — игла. А в игле и есть смерть Кощеева.

— Какая безвкусица, — пробормотал Иван. — У Кощея совершенно нет стиля. Короче, архаровцы, вам троим надлежит отправиться в поход и добыть смерть Кощееву.

— Как он нас назвал? — поинтересовался Добрыня Никитич.

— Вот те здрассьте, — сказал Алеша. — И на кой черт нам Кощеева смерть сдалась? У нас со стариком уговор, он его вроде и не нарушает. Девиц в полон не берет, а если и берет, то только по согласию, на земле нашей не озорует, соседей не достает, колдовать бросил… Чахнет себе над златом и чахнет. Зачем старикашку убивать? Безвредный он.

— А я разве говорил хоть слово об убийствах? — поинтересовался Иван. — Вам надо добыть яйцо, но не разбивать его, а наоборот, хранить как зеницу ока.