Великий маг - Юрий Никитин Страница 12

Когда книги начали переводить в электронную форму, смайликистало возможным делать уже не застывшими, как на бумаге, а подмигивающими,кривляющимися, показывающими язык или делающими рожки. Авторы началииспользовать звуковые и световые эффекты для оформления. Иллюстрации сталиживыми, изображения начали двигаться, рубиться мечами или целоваться.Пространство для текста все больше суживалось, наконец осталось только длякоротких комментариев, самых необходимых, но я исповедовал принцип, что любыекомментарии – это таблички на дереве с надписью «Дерево», потому отказалсяполностью, все надо уметь выражать в действии, жесте.

Благовещенский даже на смайлики перешел запоздало: они ужеиз смайликов плавно переходили в импы, а он только-только осваивал первыеулыбочки, что и дали название самим значкам, хотя смайликами потом называлисьдаже вот такие значки, к примеру:

(…!…) – жопа обыкновенная

(……!……) – жирная

(…….) – плоская

(!) – тощая

{…!…} – шикарная

(…*…) – геморройная

(…zzz…) – усталая

(…?…) – безмозглая

(…о…) – пользованная

(…0…) – много раз пользованная

(…$…) – новорусская

(…x…) – поцелуй меня в жопу!

(…Х…) – оставь мою жопу в покое!

Старшее поколение морщилось, называло это то андергаундом,то маргинальной культурой, но могучая орава значков вторглась в крохотнуютридцатидвухбуквенную группку и почти поглотила их в своей стотысячной массе.Пришлось со значками считаться всем, даже самым высоколобым консерваторам, апока они осваивали эти дополнительные значки, усиливающие выразительностьтекста, я уже перешел на полную, как поначалу называли, за неимением термина,кинематографичность. Потом утвердилось название пасбайм, то есть пассивныхбайм, в отличие от просто байм, где игрок с самого начала полный творец мира ихозяин своей судьбы и судеб всех встречных.

Другие авторы перешли на пасбаймы позже, перешли вынужденно,куда денешься, читательский спрос диктует форму изложения. Не хочешь – выбирайдругую профессию.

Так что сейчас книги состоят из импов – богатейшего наборасимволов, картинок, звуков, и это уже молодым ребятам почти что привычно. Этоне тридцать две буквы! Уже в самом начале перехода на импатику были тысячи итысячи сэмплов, а теперь пишущие оперируют набором в сотни тысяч, миллионызнаков, изображений, звуков. На подходе вибротактильные символы, феромоновые,если на пальцах – запаховые, а затем и вовсе галюцигенные, прямо воздействующиена нервную систему.

Благовещенский быстро спрятал деньги в карман, а самтараторил и тараторил, и все про высшую роль культуры, про ее истиннуюнепроходящую ценность, про ее величие и значение… Как хорошо понимаю тех, ктопри слове «культура» хватался за пистолет!

– Ты в ЦДЛ сегодня пойдешь? – спросил он наконец.

– А что там?

– Презентация нового сборника стихов Тишкевича!

– Ого, – удивился я. – Издали?

– Ну, не совсем… В Интернете разместил.

Я вспомнил Тишкевича, одного из самых тупоголовыхконсерваторов, до последнего клял засилье техники и всевластие Интернета.

– И уже презентация? Раньше размещение в Интернетевообще публикацией не считали…

– Смотря какая публикация, – сказал онторопливо. – Придешь? Клянусь, не попрошу меня угостить ведром чернойикры!

Я отмахнулся.

– Извини, работать надо. Бывай!.. Барбос, домой, домой,не прикидывайся глухим.

Я почти вбежал под козырек, обливаясь потом, а когдаоткрылась дверь, вдвинулся тамбур, мокрый, будто меня обрызгало из поливочноймашины. В тамбуре вообще прохладно, работает кондишен, но Барбос все равноплелся недовольный, не успел обнюхать весь район.

Импатика, как ни странно, несмотря на все ее богатство,пробивалась долго и трудно. У книги есть то неоспоримое преимущество, котороене могли отобрать ни кино, ни телевидение, ни даже баймы: она интерактивна ужепо самой природе букв, этих крохотных символов, таких невзрачных, такихпростеньких, таких обезличенных самих по себе.

Читающий книгу сам творит себе фильм, даже не фильм, а целыймир: создает пространство, населяет его персонажами, общается с ними. Чтосоздает именно каждый читающий, видно уже из того, что по одной и той же книгекаждый лепит нечто личное. Если в фильме все для всех одинаково, то в книгефразу: «Вошла красивая девушка», все сорок тысяч человек, купивших книгу,рисуют себе сорок тысяч разных красоток: худых, толстеньких, рослых,дюймовочек, стриженых, длинноволосых, блондинок, брюнеток, с мощным выменем иливовсе без сисек, нордических, монголовидных, с кольцом в носу или без…

Я первый придумал паллиатив: начал создавать ветви сюжета.После обязательной для всех первой сцены давал вариант, условно говоря, «да илинет», а затем разрабатывал каждый в отдельности, а там давал возможностьвыбирать еще и еще. Таким образом, читатель мог выбрать вариант действия, какбы поступил именно он, и потому к финалу книги каждый приходил с закономернымрезультатом.

Конечно, это не сорок тысяч миров, как при чтении письменнойкниги, больше чем просто на сорок разных ветвей у меня сил не хватало, но и тодля большинства авторов просто недостижимо: едва-едва набирают три-четыренепротиворечивые концовки. Правда, сорок тысяч и не требуется. На самом делеразброс вкусов не настолько велик, как кажется. В этом убеждается каждый автор,поставивший книгу в Сеть или же выслушивающий комментарии к уже вышедшей изпечати.

Сперва все отзывы выглядят яркими и свежими, потом начинаютповторяться, а затем уже свежая мысль или пожелание вообще редкость, наконец,автор видит, что все его читатели укладываются в десяток, если не меньше, четкоочерченных категорий. Вкусы и пристрастия, увы, у большинства одинаковы. Чтобыуслышать что-то иное, надо вообще сменить жанр, написать нечто рассчитанное напринципиально другую аудиторию.

Конечно, видеокниги потеряли многое из того, что присущекнигам: метафоры, многозначность слов, иные истолкования уже известныхсимволов, что позволяет создавать намеки, юмор оттенков, но зато прибрели то,чем отличается век нынешний от всех веков предыдущих: огромное, простоневообразимое количество информации, вбитой в каждый текст! На этом фоне потерибуквенных метафор не больше потерь умения плести кнуты или разжигать огоньтрением. Да, современный человек не умеет ни того, ни другого, но кнут ему безнадобности, огонь зажжет от зажигалки, зато сохраненные время и усилия потратитна что-то более полезное.

Барбос первым врывается в квартиру, делая вид, что ногиможно не мыть, чует, когда в самом деле эту процедуру прыганья в ванну можнопропустить, ринулся к миске, оглянулся с укором.