Последний богатырь - Николай Шмигалев Страница 12

Перебор остановился перед мостом и оглядел, прямо скажем, не очень-то представительных представителей столичного пропускного пункта. Один из стражей, был юн, хиловат и мелковат, второй сух, высоковат и староват, и, судя по длинной седой бороде, без вариантов, этот второй и был старшим в этом охранном тандеме. Он-то и остановил Перебора грозным окликом на ближних подступах к столице.

– Хто такий? Откедова? – ещё раз поинтересовался седобородый, когда Перебор остановился на середине моста.

– Кличут меня Перебор, уроженец деревни Слякино, Грязанского уезда, – представился добрый молодец.

– Зачим в билокаменную пожаловил? – уточнил цель прибытия стражник.

– Какую «белокаменную»? – не понял о чём речь Перебор, внимательно оглядев город, целиком и полностью выполненный в лучших традициях рунийского деревянного зодчества.

– Здись я вопрошаю? – сказал, как отрезал стражник, и сам не знавший, почему сколоченную сплошь из древесины столицу страны огульно обозвал «белокаменной». – Я ище разэк спрашиваю, чегось тэби в городи надобни?

– По важному делу пришёл! – ответил Перебор.

– Много тутось таких шастае, «пи важниму дилу», – направил бородач копьё в богатырскую грудь пришельца, его, юный, коротышка-напарник молча повторил движение «старшого». – А с утрэца, либо колокола на колокольне недосчитаимси, либо зюйд-норд-флюгера на пижарной каланчи. Ступай отсель. Нерезиновград не з кавучуковой дрэвэсины зрублена.

– Дедушка, ты чего ругаешься? – обиделся Перебор на беспочвенные подозрения стражника. – Какой такой ещё «флюхер»? – он на самом деле не знал значения этого «бранного» для него слова, – Я к князю иду по важному делу, – признался Перебор и для пущей солидности добавил, – от нашей деревни командирован к нему в качестве ответственно-уполномоченного ходока.

Пусть и слукавил слегка удалой молодец, зато это на удвиление здорово сработало.

– Ах, ко свитлому князюшке! – мигом сменил подозрительный гнев на гостеприимную милость стражник, и в точности выполнил полученную с утра команду «пропускать к князю без промедления, сучка и задоринки». – От оно як! Чегось молчал то, косатик?! Проходь! Ать-два!

По последней команде стражник с напарником синхронно приставили копья к ноге и, расступившись, вытянулись «во фрунт» перед Перебором. Слегка подивившись произошедшей с охраной ворот метаморфозой, польщённый Перебор изящно козырнул им двумя пальцами от бровей и почти классическим строевым шагом вошёл под сени распахнутых городских ворот.

– Вот, внучек, вишь якой большуший бодыбилдырь к нам пижаловив! – провожая взглядом Перебора, вздохнул заслуженный ветеран охранной деятельности. – Меньше бы ты цигарьки бисовы смолив, таким же богатырём бы вымахав.

Седобородый с укором посмотрел на внука, который, виртуозно свернув козью ножку, задымил, задумчиво глядя вслед прошедшему в столицу здоровяку.

Оказавшись по ту сторону ворот, Перебор, как говориться «с порога», окунулся в прелести столичной суетной жизни.

Первым делом, вляпавшись лаптем в свежий конский навоз, и не успев нецензурно возмутиться, он едва успел отпрыгнуть в сторону, когда с криком – «Куды прёшь, слепошара!» – мимо промчалась повозка, запряжённая тройкой лошадей, забрызгав его уже по колено. Но только послал он вслед лихачу дулю проклятья, как за спиной вновь раздался грохот колес и вопль «Прочь, дубина стоеросовая!» возвестил об очередной опасности. Метнувшись в обратную сторону, Перебор выскочил наперерез гружённой дынями арбе восточно-асиятского купца, запряжённой меланхоличным верблюдом, и впервые увидев двугорбую «иномарку» растерялся и, чисто рефлекторно, залепил верблюду боковой в челюсть. Дремавшее на ходу животное, так и не сообразив в чём его вина, теряя остатки сознания, как подкошенное рухнуло на деревянную мостовую. Это происшествие моментально создало пробку на третьем гужевом кольце столицы (а как мы с вами догадались, это было именно оно и ничто иное), а Перебор, грозно поглядев на оцепеневшего купца, с чувством собственного достоинства продолжил путь к княжескому терему. Пусть ещё кто-нибудь только попробует, обозваться!

Когда к месту аварии прибыли дорожные опричники, никто, включая главного свидетеля и участника ДТП – водителя арбы – не смогли описать приметы нарушителя. «Кто-то болшая-преболшая и страшное, каки шайтан-гора, вах-колобах» – единственное, что смогли выпытать (причём в буквальном смысле) опричники у незадачливого бахчеторговца.

А Перебор, тем временем уже добрался до большой площади без названия, но с выкрашенной в красный цвет мостовой.

– Чудно! – улыбнулся он гламурной диковине. – Алая площадь! Диво, да и только!

Сидевшие неподалёку, на паперти покосившейся церквушки нищие калеки, сообразив, что в их ареале обитания оказался провинциальный турист, и, судя по одежде, махровая деревенщина, засуетились.

– Подайте ради бога! – дружно как по команде прогундосили попрошайки, и далее, уже вразнобой жалостливо заголосили. – Подайте, во имя всех святых, на хлебушек! Детишкам на молочко! На зубные протезы! Бога ради, на операцию! В фонд взаимопомощи! На оплату «коммуслуг»! Сами мы не местные! Подайте! Подайте! Подайте!

И до того у них драматично выходило попрошайничество, проникновенно так, я бы даже сказал профессионально, что не вынесло их стенаний-причитаний доброе сердце Перебора. Подошёл он к слепцу, поглядел в его чёрные как ночь круглые очки и, выудив из-за пазухи поповскую ассигнацию, сунул калеке купюру в дрожащие руки. Вся паперть замерла от удивления.

– Червонец?! – прошептал слепец и присвистнул. – Это же целое состо…

– Стоп! – перебил его добрый, хотя в данной ситуации будет правильно сказать щедрый молодец, Перебор. – Как догадался? Ты же слепой.

Перебор аккуратно снял очки с переносицы нищего и увидел вполне осмысленный, правда, довольно испуганный, взгляд голубых, словно васильковое поле, глазёнок попрошайки.

– Я, я, того, – затравленно озираясь по сторонам и судорожно оглядываясь на собратьев по промыслу в поисках подмоги (представляете, как струхнул, бедняга!), заелозил нищий под тяжёлым взглядом нависшего над ним здоровяка.

Остальные попрошайки, поняв, что сейчас, возможно будут по-настоящему калечить «слепца» (отсюда уже можно в кавычках, ведь чудо свершилось), не предпринимали никаких попыток вмешаться в намечавшуюся экзекуцию товарища, как вдруг.

– Я, я, знать того, прозрел внезапно, чудо свершилось! Спасибо тебе, божий человек! Чудотворушка! – завопил «слепец», вместо пресловутой «соломинки» обхватив ноги Перебора (в первую очередь для того, чтобы тот не пнул ими его ненароком).

– Ты это серьёзно? – пришла очередь удивляться бесхитростному Перебору.

– А то! – воздел руки к небу всё ещё испуганный попрошайка. – Твоя доброта и щедрость, сняла с моих глаз пелену тьмы! Долгие десять лет и три месяца я не видел света белого, и тут на тебе, взял и прозрел! Спасибо тебе, мил человек!

Конец ознакомительного фрагмента