Черная богиня - Константин Вронский Страница 12

…Он сразу же заметил, что за тем холмиком останавливались. Вон кострище, там еще дырки от колышек палатки виднеются. А один из горе-путешественников пил, пузырь из-под джина пустой валяется. Неужели водитель? Этот Нага Мибубу, кажется, так в лагере археологической экспедиции называли негра.

Холодов огляделся по сторонам. Ну что же, безумное кружение по пустыне теперь хотя бы как-то можно объяснить.

Водитель был пьян в стельку, в дугу, в дымину, называй как хочешь. Но почему лучший из лучших мистер Филиппс не помешал ему? Сам тоже напился? Как-то не вяжется это с теми хвалебными одами, что все распевали в голос, упоминая имя англичанина! А может… нет, все равно ничего непонятно…

Холодов исследовал каждый миллиметр остановки горе-путешественников. Нашел крышку от консервной банки, пустую упаковку из-под таблеток без названия. Холодов даже понюхал ее со всех сторон. Хм, пахнет чем-то противно горьким.

Хинин! Господи милосердный, хинин! Кто-то из них заболел, и Пашка Савельев — чертушка, друг со школьной скамьи, только в институте вместе с Холодовым он не удержался, — дал больному порошок хинина. Но кто, кто заболел-то? Уж не Филиппс ли? Уж не страдает ли англичанин от малярии? Алексей сунул пустую коробочку в карман и молча глянул на Лунные горы.

— Летать они точно не умеют! — громким голосом оповестил он, наконец, разморенную от жары пустыню. — Через триста метров никаких следов ребят уже не видно! И где «лэндровер»? Не растворился же он в воздухе?

Алексей еще раз внимательно рассмотрел карту. Все дороги, все, даже самые маленькие тропинки вели к горам. А вот как на них карабкаться, на высоту почти в четыре тысячи метров, на самой-самой точной карте почему-то не указывалось. Не очень-то они были гостеприимными, эти самые Лунно-Звездные горы, вечное прибежище своенравных богов!

Впрочем, что ему эти горы? Здесь на этом самом месте все и заканчивалось. И как оказывалось, ничем.

— И все-таки, — пробормотал Холодов, садясь в свой старенький джип, — как бы безумно все это ни казалось, они в горах.

И Алексей до жути испугался собственных мыслей. «В горах», — сказал он. «В горах»… Это означало, что их туда доставили, доставили совсем не на добровольных началах. А еще это могло означать, что на точно таких же началах с ними могли сотворить все, все, что вздумается.

Холодов проверил свое ружье, а потом поехал к Лунным горам. Дорога стала более ухабистой и каменистой. Камешки весело вылетали из-под колес старенького джипа.

Алексей Холодов ехал медленно, тащился просто черепашьим шагом, как сказала бы Ника. Не стоит окончательно ломать старую машинку, решил он. Еще пригодится — возможно, джипешник еще спасет всем нам жизнь… если, конечно, Ника и ее спутники все еще живы…

…Сикиника торопливо вошла в маленькую комнатку.

Ее верная служанка и подруга Нефру-Ра держала на коленях голову мальчика-подростка.

Перед ней на золотой скамеечке стоял на жаровне маленький медный котелок, принесенный Домбоно. К котелку был прикреплен длинный камыш. Он состоял из двух частей, соединенных кожаным цилиндром, позволявшим верхней части конструкции двигаться в обе стороны.

Время от времени Нефру-Ра подносила к груди ребенка и давала ему по предписанию Домбоно вдыхать горькие водные пары с добавлением успокоительной смеси.

— Смесь спокойствия хорошо действует? — спросила Сикиника.

— Думаю, хорошо, — ответила подруга. — У сына Солнца больше нет таких болей, как раньше.

Верховный жрец ощупал лоб ребенка и сказал:

— Лихорадка уменьшается, я надеюсь на лучшее. Это лекарство очень действенное, о царица. В старинных рукописях Гермеса Трижды Величайшего применение его рекомендовалось как раз в подобных случаях. Знаешь ли, богиня, этот пар сильнее лошадей и волов, сильнее великанов.

Сикиника молча кивнула головой.

— Нефру-Ра, — приказал Домбоно, — возьми кусок полотна. Сложи его вместе, намочи вот этой водой с соком цветка умиротворения и обмотай ногу мальчика.

Сикиника робко спросила:

— Так злые духи оставили ребенка?

— Конечно, — ответил жрец. — Ох, как же много дел мы имеем со злыми духами и как мало с добрыми! Люди куда охотнее верят в злых духов, чем в добрых и покровительствующих им. Нефру-Ра, через каждые четверть часа меняй компресс…

Сикиника схватила Домбоно за рукав широкого жреческого одеяния.

— Но ты приведешь того чужеземца? Домбоно дружески кивнул царице, а затем ласково погладил ее по волосам:

— Я дал слово, богиня, и не в моих правилах нарушать его… Хотя твоя затея мне и не по вкусу.

Они висели на самом верху каменной стены храма в маленьких железных клетках. К клеткам вели длинные приставные лестницы. По этим самым лестницам отряд солдат доставил Савельева, Веронику, Ларина и Шелученко к месту их последней остановки в этой жизни. Доставил медленно, осторожно, чтобы те, не дай бог, не оступились случайно и не упали на каменную мостовую двора. В клетках их освободили от пут. Солдаты вежливо попрощались с будущими жертвами богов, даже отсалютовали на прощание. А потом закрыли решетчатые двери, спустились по лестницам вниз и убрали их.

Алик Шелученко выл, не переставая. А потом упал на пол клетки, задергался в конвульсиях, как во время эпилептического припадка.

— Да он так совсем свихнется! — крикнул Павел Веронике. Они висели по соседству друг от друга. Вероника вжалась лицом в прутья железной решетки и пристально всматривалась в раскинувшийся далеко внизу фантастический город, казавшийся отсюда маленьким-маленьким, игрушечным и нереальным.

— Здесь можно сойти с ума! — крикнула она в ответ.

Ваня Ларин растерял весь свой легендарный юмор еще во время подъема в клетку. Сейчас он метался по своей подвесной камере, два метра туда, два метра сюда, пока клетка не начала раскачиваться подобно гигантскому маятнику.

— Помогите! — кричал он. — Помогите! Вы не можете убить меня вот так вот! Вы просто не имеете права… — безумные, отчаянные, бесполезные крики.

А потом он смолк, вжался головой в железную решетку и заплакал.

А жизнь в Мерое текла своим чередом, как будто и не было никаких клеток на огромной стене храма. Никто не вскинет голову к небесам, никто не замрет в ужасе, глядя на дар богам. И только десять солдат, которые несли почетный караул на стене, демонстрировали важность этой темницы для народа Мерое.

В небо тянулась тоненькая струйка дыма. Жрецы приносили жертвы ночным божествам. Узники слышали однотонное пение и ритмичные шлепки рук по коже барабанов. Вечер раненой птицей рухнул в каменную котловину, стало намного прохладнее, и город потонул в пасти черных теней.

— Я сейчас тоже закричу, — пожаловалась Вероника Савельеву. — Я не могу. Я больше не могу. Я должна закричать.

— Так кричи, Ника! — Савельев вцепился в прутья решетки. Сердце захлебывалось от дикой боли, нервы были натянуты уже до предела. Еще немного, и они лопнут, и сердце разорвется.