Большая охота - Игорь Черепнев Страница 12

Вернувшись к себе, сразу отнес Михалычу его шашку. Он, глазастый до невозможности, сразу увидел изменения, поздравил, посмеялся вместе со мной над приколами начальства, а потом новость со скоростью урагана разнеслась по казарме и все пытались ненароком подойти поближе и посмотреть на награду. Мне это вскоре надоело, и я пообещал внеочередной марш-бросок тому, кто не знает, чем себя занять. Командирский рык быстро дошел до сознания, и все сразу занялись своими делами.

На сегодня было запланировано показательное выступление перед новичками. Сначала сходили на стрельбище, где Гриня с Митяем показали, как надо стрелять из карабинов. В смысле во всех положениях, в движении, вскакивая, падая и извращаясь всеми другими изученными способами. Потом настал черед револьверов и Митяева, который не ударил в грязь лицом. Но после показа демонстративно громко попросил меня показать хотя бы «крест». Отступать было некуда, потому со своим верным наганом пошел к мишеням. С люгером было бы удобней, но за неимением гербовой пишут на простой.

– Объясняю вводную. Вы стоите с револьвером против троих вооруженных противников – по центру, справа и слева. – Показываю на мишени. – Задача – поразить всех троих и при этом остаться в живых. Чтобы было понятней… Михалыч, дай фельдфебелю и унтерам разряженные револьверы. И потом посчитаешь… Ваша задача – пытаться удержать меня на мушке и после честно вслух сказать, сколько раз это получилось. Здесь нужно учитывать, что, во-первых, противник не сможет стрелять, если на линии огня находится его товарищ, и, во-вторых, стрелку-правше легче наводить оружие справа налево, а не наоборот. Ну, вы это сами попозже почувствуете. А теперь – начали!..

Выхожу на исходный. По команде Митяева «Пошел!» резко делаю кувырок вперед, луплю с колена два раза в центральную мишень, тут же с разворотом влево падаю на спину, выстрелы в левого «противника», кувырок назад – две пули рвут правого. Поднимаю руку, встаю. Слышу голос Михалыча: «Пять секунд!» Спрашиваю у Остапца:

– Сколько раз мог попасть в меня?

– …Ни разу… Не успевал целиться…

Унтеры всем видом показывают, что у них такая же ерунда. Обращаюсь к погранцам, стоящим с круглыми глазами:

– Вот и вы должны научиться так же. И с карабином, и с пистолетом. Понятно?..

Потом было выступление дуэта «Андрейка и пулемет». Стоя, лежа и на ходу. Полосу препятствий показывал Егорка, мелкий, гибкий и быстрый, как ящерка. А после этого инструкторы показали рукопашный бой один на один, один против двух, один против трех. И снова Михалыч, видимо преследуя какие-то свои цели, вызвал меня на «показать». Минут пять мы с ним валяли друг друга по травке, потом согласились на дружескую ничью. Ну, а после этого устроили пострелушки. Не пожалели запасов, но все погранцы отстреляли по три патрона из трех положений. Результаты были очень даже неплохие. Значит, будем оттачивать мастерство. И овладевать новыми навыками…

Глава 6

В шесть вечера, как и было определено, выбритый, вымытый и отчищенный, сидел в кабинете в узком кругу и усердно выполнял ритуал обмывания ордена. Термин «клюква» мне как-то сразу не понравился. Зато теперь у моей шашки есть имя – «Аннушка»! Через час времени и две бутылки «Гданьской вудки» под жареную говядинку мы остались втроем – Бойко, Дольский и виновник торжества. Разговор шел ни о чем, то есть о фронтовой жизни. Анатоль притащил откуда-то гитару, исполнил несколько романсов, потом протянул инструмент мне.

– Господин подпоручик, ваша очередь!

– Да, Денис Анатольевич, сыграйте что-нибудь ОТТУДА, – пристально глядя на меня, произносит Валерий Антонович, да еще и голосом выделяет… Вот ни… ж себе!.. Немая сцена!.. Вопросительно смотрю на капитана, он медленно утвердительно кивает в ответ. Это что, будет еще один посвященный в тайну?.. Ну-ну, вы этого сами захотели!.. Перебираю струны, думаю, что ж вам, господа, преподнесть. А давайте-ка начнем с чего-нибудь бодренького, в духе времени. О, придумал! Одна из песен Булата Окуджавы была любимой строевой нашего курса в Можайке.

Отшумели песни нашего полка,Отзвенели звонкие копыта,Пулею пробито днище котелка,Маркитантка юная убита.Нас осталось мало – мы, да наша боль.Нас – немного и врагов – немного.Живы мы, покуда – фронтовая голь,А погибнем – райская дорога.

Услышав первые строчки, Анатоль удивленно и немного даже ревниво смотрит на меня, мол, почему не слышал до сих пор этой песни, потом внимает, улыбаясь, даже пытается аккомпанировать, барабаня пальцами по столу, за которым сидит. Вот что хорошая музыка с человеком делает!..

Руки – на затворе, голова в тоске,А душа уже взлетела, вроде,Для чего мы пишем кровью на песке?Наши письма не нужны природе.Спите себе, братцы, все придет опять.Новые родятся командиры,Новые солдаты будут получатьВечные казенные квартиры.Спите себе, братцы, все вернется вновь,Все должно в природе повториться,И слова, и пули, и любовь, и кровь,Времени не будет помириться.

Дольский едва дожидается, пока закончу песню:

– Денис Анатольевич, откуда этот шедевр? Никогда не слышал ничего подобного! Не откажите в любезности, потом напишите мне текст и напойте мотив! Очень вас прошу!

– Конечно, Анатолий Иванович, всенепременно! – Ага, сейчас тебе не до песен будет. Смотрю на Бойко, он еще раз кивает, подтверждая свои предыдущие слова. Ну, что ж, господин капитан, насколько я его узнал, ничего просто так не делает. «Клиент» созрел, то бишь настроился. Хорошо, что теперь петь будем? Что-нибудь белогвардейское из Жанны Бичевской?..

Все теперь против нас, будто мы креста не носили!Словно аспиды мы бусурманской крови!Даже места нам нет в ошалевшей от горя России!И Господь нас не слышит – зови, не зови!

Дольский, поначалу настроенный на аналогичную песню, сжимает руками столешницу и впивается в меня горящими глазами. Ну да, это – как вместо марша Мендельсона услышать похоронный… Бойко неотрывно смотрит на меня…

Вот уж год мы не спим, под мундирами прячем обиду,Ждем холопскую пулю пониже петлиц!Вот уж год, как Тобольск отзвонил по царю панихиду!И предали анафеме души убийц!..

– Что?!!.. Панихиду?!!.. – Анатоль вскакивает с места, стул отлетает к стене, кулаки сжаты аж до посинения.

– Анатолий Иванович!!! Возьми себя в руки! – Капитан чуть ли не силой усаживает Дольского на поднятый стул. – Дослушай до конца, потом поговорим!

Им не Бог и не Царь, им не боль и не совесть!Все им тюрьмы долой да пожар до небес!И судьба нам читать эту страшную повестьВ воспаленных глазах матерей да невест.И глядят нам вослед они долго в безмолвном укоре,Как покинутый дом на дорогу из тьмы.Отступать дальше некуда, сзади Японское море.Здесь кончается наша Россия и мы.В красном Питере кружится, бесится белая вьюга,Белый иней на стенах московских церквей!В сером небе ни радости нет, ни испуга,Только скорбь Божьей Матери по России моей…

– Что это?! О ком эта песня?! – Дольский, будто задыхаясь, рвет воротник кителя так, что пуговица чудом остается на месте, затем снова вскакивает со стула. – Вашу …!!!.. Японское море!.. Про кого ты пел, Денис?!