Лезвие власти - Андрей Гальперин Страница 12

— Благодарю вас, ваше Величество! Вчера мне стало намного лучше! А что касается дел государственных, то я хотел бы просить Ваше Величество уделить мне немного вашего драгоценного времени для решения некоторых из них.

— Конечно, граф! В частности меня особенно интересует вопрос… — Император сделал эффектную паузу и оглядел замерших во внимании придворных. — Впрочем, нет! Это мы обсудим после обеда. А сейчас, граф, не желаете ли дослушать увлекательную историю, которую нам преподнес господин Долла?

— С удовольствием. Ваше Величество! Вы прекрасно осведомлены о моей любви к аведжийским преданиям.

— Кстати, именно в это время года в Аведжии начинается охота на знаменитых Санд-каринских вепрей, не правда ли, господин Долла?

Канцлер, усмехнувшись про себя, посмотрел на приближающегося посла Великого Герцогства Аведжийского. Как и большинство аведжийцев, посол Долла был высок и смугл, богатая мантия мешком свисала с его широких плеч, а весь вид его говорил о том, что человек этот не привык к роскошным дворцам и дорогим платьям. А привык он скорее к тяжелым доспехам, и к битве в страшном, сомкнутом конном строю. Канцлер симпатизировал этому бесстрашному и волевому человеку, послу в государстве, где его родину ненавидят.

— Мы, аведжийцы, ценим, когда люди разбираются в тонкой южной мудрости, — заговорил Долла сильным, чуть хрипящим голосом, — и к нашему великому счастью в Империи есть такие люди. Правда, их всего двое — Великий Император и его старый советник. — Долла с вызовом посмотрел по сторонам. Император, по-прежнему улыбался и смотрел на канцлера. Россенброк с серьезным видом качал головой. Придворные отводили глаза, словно опасаясь встретиться взглядом с аведжийцем. Долла тем временем продолжил:

— История о драконе и маленькой неблагодарной девочке, которою он спас себе на погибель, особенно занимательна сейчас, когда Империя…

— Постойте, господин Долла, мне кажется, я понял, к чему вы клоните, и господин канцлер, безусловно, прекрасно знающий эту легенду, тоже понял…

— Не смею перебивать вас, Ваше Величество, — генерал-интендант Патео смотрел на аведжийца пустыми глазами и странно улыбался, — но мне кажется, что господин Долла уже изрядно вышел за рамки, определенные дипломатическим протоколом…

— Вы совершенно правы граф! Прошу вас, господин посол, занять свое место за столом, согласно, конечно же, дипломатическому протоколу. — Император приподнял правую руку, за его спиной возникли фигуры гвардейцев. Аведжийский посол, низко поклонившись, произнес:

— Вы правы. Ваше Величество! Как всегда… Любая мудрость хороша только до определенных пределов, потом наступает время формальностей… Ничто не отражает нашу жизнь лучше, чем мелкие формальности… Вот, господа в Нестсе, — Долла сделал паузу, и пристально посмотрел на канцлера. Но Россенброк вызов не принял, хотя и прекрасно понял, на что намекает посол. Восемь месяцев назад Великий Герцог Аведжийский, неожиданно для всех, выдал свою сестру Шелону замуж за князя Нестского Дитера. Долла, не обращая внимания на гвардейцев, невозмутимо продолжал. — Так вот, господа, когда я был послом в Нестсе, то воочию убедился, что варвары не признают этикет. У них есть свой, весьма своеобразный, протокол… Да и того они не всегда придерживаются. Наши же государства, я имею в виду Империю и Великое Герцогство Аведжийское, — Долла, с усмешкой, бросил в толпу окружающих его придворных, еще один вызов, — Наши государства создали целую систему бюрократических препон. И это правильно, господа! Как говорят на моей родине: «Бюрократия — это лучшая защита от дураков!»

Император, с легкой усмешкой на благородном лице, указал послу на его место за столом.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, господин посол. Вы, как всегда порадовали нас прекрасной, поучительной историей, и своим непревзойденным чувством юмора… Вот только сомневаюсь, что маркизу Им-Чарону, приходится демонстрировать свою словесную ловкость при дворе вашего Великого Герцога. Насколько знаю я, аведжийский этикет не предполагает присутствия посла Атегатта за обеденным столом Его Высочества Фердинанда Восьмого…

Долла помрачнел.

— Прошу прощения. Ваше Величество… — Аведжиец повернулся, и, не глядя ни на кого, направился к своему месту.

За окном сверкнула молния, на мгновенье высветив мириады несущихся к земле холодных капель.

14

— Ты пойдешь с нами стрелять из лука, братец?

«Нет, разорви вас дракон, я ненавижу ваши дурацкие игры!» — хотелось заорать Фердинанду, но он учтиво ответил:

— Спасибо за приглашение, брат. Но мне необходимо перечитать ряд цитат из Великой Книги, поэтому я пойду в библиотеку… — Он бросил салфетку на стол, и отпихнув ногой стул, быстро вышел из обеденного зала.

— Ну, конечно, братец, епископу совершенно не нужно уметь стрелять из лука. — Вдогонку ему прокричал старший брат. Кто-то из разряженных придворных мальчиков, тут же угодливо выдал заезженную пошлость о епископе, и вся компания заржала, как табун форелнских жеребцов.

«Смейтесь, смейтесь!» — думал он, спускаясь в глубины замка Циче, и процитировал вслух старую аведжийскую поговорку: «Смейся, тогда, когда победишь своего Дракона».

Его Дракон был уже готов к закланию, но смеяться Фердинанд не спешил, и, спускаясь вниз, по бесконечным, идущим, казалось к корням земли коридорам замка, тщательно обдумывал каждый свой шаг в предстоящей битве за престол самого богатого и сильного государства Лаоры. На его стороне была сестра, любимая, обожаемая Шелона, красивая как Илларский Единорог и умная, как старый канцлер Империи. На его стороне были знания, какими не обладал ни один правитель Аведжии, трудолюбие и упорство, которые должны были привести его к цели. А еще у него была Звезда Вернигора, и звезда давала ему огромную силу, о которой он знал все, тогда как остальные всего лишь смутно догадывались и боялись. А он не боялся. Он смог оценить свою силу и полюбить её. И это делало его единственным, на всей Лаоре, подобным Старым Правителям. Фердинанд остановился, разжал кулак с откровенным восхищением залюбовался семиконечной звездой из темного металла.

Это было давно. Его отец, которого Фердинанд презирал за мягкотелость, умер в страшных мучениях от удивительного, не оставляющего следов яда. Его брат, вечно улыбавшийся краснолицый громила, трагически погиб на охоте, и тела их обоих были сожжены, по старой аведжийской традиции и пепел развеян по улицам и площадям Циче. А от придворных, так смеявшихся над ним в прошлом, уже не осталось и костей в тайных подвалах замка.

Фердинанд бродил в одиночестве по пустынным галереям и обширным террасам закрытого от всех, восточного крыла замка Циче. Лишь только он, Великий герцог, и еще несколько приближенных могли посещать эти бесконечные, сырые залы, скрывающие в себе огромное количество еще не раскрытых тайн. Фердинанд, не спеша, проходил мимо удивительных барельефов и странных скульптур, оставшихся нетронутыми со времен изгнания гномов с этих земель. Некоторые, казалось бы, глухие стены иногда странным образом открывались при его приближении, отворяя мрачные идущие неизвестно куда проходы.