Знак вурдалака  - Владимир Андриенко Страница 13

– Духи, суть существа потустороннего мира, который нами не познан. Мир поделен на свет и тьму. И ныне ты согласился окунуться именно во тьму.

– Я готов. Пути познания истины не бывают легкими.

– Но сие не есть истина. Сие тайны недоступные для человеков, барин.

– Сии тайны недоступны, пока их не раскрыли. Этим я и собираюсь ныне заняться, Войку. Ибо, как можно познать истину? Смотреть своими глазами.

– Но даже если тебе, барин, дадут все посмотреть, то дадут ли рассказать сие кому-либо? Вот вопрос.

– Вот и проверим.

– Я предупредил тебя, барин. И коли желание имеешь голову в пасть диавола сунуть, то сие твое дело.

Лекаря де Генина было трудно напугать. Страсть к непознанному была в нем сильнее даже страха смерти…

1

Питейный дом в городе Москве. Иван Тарле.

Человек в широком не по плечу армяке и шапке, надвинутой на глаза, заявился в питейный дом и сел далеко в темный угол. Не хотел человек, дабы его опознали. Такие завсегда так делали.

Слуга спросил, чего подать гостю. Тот заказал водки и велел позвать к столу одного из пьяниц.

– Того малого ко мне пригласи.

– Того? Худого? С красным носом?

– Того самого. Пусть сядет со мной.

– Дак, денег нет у него. Сколь ден в долг пьет.

Человек кинул на стол рубль серебром.

– Я заплачу за все.

– Как прикажешь.

Слуга схватил монету, попробовал на зуб и ушел…

Вскоре двое завели разговор за дальним столом в темном углу.

– Звал меня, человече? – спросил худой мужик в рванине дядьку в армяке.

Тот молча наполнил его стакан водкой. Худой выпил залпом, крякнул и понюхал свой рукав.

– Али не признал меня? – спросил мужик в армяке.

– Дак темно здеся, дядя.

Тот поднял шапку на мгновение. Затем снова надвинул.

– Свят! Свят! – перекрестился худой. – Ты…

– Тише! Без имен! Признал и ладно!

– Давно не видал тебя.

– Не был я на Москве долго. Но ныне пришла пора. Дело есть до тебя срочное.

– Дак мне во как денежки надобны. Я все что угодно! – сказал худой. – Коли порешить кого, то я завсегда…

– Тихо. Никого кончать не надобно. Дело иного рода.

– Говори.

– Скоро заявится сюда некий чиновник. Коллежский асессор Тарле. Станет спрашивать за нашего знакомца общего Тишку.

– Про Тишку?

– Про того самого Тишку, что в доме Кантемира куролесил. И коего ты упустил.

– Дак, разве то моя вина? Поди поймай его! Коли он…

– Хватит. Я не хочу ворошить прошлое. Что было – то было! Ныне о будущем думать надобно. Заявится сюда чиновник именем Иван Тарле. Запомнил?

– Да. И далее что?

– Ты именем Тишки назваться должен.

– Всего-то?

– Скажешь, что ты есть беглый холоп князя Кантемира Тишка.

– И сколь заплатишь за сие?

– Скажешь чиновнику то, что я тебе велю, и получишь сто рублей серебром.

– Сколь? – худой подумал, что ослышался.

– Сто рублей!

– Скажу все, что велишь…

Коллежский асессор Иван Карлович Тарле получил от надворного советника Волкова задание, поболее разузнать все про холопа умершего Тишку.

Тарле справился, в каких питейных домах бывал сей холоп. И, оказалось, был среди них дом, в котором Тарле имел знакомцев. От одного целовальника [16], Иван Карлович получал надобные ему сведения за небольшое вознаграждение и за защиту от посягательств на его заведение полицейских чинов.

Тарле зашел в трактир под видом случайного посетителя и целовальник сразу же подошел к нему. Это был большого роста детина с широченными плечами, пудовыми кулаками, и плоским лицом, до самых глаз заросшим густой черной бородой.

– Чего изволите, барин? – спросил он, уперев свой кулак в столешницу. – Есть уха боярская с шафраном, есть куры…

– Про человечка одного мне надобно кое-что узнать.

– Кто таков? Коли бывает здесь, то скажу все, чего знаю про него.

– Сие некий Тишка. Холоп барина Кантемира.

– Тот Тишка, что в бегах?

– Ты про что? В каких бегах? Помер Тишка-то!

– Помер?

– Помер. Но мне знать надобно с кем бывал он здесь.

– Дак он здесь сидит, барин.

– Здесь? – удивился чиновник сыскного ведомства.

– Вот тот долговязый парень. Вишь в дальнем углу?

– Тот?

– Он самый, барин. Тишка из дома Кантемиров! Ух и рожа богопротивная. Настоящий разбойник. И пьет в последнее время много. Ранее за ним сего не водилось. Местные питухи [17] бают сбег он от барина свого! Во как!

– Сбег говоришь? Ладно!

– Прикажешь позвать его? А то, как напьется Тишка, то давай куражиться. Но сейчас денег у него не густо.

– Мне от него пьяного толку нет. Поди скажи ему чтобы немедля вышел на улицу и подошел к моему экипажу. Быстро. Скажи, что в накладе не останется и денег в карманах прибавится.

– Скажу, барин. А выпить не хош ли чего? Куда торопиться? Тебя здесь никто не обеспокоит.

– Недосуг. Нет ли у тебя каких просьб? Может, обижает кто?

– Да нет. Пока слава богу. Опосля того, как ты, барин, околоточного то приструнил, все хорошо. А лихие люди мне не опасны. С лихими я нахожу, как говорить надобно.

– Знаю я тебя. Ну да ладно. Сейчас не до этого. Пойду я. А вот это тебе за услугу, – Тарле бросил на стол рубль серебром, поднялся и пошел к выходу.

Хозяин схватил монету и по привычке попробовал её на зуб. Много в последнее время было недельного серебра на Москве. Рубль был настоящий…

Через минуту молодой худой мужичек к красным носом вывалился из трактира и запахнул худой поношенный армяк. Он осмотрелся и, увидев экипаж, пошел к нему.

– Ты, барин, видеть меня хотел, что ли? – его левый глаз хитро прищурился.

Тарле еще раз отметил про себя, что рожа-то у Тишки истинно разбойничья. Такой мать родную зарежет и не поморщится. Но вслух он только спросил: