Бездорожье - Инна Шаргородская Страница 13

Закрыл глаза и с неожиданной легкостью представил себя плавающим в озере Силы. В Эстране – как назвали арканы маленький необитаемый мир на краю вселенной, открытый ими еще за много веков до его рождения.

Делать в этом мире было совершенно нечего, но, раз наткнувшись там на чудесное озеро, они возвращались к нему снова и снова. Потому что вода его исцеляла все болезни, ставила на ноги безнадежных… разве что мертвецов не воскрешала. Старики после купания в нем молодели, женщины хорошели, магические силы каждого возрастали десятикратно. И главное, впоследствии почти таким же действием обладало всего лишь воспоминание о купании…

Но сосредоточиться и полежать спокойно ему не дали. Кто-то стянул с него рюкзак, после чего попытался вытащить из-за пазухи кошку. Та, однако, воспротивилась, зашипела, и невидимый кто-то свои попытки бросил. Зашуршал рюкзаком и через малое время сунул Раскелю в рот что-то маленькое и круглое.

Семя рох, понял он по прохладно-горьковатому вкусу, и с благодарностью проглотил.

– Запей, – сказал голос Кароля, и в губы ткнулось горлышко фляги.

– Наис, – пробормотал Раскель. – Спасибо…

– Не за что.

Через минуту он снова был человеком.

И когда открыл глаза и поднялся на ноги, стало ясно, почему ему так живо и с такой легкостью вспомнилась Эстрана.

Казалось, именно там они каким-то неведомым образом и очутились. Тучи, скалы, черный песок, ураганной силы ветер и проливной дождь – все признаки этого неуютного мира… Даже гроты в скалах были точь-в-точь как те, где укрывались обычно от непогоды арканы, вместе с лошадьми и кибитками.

Дождь валил с небес водопадом, и одежда на Раскеле была мокра насквозь, словно он и впрямь успел полежать в озере. Ветер норовил свалить с ног… Но в одном из гротов неподалеку уже горел костер, и старший Хиббит, подзывая, нетерпеливо махал оттуда рукой.

– Пошли, – поторопил Раскеля и капитан, возвращая рюкзак.

И, пока ковыляли до укрытия, сгибаясь в три погибели под порывами ветра, успел сказать ему в нескольких словах многое.

«Впредь слушай, что тебе говорят. Держись ближе. Искать тебя всякий раз – время тратить. А девушка между тем страдает. Надеется и ждет»…

Раскаяние затопило его жгучей волной.

Ведь от глупой ревности своей он и впрямь забыл о главном. О том, что каждый миг их промедления – мука для светлой девы…

Раскель беспощадно покрыл себя всеми ругательствами, какие только знал. В гроте сел спиной к живительному костру и к братьям, не решаясь посмотреть им в глаза. И если бы те тоже начали честить его на все корки, он бы только кивал…

Но им, конечно, было чем заняться и без него.

Идали заявил, что отсиживаться здесь можно вечность, погода не изменится. Знает, проходил… Кошка универсус видит, поэтому – вперед!..

Дай хоть обсохнуть-то, возразил Кароль, придумать, как от дождя прикрыться, да и от ветра… иначе далеко не уйдем.

Валяй, придумывай, нетерпеливо отмахнулся Идали, мне все равно.

Силен ты, братец, вздохнул Кароль и предложил ему сотворить для всех хотя бы обыкновенные плащ-палатки и резиновые сапоги. Ладно, так и быть, согласился Идали и не мешкая приступил к делу.

Кароль принялся отпускать шуточки, критикуя его работу. Идали сначала рявкал на него, потом не удержался, смешливо фыркнул.

И когда, через какое-то время, вдруг дружно засмеялись оба – над шуткой, смысл которой был понятен только им двоим, Раскель вновь почувствовал себя лишним.

Он может хоть умереть тут от раскаяния, никто не заметит…

«Вот-вот», – ожил, словно только и ждал этого момента, давешний голосок внутри него. – «А я ведь говорил! Кошка им нужна, а не ты. И что теперь сидишь страдаешь, спрашивается?»

Ответить на это Раскелю было нечего.

Он глянул на Диону, которую выпустил из-за пазухи, чтобы тоже просушилась. Та сидела к нему спиной, вся взъерошенная, смотрела на огонь и недовольно подергивала ушами.

«Оставить ее, что ли, и уйти?» – с тоской подумал он.

«Еще чего!» – возмутился голосок. – «Во-первых, без нее ты отсюда не выберешься. А во-вторых, на кой ты и в самом деле сюда приперся?»

Уж это Раскель знал хорошо.

«За девушкой!»

«Именно!» – обрадовался голосок. – «И что тебя держит?»

«Не понял…»

«Что сидишь? – второй раз спрашиваю! Обсыхаешь?»

«Ну…»

«Они тебе нужны, эти братья?»

Вопрос стоил размышления.

Не он ли совсем недавно готов был голыми руками порвать всех демонов? О братьях Хиббитах тогда и не вспомнил!

И правда, зачем они ему? Дорогу кошка знает, а больше ничего и не надо. Цыганская наука при нем, ум и сила – тоже…

«Понял наконец», – одобрительно сказал голосок. – «К тому же один пойдешь – незаметней будешь. За ними-то, поди, хозяин здешний присматривает. За Идали уж точно. А до тебя ему что за дело?»

И это было правдой.

А еще…

Один пойдет – один все и сделает.

Спасет волшебную деву – может быть, она и взглянет на него другими глазами…

Раскель покосился в сторону выхода из грота, потом на братьев.

Внимания на него по-прежнему никто не обращал.

Госпожа Никкола дернула несколько раз за шнурок колокольчика. Сказала с легкой досадой:

– Да куда же эта глупая девчонка запропастилась?

Затем встала и обратилась к гостям:

– Извините, я оставлю вас ненадолго. Слуги, видно, увлеклись обсуждением нынешнего редкостного происшествия и забыли про свои обязанности. Придется напомнить. И лично проследить за приготовлением для вас комнат!

Еще раз извинившись, ее сиятельство вышла.

И только за ней закрылась дверь, как Юргенс, сказав: «Секундочку», схватился за свой кофр и выкопал оттуда какую-то склянку.

– Принять немедленно, – велел он, – всем! – и выдал из нее девушкам по желтенькой пилюле, не забыв и про себя самого.

– Что это? – спросила Катти.

– Антидот, – ответил Юргенс непонятно. Но тут же объяснил: – Мы ведь не знаем, к кому попали и чем нас кормят и поят. Это – на всякий случай, защита от чар и ядов. А то ведь можно если не отравиться, так напрочь позабыть, как те слуги, зачем мы здесь…

Они покорно проглотили пилюли, хотя никаких неприятных или странных ощущений пока что не испытывали, – ведь Юргенс, в конце концов, наверняка больше понимал во всяких колдовских делах, имея в братьях сразу двух магов!

Но Пиви все-таки съязвила: