Зачарованная Эви - Гейл Карсон Ливайн Страница 13

ССахлУУ взял меня под локоть и повел за собой.

– В жизни не пробовал ничего вкуснее, ЭЭвИИ. – Он улыбнулся мне: ухаживание продолжалось. – И не был так сыт.

– Красивая и к тому же полезная, – подхватил ЭЭнс.

Мы засеменили в ночь. Мой седьмой день в обличье огра подходил к концу. Осталось пятьдесят пять. Совсем мало! И все же к ужасу и тоске примешивалась надежда. Может, мне удастся научиться всему, что нужно, чтобы вернуться к маме в Дженн. И вероятно, даже обрести любовь и свободу.

Наконец деревья расступились. Земля под ногами стала мягче, и я шла бы медленнее, если бы ССахлУУ не тащил меня за собой. Мы очутились на равнине, заросшей высокой травой; там и сям виднелись чахлые деревца.

Топи. Я никого не видела, но знала, что здесь живут другие банды огров. Мы прошли еще с четверть мили и остановились. Видимо, это был их дом, хотя ничто здесь не напоминало жилища.

– Можешь найти еще сушеного мяса? – спросил ШаММ.

– Лучше скажи «да», – ввернул ССахлУУ. – Скажешь «да» – останешься с нами.

Я сомневалась, удастся ли мне уцелеть в этом краю в одиночку, и к тому же раздобыть мясо я вполне могла. На всех усадьбах коптят мясо.

– У меня два условия.

Я назвала первое: огры перестанут убивать всех, кто умеет говорить: людей, эльфов, гномов и великанов. Я готова стать воровкой ради спасения чужой жизни.

– И их скотину тоже, что ли? – уточнил ШаММ. – Всех тех, кого ты не ешь?

– Между прочим, взрослых гномов мы тоже не едим, – самодовольно добавил ЭЭнс. – Жестковатые.

Кто-то сказал что-то со словом «ЛахлФФУУн».

– Нет. – Я понимала, что, если посажу их на диету из белок и зайцев, они не согласятся. – Нельзя есть только говорящих.

– Пойдет, – немного подумав, согласился ШаММ.

Интересно, держат ли огры слово.

– И научите меня убеждать – особенно людей.

Что я не умею убеждать, ни для кого, похоже, неожиданностью не стало. Очевидно, мои странности уже никого не удивляли. Мы заключили соглашение, и так началась моя жизнь среди огров.

* * *

Территория нашей банды занимала площадь примерно с мамин дом вместе с садиком, и в этой тесноте вынуждены были жить семь существ, включая меня, которые на дух не переносили друг дружку. Если я пересекала границу, отмеченную обглоданными костями, кто-нибудь обязательно втаскивал меня обратно, поскольку банды воевали друг с другом за попытки расширить границы. Выходить можно было только на охоту. Приметой нашего участка служили чахлая ива и большущий пень, доходивший мне до пояса. Ни трава, ни кусты здесь не росли – все было вытоптано нашими ногами и примято в наших схватках. Под деревом в земле имелось углубление в форме неглубокой чаши, и там все мы спали: если днем мы терпеть не могли друг друга, то ночью нам отчаянно требовалось ощущать близость.

Я ничем не отличалась от других огров. Помню, как в первую ночь проснулась, а заснуть смогла, только когда ощутила на щеке чье-то зловонное дыхание.

Крыши у нас над головой не было. Если шел дождь – а он шел каждый день по часу, а то и больше, – мы забивались под дерево, с которого уже опадали листья. Солнечных деньков нам не выпало. Нас постоянно окутывал туман, поднимавшийся от топкой земли.

Это было жалкое существование, но своих собратьев я жалела и ненавидела ничуть не сильнее, чем прежде, когда была человеком. Они держались вместе, только когда охотились. О дружбе здесь не слыхали. Случайные слова оборачивались мелкими ссорами, а мелкие ссоры – крупными драками. ССахлУУ и ЭЭнс держались со мной вежливо по огрским меркам, но только потому, что каждый из них нуждался в паре. А главное – я была почти такая же воинственная. Если они катались по земле в схватке по шесть раз на дню, то я – по пять. Из этих пяти драк две затевались, чтобы отбиться от ССахлУУ или ЭЭнса. В остальных трех случаях я просто не могла совладать с собой. Причина могла быть любой, а иногда ее и вовсе не было.

Оружием огры не пользовались, хотя, конечно, могли насобирать целый арсенал: ведь их жертвами иногда становились люди-солдаты. Я поинтересовалась об этом у ССахлУУ.

– Мечи нам ни к чему, – ответил он. – Ведь если я побью ЭЭнса, как всегда, можно будет позлорадствовать, а это самое приятное. Если я его проткну, он просто умрет, и я его съем. А потом его не будет, и мне не с кем станет драться.

Единственной светлой стороной жизни среди огров было то, что я могла их лечить – по крайней мере, зубы. Зубная боль у ААнг прошла за день – быстрее, чем у человека. Тогда два других огра с больными зубами разрешили мне оказать им помощь, и обоим удалось сохранить клыки.

На второй день я научилась отличать мужчин от женщин и поняла, у кого какой характер, – в основном по тому, кто когда вел себя ужаснее всего: один постоянно высмеивал собратьев, другой затевал самые жестокие драки, третий был самый жадный. ШаММ – да, он и правда был мужчина – дрался больнее всех. Если он нападал на кого-то из нас, мы просто валились на землю и ждали, когда он отстанет.

Через неделю – на обратное превращение осталось сорок восемь дней – я уже бегло говорила по-огрски, без всяких усилий, будто слова всю жизнь дремали у меня где-то на задворках сознания. Свой дар убеждения, который мне нужно было перенять, огры называли «зЭЭн» – и глагол, и существительное. Это слово значит что-то вроде «пасти стадо» – пасти чувства, наверное, – а не убеждать, хотя и оттенок убеждения здесь есть.

ЗЭЭнить друг друга огры не умеют, но ШаММ, вожак, не разрешал мне даже и пытаться. Я была не как все, и он боялся, как бы я его не свергла, если окажется, что я умею то, чего никто больше не умеет. Однако из-за нашей договоренности он позволил другим отвечать на мои вопросы.

Согласились только ССахлУУ и ЭЭнс. ССахлУУ сделал такой жест, будто приминал что-то ладонью:

– Ощущаешь их страх и подбираешь тот же тон, который они задают. Они сами делают всю работу.

– Только тон – вот и все убеждение. – ЭЭнс зевнул. – УНН эММонг джООл.

– А как это?

– Ты же ощутила, как боится тот эльф? – спросил ССахлУУ.

Я кивнула.

– А ты чувствовала в нем другое настроение, оболочку, которая окутывает страх? – спросил ЭЭнс.

Я пожала плечами. Кажется, да. Эльф не просто боялся.

ССахлУУ улыбнулся, будто я была школьница-отличница.

– Вот это настроение ты и усиливаешь голосом. Чтобы оболочка страха стала толще.

– Но раньше ты говорил, что голосом я должна придавить страх.

Улыбка стала еще шире.

– Это одно и то же. А потом подсказываешь человеку, что нужно думать.

Все это было как-то странно и невозможно. И ужасно. Если уж что-то принадлежит нам безраздельно, так это наши мысли.

Конец ознакомительного фрагмента