Хроники замка Брасс - Майкл Муркок Страница 13

– Я охотнее доверюсь человеку, чем сверкающей пирамиде, – улыбнулся граф Брасс.

Хоукмун подошел к своему коню, который пасся неподалеку. Вскочил в седло.

Съезжая с невысокого холма, на котором оставил четырех друзей, он старался рассуждать как можно логичнее, чтобы не сосредотачиваться на парадоксальности всего, о чем услышал этой ночью, и думать только о причине сложившейся ситуации. Из его жизненного опыта следовало, что вероятностей всего две, над ними и стоит размышлять: с одной стороны, Рунный посох, с другой – Темная Империя. Но, возможно, это ни то и ни другое, а некая третья сила. А еще одним народом, который обладает огромным научным потенциалом, остается призрачный народ Сориандума, но они едва ли интересуются делами других людей. Кроме того, его гибели желает только Темная Империя, гибели его одного или заодно с друзьями, и без того уже мертвыми. Подобная ирония вполне в духе извращенного разума гранбретанцев. Однако же – ему вдруг вспомнился этот факт – все великие вожди старой Темной Империи погибли. Но ведь и граф Брасс, Оладан, Боженталь и Д’Аверк тоже!

Хоукмун глубоко вдохнул холодный воздух, когда впереди показался город Эг-Морт. Ему вдруг подумалось, что, может быть, даже это какая-то сложная ловушка и скоро он, возможно, тоже умрет.

Именно поэтому он захотел вернуться в замок Брасс: попрощаться с женой, поцеловать детей и написать письмо, которое надо будет вскрыть, если он не вернется.

Когда Хоукмун в третий раз выезжал из замка Брасс, тяжесть лежала у него на душе. Радость от возможности снова видеть старых друзей смешивалась с болезненным пониманием, что они в некоторым смысле все-таки призраки. Он же видел их мертвыми, всех четверых. Кроме того, эти люди оказались незнакомцами. Если он помнил разговоры, приключения и события, пережитые вместе с ними, то они не знали из этого ничего, они даже друг друга не знали. Но самым главным было осознание того, что они погибнут в каком-то своем будущем, что его воссоединение с ними может продлиться еще несколько часов, а потом их снова унесет прочь некто или нечто, управляющее ими. Очень может быть, что их даже не окажется на холме, когда он вернется.

Именно поэтому Хоукмун почти не рассказывал Иссельде о ночных приключениях, лишь пояснил, что ему необходимо уехать, чтобы отыскать первопричину того, что ему угрожает. Всё остальное он изложил в письме, так что, если он не вернется, она будет знать всю правду, какая была на тот момент известна ему самому. Он не стал упоминать о Божентале, Д’Аверке и Оладане и ясно дал понять, что считает графа Брасса самозванцем. Ему не хотелось, чтобы она вместе с ним несла эту тяжкую ношу.

До рассвета оставалось еще несколько часов, когда он наконец добрался до холма и увидел, что четыре человека со своими скакунами дожидаются его. Он подъехал к развалинам церкви и спешился. Все четверо вышли к нему из тени, и на мгновенье он поверил, что действительно угодил в преисподнюю, в компанию покойников, однако Хоукмун отогнал от себя жуткую мысль, а вслух произнес:

– Граф Брасс, меня терзает одна загадка.

Граф, одетый с головы до ног в медь, склонил сверкающий шлем:

– Какая же?

– Когда мы расстались, после нашей первой встречи, я сказал, что Темная Империя уничтожена. Ты ответил, что ничего подобного. Это настолько меня задело, что я попытался догнать тебя, но вместо того увяз в болоте. Что ты имел в виду? Тебе известно больше, чем ты сказал мне?

– Я всего лишь сообщил простой факт. Темная Империя наращивает силы. Расширяет границы владений.

И тут до Хоукмуна кое-что дошло, и он засмеялся.

– А в каком году произошла та битва, о которой ты толкуешь… в Туркии?

– Так в этом году и произошла. Шестьдесят седьмой год Быка.

– Нет, ты заблуждаешься, – вставил Боженталь. – Сейчас восемьдесят первый год Крысы…

– Девяностый год Лягушки, – подхватил Д’Аверк.

– Семьдесят пятый год Козла, – возразил Оладан.

– Все вы заблуждаетесь, – объявил Хоукмун. – Этот год – тот год, в котором мы все вместе стоим на этом холме, – восемьдесят девятый год Крысы. Потому-то для всех вас Темная Империя до сих пор процветает, на самом деле даже еще не вошла в полную силу. Зато для меня Империя кончилась, погибла, прежде всего благодаря нам пятерым. Теперь вам ясно, почему я подозреваю, что все мы жертвы мести Темной Империи? Либо какой-то маг Темной Империи заглянул в будущее и увидел, что мы сделали, либо же какой-то маг избегнул общей судьбы гранбретанских лордов и вот теперь старается отплатить нам за нанесенное поражение. Мы впятером встретились около шести лет назад, служили Рунному посоху, о котором все вы, несомненно, слышали, и боролись с Темной Империей. Нам удалось выполнить возложенную на нас миссию, однако четверо погибли, чтобы приблизить победу, – вы четверо. За исключением призрачного народа Сориандума, который не интересуется делами людей, манипулировать со временем умеют только чародеи Темной Империи.

– Я часто думал, что мне хотелось бы знать, как я умру, – сказал граф Брасс, – но теперь я, кажется, не совсем уверен.

– У нас есть только твое слово, друг Хоукмун, – заметил Д’Аверк. – И по-прежнему полно неразрешенных загадок, в их числе и тот факт, что, если всё это происходит в будущем, почему же мы не помним, как встречались с тобой до того, как встретились теперь? – Он удивленно поднял бровь, а затем кашлянул в платочек.

Боженталь улыбнулся.

– Я ведь уже объяснял теорию касательно этого кажущегося парадокса. Время не обязательно течет линейно. Это наш разум убеждает нас. Сам по себе фактор времени, вполне возможно, имеет хаотическую природу…

– Да-да, – произнес Оладан. – Добрый сэр Боженталь, почему-то твои объяснения чем дальше, тем больше сбивают меня с толку.

– В таком случае скажем просто, что время, вероятно, вовсе не то, что мы о нем думаем, – подытожил граф Брасс. – В конце концов, разве мы не имеем наглядное тому доказательство – и здесь нам даже не обязательно полагаться на слова герцога Дориана, – ведь мы точно явились из разных лет, но все равно сейчас вместе. Будь мы в прошлом или будущем, совершенно очевидно, что пришли мы из разных временных периодов. И это лишний раз подтверждает предположения герцога Дориана и противоречит тому, что сказала нам пирамида.

– Твоя логика мне близка, граф Брасс, – согласился Боженталь. – И интеллектуально, и эмоционально я склоняюсь к тому, чтобы в данный момент связать судьбу с герцогом Дорианом. Я и без того не до конца понимал, что буду делать, если мне придется его убить, ведь отнятие жизни у другого существа идет вразрез с моими принципами.

– Что ж, если вы двое решились, – зевая, проговорил Д’Аверк, – я готов присоединиться. Я всегда плохо разбирался в людях. Я и сам не знаю, что для меня лучше. Когда я был архитектором с грандиозными амбициями и мизерной оплатой, я работал на одного князька, который быстро слетел со своего престола. Его наследнику, кажется, не нравились мои творения, да и сам я то и дело задевал его чувства. Как художник я вечно выбирал покровителей, имевших привычку умирать раньше, чем они успевали оказать мне ощутимую поддержку. Поэтому я сделался странствующим дипломатом – чтобы немного узнать о политике, прежде чем возвращаться к своей профессии. Но все равно я не чувствовал, что уже достаточно чему-то научился…