Мятежная - Вероника Рот Страница 13

Он проводит ладонями по моим обнаженным предплечьям.

– Слегка поспотыкайся, когда будешь у них на виду, – шепчет он, целуя меня в лоб. – Сделай вид, что насмерть испугалась их оружия. Прикинься божьей коровкой, полной своей противоположностью, – добавляет он, целуя меня в щеку. – И с тобой все будет в порядке.

– О’кей, – снова бормочу я. Дрожащими руками хватаю его за воротник и притягиваю к себе. Целую в губы.

Звонит колокол, раз, два, три. Вызов в столовую, где Товарищество собирается по менее официальным поводам, чем прошлая встреча, на которой мы оказались. Мы присоединяемся к толпе альтруистов, переодетых членами Товарищества.

На ходу я выдергиваю шпильки из волос Сьюзан. Слишком строгий стиль прически для Товарищества. Она еле заметно улыбается мне с благодарностью. Волосы рассыпаются по плечам. Я впервые в жизни вижу ее с такой прической. Даже ее квадратная челюсть стала выглядеть мягче.

Я должна бы вести себя храбрее, чем альтруисты, но, судя по всему, они нервничают меньше меня. Улыбаются друг другу и спокойно идут молча. Слишком тихо. Я протискиваюсь между ними и толкаю в плечо одну из старших женщин.

– Скажите детям, пусть играют в салки, – говорю я ей.

– Салки? – переспрашивает она.

– Они ведут себя слишком почтительно… как Сухари, – говорю я, морщась от слова, которым меня часто звали среди лихачей. – Дети Товарищества всегда шумят и играют. Сделайте так, хорошо?

Женщина касается плеча ближайшего ребенка и что-то шепчет ему. Через пару секунд стайка детей начинает носиться по коридору, уворачиваясь от идущих вперед членов Товарищества, радостно крича.

– Салка! Водишь! Нет, только рукав осалил!

Калеб подхватывает эстафету и тычет Сьюзан под ребра. Та взвизгивает и хохочет. Я тоже пытаюсь расслабиться, сделав свою походку более неуверенной. Размахиваю руками, огибая угол. Как странно. Делая вид, что ты из другой фракции, ты вынужден менять все. Еще необычнее то, что я могла принадлежать к одной из трех разных фракций.

Мы нагоняем остальных членов Товарищества, пересекая двор, заходим в столовую и растворяемся в толпе. Боковым зрением я слежу за Тобиасом, стараясь не удаляться от него. Члены Товарищества не задают вопросов. Они просто позволяют нам быть среди них.

У дверей стоят двое предателей-лихачей с пистолетами в руках. Я деревенею. Внезапно для меня становится абсолютно реальным, что меня, безоружную и беззащитную, гонят в здание, окруженное лихачами и эрудитами. Если они меня обнаружат, то не сбежать. Они пристрелят меня на месте.

Я решаю сменить ход мысли. А куда мне деваться, если меня не поймают? Я стараюсь дышать совершенно нормально, проходя мимо них. Не смотреть, не смотреть. Еще пара шагов. Не оборачиваться, не оборачиваться.

Сьюзан берет меня под руку.

– Хочешь шутку, очень забавную? – говорит она.

Я прикрываю рот рукой и заставляю себя издать смешок, немного визгливый, совершенно чуждый мне, но, судя по ее улыбке, вполне нормальный для другого человека. Мы повисаем друг на друге, как обычно делают девочки из Товарищества, глядим на лихачей и снова хихикаем. Я поражаюсь, как мне только это удается при том ощущении свинцовой тяжести внутри, которое давит на меня.

– Спасибо тебе, – шепчу я, когда мы оказываемся внутри.

– Всегда пожалуйста, – отвечает она.

Тобиас садится напротив меня за одним из длинных столов, рядом со мной – Сьюзан. Остальные альтруисты распределяются по всей столовой, Калеб и Питер – в паре стульев от меня.

Я начинаю постукивать пальцами по коленкам. Все мы ждем. Долгое время мы просто сидим, я делаю вид, что слушаю, о чем рассказывает сидящая слева от меня девочка из Товарищества. Но я слишком часто бросаю взгляды на Тобиаса, и он сразу же глядит в ответ, будто мы перекидываем друг другу наш страх, как мяч.

Наконец, входит Джоанна вместе с женщиной-эрудитом. Ярко-синяя рубашка, кажется, светится на фоне ее темно-коричневой кожи. Говоря с Джоанной, женщина оглядывает зал. Когда она находит взглядом меня, я задерживаю дыхание. И выдыхаю, когда ее глаза скользят дальше, не задержавшись. Она меня не узнала.

По крайней мере, пока.

Кто-то стучит по столу, и воцаряется тишина. Вот оно. Момент, когда нас либо сдадут, либо – нет.

– Наши друзья из Эрудиции и Лихачества ищут определенных людей, – говорит Джоанна. – Несколько человек из Альтруизма, трое из Лихачества и бывшего неофита из Эрудиции.

Она улыбается.

– В интересах нашего полноценного сотрудничества я сказала им, что люди, которых они ищут, здесь были, но уже ушли. Они просят разрешения на обыск помещений, следовательно, нам следует проголосовать. Кто-нибудь возражает против обыска?

Напряжение в ее голосе явственно говорит, что если кто и против, то ему лучше не открывать рта. Не знаю, как в Товариществе относятся к такого рода невербальным посланиям, но все молчат. Джоанна кивает женщине-эрудиту.

– Трое, остаетесь здесь, – говорит она охранникам-лихачам, столпившимся у входа. – Остальные, разойтись и начать обыск. Если что-то найдете, докладывайте. Вперед.

Они могут обнаружить очень многое. Обломки жесткого диска. Одежду, которую я забыла выбросить. Подозрительное отсутствие безделушек и украшений в наших комнатах. Я чувствую пульсацию в голове, когда трое оставшихся лихачей начинают расхаживать вдоль столов.

Я ощущаю покалывание в затылке, когда один из них проходит позади меня, громко топая. Не первый раз в жизни я рада, что выгляжу простой, неприметной и маленькой.

Но внимание привлекает Тобиас. Гордость сквозит в его осанке, в уверенном взгляде. Это не в стиле Товарищества. Так ведут себя только лихачи.

Проходящая мимо женщина-лихач внимательно глядит на него. Когда она подходит ближе, то сощуривается и останавливается рядом с ним.

Хорошо, если бы воротник его рубашки был поднят повыше. Если бы у Тобиаса было поменьше татуировок. Если бы…

– У тебя слишком короткая стрижка для Товарищества, – замечает она.

– Жарко, – отвечает он.

…если бы у него волосы не были пострижены, как у альтруиста.

Отговорка сработала бы, если бы он знал, как подать свои слова, но он говорит слишком резко.

Она одним указательным пальцем оттягивает его воротник. И видит татуировку.

И Тобиас начинает действовать.

Он хватает женщину за кисть и дергает ее вверх так, что она теряет равновесие. Ударяется головой о край стола и падает на пол. В другом конце зала стреляет пистолет, кто-то визжит, все ныряют под столы и прячутся.

Все, кроме меня. Я сижу на месте, как и до выстрела, вцепившись пальцами в край стола. Я осознаю, где я, но теперь не вижу столовой. Я в том переулке, где бежала, когда погибла моя мама. Я гляжу на пистолет в своей руке и на гладкую кожу между бровей Уилла.