Лес на той стороне. Золотой сокол - Елизавета Дворецкая Страница 13

А с неба смотрели на него звездные глаза той, которая обещала ему победу всегда и во всем. Она сказала: «Ты будешь смоленским князем», и Зимобор уже чувствовал себя им. Предки смотрели на него десятками огненных глаз и ждали, что он не опозорит свою кровь, текущую от самого Перуна.

Поднявшись на ноги, Зимобор побрел вниз с кургана в ночную тьму. Ему хотелось побыть одному, послушать землю, вдруг заговорившую с ним в полный голос, и он взмахом руки остановил кметей, по привычке потянувшихся за ним. Коньша и Жилята послушно сели: от браги у них слабели ноги, и в мыслях тоже наступала блаженная расслабленность.

У Зимобора слегка кружилась голова. Самого себя он видел как бы издалека, в общем течении реки веков, и судьбу свою видел как уже свершившуюся. О нем тоже сложат песни, в которых будет все, что нужно князю: его рождение, его взросление, приобретение оружия, борьба за далекую прекрасную невесту…

А может быть… Зимобор стоял у подножия еще одного старого, темного кургана, заросшего травами, и мысленно видел старинное сказание, что часто пелось на свадьбах. Это уже случилось однажды в его роду: молодой смоленский князь Смелобран охотился в лесу, отбился от дружины и увидел в густой чаще круглое озеро, а в нем купались девять прекраснейших девушек. Лебединое оперенье лежало на берегу, и князь тайком утащил пару крыльев. Восемь девушек обернулись лебедями и улетели, а одна осталась… От жены-вилы у князя Смелобрана был сын, вот только сама Белая Лебедь покинула его через три года, вернулась в небо, к своей заоблачной родине… Конечно, это сказание, почти сказка, но… Но ведь одна из трех Вещих Вил сама пришла к нему и обещала что-то такое… Сердце сладко сжималась, по коже пробегала дрожь наслаждения, Зимобор сам боялся своих мыслей и упивался ими.

Непонятная сила вдруг бросила его куда-то в сторону, заставила отскочить, пригнуться и выпрямиться, в руке внезапно оказался меч, и только потом Зимобор очнулся от своих мечтаний. Он еще ничего не понимал, а тело уже сражалось, отбивая мечом удары, дождем сыпавшиеся из темноты. В свете луны Зимобор видел перед собой две, три темные фигуры с блестящими мечами в руках. Многолетняя выучка, выработанное чутье спасли его и заставили защищаться, пока мысли еще блуждали очень, очень далеко. Зимобор отбивался от троих, еще не сообразив, кто и почему напал на него, люди это или нечистые духи. Это было похоже на страшный, дикий сон: темнота, полночная луна, курган позади, густая трава погребального поля и трое черных противников, как будто вышедших из-под земли. В свете луны, облитые черными тенями, они казались огромными и безликими, но все же это были не призраки. Зимобор слышал человеческое дыхание, и в их привычках вести бой угадывалось много очень знакомого. Навьи не отличаются дружинной выучкой, приобретенной, скорее всего, не здесь, а за Варяжским морем. Но и Зимобор не зря с семи лет учился держать оружие. Его поединок за право владеть отцовским престолом уже начался – внезапно, без жертв богам и просьб о благословении, без свидетелей и судей, кроме молчаливых курганов – хотя они-то, пожалуй, и были самыми зоркими, самыми справедливыми судьями.

Противников было трое, а Зимобор был все-таки не князь Тверд, чтобы одного схватить за ноги и им же поколачивать остальных, но крутой склон кургана защищал его со спины, а вынужденные нападать все втроем спереди неизвестные бойцы мешали друг другу. Зимобор двигался, не останавливаясь даже на самое короткое мгновение, ломал расстояние между собой и каждым из троих, тем самым не давая провести каждый удар, как им хотелось, и заставляя их отражать свои собственные удары с короткого замаха – а удар с короткого замаха гораздо опаснее, потому что его не успеваешь понять. Криков он не слышал, но знал, что меч его не однажды достиг цели, и двое из нападавших двигались уже не так уверенно. Сам Зимобор пока был невредим. Уходя из-под ударов, он бил, пока противник в проваленном ударе был беспомощен, – и один из них вдруг упал, получив по горлу самым концом клинка.

Двое оставшихся вдруг кинулись бежать, и Зимобор, притворившись, будто поддался на древнюю, как Твердов курган, варяжскую уловку, устремился за ними. И точно угадал, когда те двое резко развернулись и бросились на него, надеясь застать противника бегущим и беспомощным. Зимобор ждал их, и теперь сами они оказались беспомощны, потому что его не было там, где они думали его застать. Быстрый удар, прыжок, еще один удар. Два черных великана рухнули в траву, но Зимобор стоял, не расслабляясь, готовый к тому, что падение – тоже уловка. Хотя едва ли. На него напали, желая убить, и оружие само работало, чтобы убить. Как ему еще в детстве объясняли, воин в бою не думает. Выработанный навык в каждом движении опережает мысль, и в этом спасение того, кому думать некогда.

И стало тихо. Луна спряталась в облака, как будто вдруг устыдилась своего участия в таком неприглядном деле, и только стебли травы слегка покачивались на ночном ветерке. Тишина стояла полная, во тьме виднелись только огоньки на верхушках курганов, и самый большой из них – на кургане Тверда. Там были люди, но отсюда их нельзя было разглядеть, и Зимобору казалось, что он остался один на один с ночной темнотой, с черными крыльями Марены, с миром мертвых, который так внезапно протянул к нему лапы и хотел утащить. Но вместо одного Марене достались трое. Кто же это?

Зимобор еще раз прислушался. Кроме него, поблизости не дышало ни одно живое существо. Все его до предела обостренные чувства улавливали покачивание травы под ветром, легчайший шорох стеблей, но ничье живое сердце рядом не билось.

Держа меч наготове, Зимобор подошел к ближайшему из упавших, но не сразу нашарил тело в темной траве. Тот был мертв. Рука Зимобора наткнулась на еще горячую кровь, и он брезгливо вытер пальцы о траву. Мертвец лежал лицом вниз. Зимобор перевернул его, но лица в темноте все равно не мог рассмотреть. На шее убитого была широкая серебряная гривна – Зимобор еще раньше слышал, как звенит его клинок, задев за нее, – а к гривне были подвешены серебряные подвески. Зимобор ощупал одну из них. Подвеска имела три конца и напоминала… торсхаммер, «молот Тора», любимый оберег варягов.

Тыльной стороной ладони, чтобы не испачкать лицо чужой кровью, Зимобор вытер лоб. Боевые приемы и обереги указывали на варягов, но что могло означать это внезапное, беспричинное нападение? Пора было закричать, позвать людей, но Зимобор сидел на земле над мертвым телом, как околдованный. Чары этого странного и страшного сна не отпускали его, после напряжения битвы тело было как чужое. Он мог бы гордиться, что довольно быстро в одиночку одолел троих противников, готовых к этой битве лучше, чем предполагаемая жертва, но радоваться Зимобор не мог. Чем лучше он осознавал, что это не сон, тем больше возрастали чувства тревоги и тоски. Едва ли все это случайно. Его могли пытаться ограбить, не узнав княжича в темноте, – мало ли какой народ шатается ночью возле города, а что кругом голод и бедность, объяснять не надо. Зимобор был бы рад такому объяснению, но не верил в него. На него напали не оголодавшие смерды с дубинами.

Из-за облаков снова показалась луна, точно пытаясь внести немного света в его мысли. Зимобор поглядел на лицо мертвеца, но оно было ему незнакомо. При свете он легко нашел второго, глянул на него и вздрогнул. Здесь было трудно ошибиться – шрам через всю щеку убитого, уходивший под бороду, он хорошо помнил. Этого человека в Смоленске звали Резаный. На самом деле его имя было Хагаль, и он был из дружины Хедина…