Баньши Ветра - Алина Сконкина Страница 13

В начале каждого года адептам выдавали серебристые нити, которыми на лентах в течение года вышивали узоры.

Существовала загадочная парадная форма, но Фиама в своём комплекте вещей её не нашла.

Всю старую одежду у полукровки забрали, как и все вещи, привезённые с собой из дома. В Академию запрещалось привозить личные вещи. Всё необходимые здесь выдавали, а остальное вызывало лишь привязанность к дому, которую будущим магам следовало отринуть. Маг становится слугой Аэфиса, у него нет семьи кроме Ветра и Поднебесного Правителя. Жизнь мага принадлежит последнему.

Магам не запрещалось заводить семью, но существовали некоторые правила, которые старательно прививала Академия.

Фиаме пришлось долго уговаривать Куратора, а затем заведующего хозяйственной службы, чтобы у неё не забирали перчатки. Она не успела сказать магу о своей тайной способности и очень не хотела раскрывать свой секрет, потому Куратор долго отрицал просьбу полукровки. Но через десять минут споров блондину надоело, он потёр лоб и махнул рукой на подопечную. Тем не менее, Куратор запомнил спор и его причину и пообещал себе в будущем выяснить, в чём истинная причина столь упрямого нежелания расстаться с перчатками.

Несмотря на пять башен, выделенных для адептов, предполагая заселение их по курсам – за исключением пятой лишней – адепты жили, где хотели, зачастую обживая одну или две башни, располагаясь рядом или оставляя промежуточный этаж пустующим. Фиама порадовалась, что хотя бы в этом вопросе нет жёсткого регламента. Полукровка хотела поселиться вдали от людей и потому выбрала самый верхний этаж пустующей башни.

Длинная широкая лестница поднималась до самого чердака. На каждом этаже она превращалась в небольшую площадку, с которой арочный проход вёл к двери в просторный зал – гостиную. Предполагалось, что адепты селились командами, о которых говорили Декан и Куратор, поэтому гостиной объединялись четыре спальни и уборная, по совместительству душевая. В гостиной стоял диванчик, несколько кресел, стол, тумбочки и стеллажи, размещённые между дверьми в спальни.

Фиама зашла под арку и распахнула дверь. В гостиной стоял диван и стол, покрытые толстым слоем пыли и птичьего помёта, а вокруг выстроились башни из деревянных ящиков. Полукровка прижала к себе вещи и постельное бельё, чтобы не испачкать их. Она заглянула в уборную – душевая кабинка выглядела прилично. Фиама оставила вещи там и пошла искать себе спальню.

В одной комнате, с видом из окна на восток, оказались разбиты окна, везде валялись осколки стекла, а под потолком поселились летучие мыши. В двух других комнатах, с относительным порядком, вид из окон выходил на Академию и другие жилые башни. Фиама не хотела по утрам и вечерам смотреть в чужие окна, а потому отказалась от них. В последней комнате устроили свалку макулатуры: связки бумаг, газет и исписанных пергаментов громоздились друг на друге, похоже здесь устроили склад. Только кому пришло бы в голову хранить хлам на самом верхнем этаже башни. Возможно потому его и выбрали, что он последний и вряд ли кто-то поселится здесь. Фиама заметила, что адепты предпочитали первые этажи, по-видимому вид из окна волновал только её, остальные люди преследовали более практичные цели – быстро на занятия прибегать.

Девушка смутилась, но от выбора не отказалась. Окна этой комнаты выходили на запад, Фиама любила любоваться закатами в родной деревне, и решила, что эта комната станет отличным жильём на будущие четыре года. Вооружившись старой пыльной простынёй с кровати, полукровка взялась за уборку. Стопки и связки газет и чужих конспектов Фиама перетаскала в другую комнату, по возможности она освободила от деревянных ящиков гостиную и стёрла вековой слой пыли. С помётом на столе пришлось повозиться, диван тоже не хотел оттираться. Тогда дочь Шанны приняла решение – застелить его в будущем покрывалом или одеялом из соседних комнат.

Провозившись с уборкой до самого заката, Фиама кое-как разобрала полученные вещи, приняла душ и без сил повалилась на кровать.

* * *

В кабинет Декана зашёл юноша, лет пятнадцати, с ухоженными красиво постриженными короткими тёмными волосами. На остром смуглом лице выделялись яркие раскосые синие глаза. Юноша прикрыл за собой дверь и волнительно заговорил:

– Отец, я видел странную девочку в стенах Академии. Это что шутка? Что она тут делает? Неужели в Академии теперь учат детей? – Юноша остановился около стола седовласого руководителя Академии магии Воздуха.

– Она плод союза ашуры и человека, полукровка. Теперь она учится здесь, – неохотно пробубнил Декан, не отрываясь от бумаг на столе. – И ей тринадцать, несмотря на детское невинное личико.

– Тринадцать? Полукровка? В стенах Академии! Но почему? Как она смогла поступить? Стихийная магия пробуждается лишь в людях, ты сам мне это говорил, – распалялся юноша, его до глубины души поразили возраст и происхождение девчонки. Он, Сиэль, сын самого сильного архимага Воздуха поступил в Академию лишь в пятнадцать. Обычно магия пробуждалась в возрасте шестнадцати лет. К тому же полукровка, немыслимо! Испокон веков стихийная магия принадлежала людям.

– Ты не видел того, что видел я. Её аура просто светится, – проворчал Декан. – Я прежде видел такое лишь в небесных драконах и выученных архимагах. Такое впечатление, что её мать переспала с самим Ветром, если бы такое было возможно. Я, как Декан Академии магии Воздуха, не могу позволить, чтобы такие опасные существа бродили по стране, не в силах контролировать свою мощь. – Мужчина только теперь счёл нужным оторваться от бумаг. Сиэль поймал взгляд отца и глаза его загорелись восхищением. Лишь спустя несколько секунд до юноши дошёл смысл сказанных отцом слов и отложился ядовитым налётом в мыслях.

– Такая сильная, – едва слышно выдохнул адепт. – Но обучать её?! – он готов был взорваться. Какая-то глупая полукровка будет учиться в Академии, более того, в одном с ним, сыном Декана, потоке. Как такое возможно?

Сильный дар? Да будь она проклята! Я должен быть самым сильным магом! Я сын Декана! Мне это нужно.

– Держи своих друзей близко, а врагов ещё ближе, – процедил Декан. – Ты глуп, Сиэль. И слаб, – недовольная гримаса отразилась на лице архимага, его тонкие губы искривились.

Слова отца как нож по горлу прошлись по Сиэлю, а гримаса стала надгробием в душе юноши. Он слаб. Он слаб? Да как же так?! Он с детства из кожи вон лез, чтобы отец хоть на секунду обратил на него внимание, и что в итоге? Он слаб. Слаб и глуп. И всё из-за ауры какой-то полукровной мелюзги!

Всё плотнее и плотнее привязывали ашурское отродье к столбу посреди деревенской площади. Укладывали хворост и готовились поджечь. Ушастая тварь виновна в болезни козлят, из-за которой бедные животные сперва покрылись гнойными ранами и за сутки издохли. Её присутствие проклинает саму жизнь. Отродье зла. Нагулянная помесь. Бастард. Если сжечь тварь, искупительное пламя очистит грехи деревни. Снова начнёт плодоносить земля, снова народятся козлята и оленята. Огонь сожжёт скверну, а ветер унесёт проклятие прочь. Сжечь тварь.