Могущество и честь - Ярослав Коваль Страница 13

— Слушаю, госпожа.

За день, как я догадывался, мы смогли пройти не так уж много, но достаточно, чтоб убраться подальше от наезженного тракта. Теперь ищи-свищи нас, даже и против собак есть средства. Ручейков нам на пути попадалось достаточно, мы не пропустили ни один, так что выследить нас сможет разве что уж ищейка экстра-класса. Ищейка-чудодейка.

Будем надеяться, подобных тут нет.

На стоянке Аштия и Шунгрий уселись на клочке ровной земли и принялись рисовать на ней подобие карты. Я, перегнувшись через её плечо, жадно всматривался в маловразумительные чёрточки и осознавал, что мне-то подсмотренное точно ничем не поможет. Они более или менее знают местность, они, может, тут что и поймут. А мне остаётся лишь плестись в хвосте.

Спор едва успел возникнуть и тут же потух — сил на него ни у кого уже не осталось. Всем слишком хотелось спать, поэтому Аштия и Шунгрий очень быстро пришли к соглашению касательно маршрута на следующий день. Спать предстояло всего ничего.

В какой-то момент усталость достигает уже такого уровня, что напрочь перестаёшь её ощущать. Меньше сил, чаще возникает непредвиденное обстоятельство типа подогнувшихся ног, закружившейся головы, отрубившегося восприятия… Но как таковой усталости нет. Есть изнеможение, понимаемое скорее разумом, чем телом. И ни спать уже не хочется, ни есть. И жизнь уже воспринимается без эмоций.

Меня время от времени лишь вяло интересовало, способен ли я в подобном состоянии драться. Возникающее сомнение немного приглушали соображения того типа, что если дойдёт до драки, значит, мы уже, считай, проиграли, и рыпаться бесполезно. Наше спасение в том, чтобы унести ноги и не столкнуться с вражеским отрядом, а в таком деле достаточно хоть как-то держаться на ногах, сохранять темп и не терять из виду проводников.

М-да, можно себе представить, каков из меня сейчас телохранитель. Надо что-то с собой делать.

Казалось, лес вместе с подъёмом в гору никогда не закончатся. Но к полудню следующего дня земля стала более пологой, и, хотя ям и провалов хватало, а это вынуждало быть особенно внимательными и вести коней в поводу, мы все вздохнули с облегчением. Короткий привал, немного горячей пищи на каждого стало для нас самым драгоценным подарком. Даже усталость отчасти вернулась, а в некоторых случаях это хороший признак.

— До Каньона остаётся совсем немного, — сказала Аштия.

— Уверен, если мы до сих пор не заметили ни единого признака погони, значит, они потеряли наш след. Если вообще сумели его взять, — заявил Шунгрий.

— Либо не было никакой погони.

— Чушь, Серт, на такую удачу не следует всерьёз рассчитывать, — женщина говорила нетерпеливо, очень живо. Хороший признак! Если она избежала состояния полной безучастности к происходящему, значит, физически приходит в себя. — И я предпочитаю реально смотреть на вещи. Пойдём по верхней полосе Каньона. Как и планировали.

— Как ты себя чувствуешь?

— Получше. Почему спрашиваешь? Тебя настораживает, как я выгляжу?

— Наоборот. Хочу убедиться, что дело действительно пошло на лад.

— Всё в порядке, успокойся.

— Нам теперь предстоит путь под гору, это почти так же сложно, как вверх карабкаться. Если не сложнее.

— Будем осторожны. В конце концов, мы можем себе позволить потерять одну-две лошади и даже больше. Хотя лучше без этого.

— Само собой… Тебе б отдохнуть, Ашти.

— Не зови меня так. Хочешь пофамильярничать, так называй Аше, как Серт. Разрешаю.

— Благодарствую. Значит, по верху Каньона? В направлении Взморья?

— Именно так. Уже ведь всё оговорили.

— Это удлинит путь. Значительно.

— Зато сделает его более безопасным, что значительно повысит наши шансы. Если боги дадут нам удачу, мы доберёмся до одного из прибрежных городков без дальнейших потерь. Отдыхать всем. Кроме дозорных. Поднимаемся с рассветом. Серт, ложись спать, не геройствуй, ты же ни на что уже не годен.

Выполнить подобный приказ мне хотелось больше всего на свете, поэтому я предпочёл не кочевряжиться. Да и кто бы стал, в моём-то положении? Рухнул головой на седло и отключился от реальности, словно по башке дубиной схлопотал.

Правда, столь же стремительно проснулся. Последние месяцы приучили меня спать помалу, но экономно. Сон оборачивался рывком в пустоту, из которой потом сознание выплывало и заново впитывало реальность, от клочьев тумана и хмурых деревьев, пригнувшихся в ожидании ветра, до бесцветного неба и травы, лезущей в лицо. Туман был зябким, как прикосновение смерти. Тишину взбаламучивали только копыта переминающихся на месте коней да хруст веток и мха под сапогами дозорных. Аштия спала рядом со мной, зябко свернувшись под плащом. Я накинул на неё ещё и свой.

Заря занималась над нами, одёргивала белёсое предутреннее марево, вычерчивала, будто пером и тушью, кроны деревьев, каждый лист и веточку. Облака, словно мусульманские ювелирные украшения, варварски-яркие, но по-своему чарующие, играли в небе, пока не приобретшие подлинной лазурной синевы. Отсюда, с вершины, видны были просторы леса, всхолмленного такими же, как эта, окатистыми горами. Видны не так ясно, как хотелось бы, ведь с трёх сторон к месту нашей ночёвки подступала низкорослая, но упорная чаща. Природа заключала нас в свои бесстрастные объятия, прекрасная и холодная, безжалостная и равнодушная. Как мраморная античная статуя.

С одной стороны, до ужаса хочется к людям, к цивилизации, пусть и радующей глаз намного реже. С другой же… Вокруг пробуждалась такая красота, которую увидев, не жалко умереть. Если б жила на свете женщина, прелесть которой обладала бы подобной покоряющей силой, за одну ночь с нею мужчина мог бы отдать жизнь… Может быть…

Уже кроны деревьев словно бы бликами костровых угольков мазнуло. Божества вовсю раздували небесный очаг. Я нагнулся к Аштии и слегка потрогал её за плечо. Женщина проснулась мгновенно.

— Завтракаем на ходу, — приказала она, поднимаясь. Плечи её вздрагивали — здорово мёрзнет, похоже. — О небо, как же хочется принять горячую ванну.

И равнодушно отвернулась от восхода.

Пробирало до костей, даже мне спросонья было не по себе, а ведь я знавал настоящий мороз, не то что здешние теплолюбивые обыватели. Впрочем, откуда им знать, что такое холод. У них ведь зимы не бывает. Но по утрам, да в тумане, да не выспавшись как следует… Дискомфорт обеспечен.

По каменистым скальным лбам лошадям вроде бы и проще было двигаться, только скользили подковы. Так что большую часть времени мы прошагали пешком. Дневная жара, которой скоро налился воздух, высушила траву и мох, и очень быстро я пожалел об утренней дрожи. Лучше уж прохлада, от неё легко спастись быстрым шагом и грузом за плечами. А теперь, когда лес отступил и приходилось идти по открытому пространству, прочёсываемому солнцем от и до, мне приходилось хуже, чем местным уроженцам.

Но идти было нужно.