Умоляй меня - Грейс Дрейвен Страница 13

Цинния отдернула руку.

— Прекрати, — рявкнула она. — Никто из нас не в опасности, и я никуда не уеду. Ты можешь остаться здесь со мной, — гнев и мольба сменяли друг друга на её лице. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной, по крайней мере, до тех пор, пока Гэвин не сможет отвезти деньги Джименину, чтобы выплатить папин долг, — она снова скрестила руки на груди. — Но ты не заставишь меня уехать с тобой, сколько бы ты не кричала и не приказывала.

Луваен хлопнула себя ладонью по лбу:

— Боги, когда ты успела стать такой упрямой?

— Когда мне исполнилось десять лет, и я поняла, что ты мне не мать, а моя старшая сестра.

Замечание Циннии, произнесенное деловым тоном, заставило Луваен затаить дыхание. Она рухнула в кресло и несколько мгновений молча смотрела на сестру. Что-то только что изменилось между ними. Когда умерла вторая жена Мерсера Абигейл, тринадцатилетняя Луваен взяла на себя ведение домашнего хозяйства и воспитание пятилетней Циннии. Несмотря на то, что во многих отношениях это было трудно, задачи были для неё естественными, и как отец, так и младшая дочь легко поддались волевым указаниям старшего ребенка. Луваен затошнило от мысли, что за эти годы она превратилась в семейного тирана, пытаясь защитить тех, кого любила. Впервые Цинния по-настоящему восстала против неё, и Луваен растерялась.

— Если я вернусь без тебя, папа никогда не простит меня, — она потянулась к руке Циннии. — Пожалуйста, пойдём со мной домой. Мы придумаем, как победить Джименина.

Цинния сцепила пальцы и сжала их.

— Папа поймёт и пожелает мне добра, когда ты скажешь ему, что я в полном порядке и наслаждаюсь своим пребыванием в Кетах-Торе. И у нас уже есть средства успокоить Джименина, — она неуверенно улыбнулась. — В кои-то веки тебе придется поверить, что я могу не только спасти себя, но и помочь нашей семье, как и ты.

Луваен изучила ноги в чулках, глубоко вздохнула и, наконец, встретилась со спокойным взглядом Циннии:

— Я часто говорю людям, что в тебе есть нечто большее, чем красивое лицо. Может быть, мне нужно время от времени напоминать себе об этом.

Цинния усмехнулась:

— Может быть, — усмешка сменилась облегченным смехом, и сестры обнялись, — ты, наконец, перестанешь спорить со мной, чтобы поужинать и посмотреть комнату, которую приготовила для тебя Магда? Даже если я соглашусь пойти с тобой, нам придется переждать непогоду.

В животе у Луваен громко заурчало. Она похлопала по нему в знак покорности.

— Мне бы не помешало перекусить, — она схватила Циннию прежде, чем девушка успела убежать на кухню. — Во-первых, ты расскажешь мне, почему твой учтивый Гэвин не здесь, рядом с тобой, чтобы не дать мне украсть тебя.

Самый леденящий кровь крик, который она когда-либо слышала, ответил ей, отразившись от пола, как будто какое-то бедное существо заживо резали. Тонкие волоски на её затылке встали дыбом. Она не удивилась бы, если бы те, что были на её голове, сделали то же самое.

— Милостивые боги, что это было?

Помимо жалостливого вздрагивания Циннию, казалось, не волновали нечеловеческие вопли, эхом разносящиеся по всему залу.

— Лорд де Совтер… болен.

Луваен уставилась на неё:

— Чем? Он кричит так, словно его растягивают и четвертуют!

Цинния съежилась, когда крики достигли крещендо, прежде чем перейти в пронзительные стоны.

Ужас сотряс Луваен с такой силой, что у неё клацнули зубы.

— Что, во имя всего святого, происходит, Цинния? Ни один человек не издает таких звуков.

— Только те, которых пытают.

Обе женщины подскочили от нового голоса. Луваен споткнулась о свой стул, опрокинув его так, что он ударился о тростник и поднялось небольшое облачко пыли. Из-за ширмы, отделявшей кухню от зала, появился мужчина. Невысокий, плотный, одетый в мантию выцветшего лазурного цвета, расшитую серебром и тайными символами, вышитыми черной нитью. Белые пучки волос торчали из его головы, как щетина испуганного ежа. Он уставился на неё и Циннию глазами, неестественно большими из-за очков, сидевших у него на кончике носа. Этот нос дернулся вместе с заостренной бородкой, как будто он учуял что-то новое.

— Эмброуз. Я рада, что вы здесь, — Цинния бросилась к нему и присела в реверансе.

— Чародей, — решительно сказала Луваен.

— Чародей, — согласился он и протянул украшенную драгоценностями руку.

Не зная, рассчитывает ли он, что она поцелует одно из его колец — ради чего он стоял там и ждал, пока не превратится в труху, — Луваен нерешительно сжала его пальцы. Он провел сухими губами по костяшкам её пальцев и выпрямился.

— Госпожа Дуенда. Ваша сестра и сэр Гэвин потчевали нас рассказами о вас и вашем отце.

— Уверена, что так оно и было, — пробормотала она, подозревая, что комментарии Гэвина были не слишком лестными.

Он отпустил её руку, слабая улыбка изогнула его губы, показывая, что он услышал её замечание.

— Вашу лошадь оставили на ночь в конюшне, а для вас приготовлена комната.

Луваен моргнула. Какое странное безумие охватило это место, что никого, даже её сестру, которая, как известно, плакала над каждым раздавленным пауком, казалось, не беспокоили ужасные звуки, исходящие из глубин замка? Она вспомнила первую фразу Эмброуза.

— Кто пытает лорда де Совтера? И где его сын?

— Он тоже болен и находится в своей комнате, — Цинния слабо улыбнулась ей.

— Даже так? Кто-то тоже отрывает ему руки?

Цинния указала на Эмброуза, молча умоляя его о помощи. Колдун сложил руки перед собой и посмотрел на Луваен так, словно она была любопытным, хотя и не особенно умным, ребёнком. Луваен вдруг поняла, почему Цинния иногда огрызалась на неё без всякой причины.

— Кетах-Тор, госпожа, лежит в центре озера дикой магии. Иногда магия слаба, иногда сильна: она находится в постоянном движении. Мы называем сильные периоды приливом. Большинство из нас не страдают от вредных последствий этого потока. Самое большее, с чем я имею дело — это плохо реагирующие зелья или заклинания, обращенные вспять. Однако господина и его сына выворачивает от этого наизнанку. Гэвин прикован к постели лихорадкой. Хуже всего приходится его отцу.

— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы облегчить его страдания? — Луваен была не из тех, кто плачет над раздавленным пауком, но мысль о человеке, неоднократно подвергавшегося таким пыткам, причиняло ей сильную боль. Боги, как она ненавидела магию.

Эмброуз покачал головой:

— Нет. Господин силен, а поток временный. Он справится с этим.

— Вы уверены? Он кричит так, будто его сейчас разрубают на несколько частей.

— Уверен. Это не первый раз, когда он переживает поток. И не последний.