В плену пертурбаций - Алан Дин Фостер Страница 13

– Что вы… Нет, как вам это удалось, сэр? Что было в той таблетке?

– Да будет тебе известно, что нефть входит в состав множества магических средств, – сообщил Клотагорб. – Я всего лишь собрал воедино несколько концентратов и катализировал их заклинанием, предназначенным для адаптации углеводородов. В общем, проще простого. Мне трудно судить, на сколько хватит таблетки, однако какое-то время она наверняка продержится, так что благодаря твоим вокальным упражнениям и моему волшебству мы можем ехать.

– Если мне когда-нибудь посчастливится отыскать дорогу домой, – проговорил Джон-Том, – я, с вашего разрешения, прихвачу с собой парочку таблеток и листок с текстом заклинания. – Он включил передачу и повел джип в направлении ближайшего из торговых путей на Линчбени. – Считайте, что мы уже на месте. Правда, черт его знает, вдруг опять откажет…

Автомобиль подпрыгивал на камнях, лихо расплескивал лужи, переваливал через рытвины. Чем дальше они отъезжали от дуба, тем большим уважением проникался Джон-Том к машине. Подумать только, этакое чудо – за пародию на рок-концерт!

Джип весело катил на север, то и дело подскакивая в воздух на очередном ухабе. Вскоре после отъезда Джон-Том убедился, что амортизаторы у автомобиля начисто отсутствуют: колеса сидели на осях, которые крепились прямо к днищу. Интересно, подумалось юноше, что отвалится раньше – дно джипа или его собственный зад? Клотагорб, судя по всему, никак не мог решить, какие чувства вызывает у него Джон-Томова игрушка. Во всяком случае, она если и уступала л'бореанской змее в удобстве передвижения, зато значительно превосходила последнюю в скорости. К тому же она ничего не предпринимала по своей воле, что было и хорошо, и плохо. Взять, к примеру, громадную ящерицу, которая грелась на солнышке посреди дороги. Змея тут же прогнала бы нахалку, а так им пришлось объезжать разомлевшую рептилию по весьма пересеченной местности. В результате волшебник едва не вывалился из своего панциря. Вдобавок углеводородное заклинание, насыщавшее брюхо металлического монстра, постепенно утрачивало силу, а потому Клотагорб был вынужден время от времени подновлять его, причем не упускал ни единой возможности напомнить Джон-Тому, что такого не выдержит даже величайший из чародеев. Похоже было, что близится миг, когда им придется бросить машину и продолжать путь пешком.

Меньше всех страдал от непрерывной тряски Сорбл. Лишь только он чувствовал, что болтанка начинает действовать ему на нервы, как немедля взмывал в воздух и парил над макушками деревьев, предоставляя своим несчастным спутникам испытывать всю прелесть езды по ухабам.

Впрочем, ящерицы им больше не попадались, а ближе к Линчбени дорога стала более ровной, и они смогли хоть немного насладиться очарованием осени в Колоколесье. Деревья не спешили сбрасывать листву, а потому их кроны переливались всеми оттенками красного и золотистого, которые прекрасно гармонировали с огненно-рыжим ковром, устилавшим местами землю. Однако то, что было поистине великолепным на вид, на слух воспринималось совершенно иначе. Стоило задуть ветерку, как листья на ветках принимались звенеть, но не дружно, не в лад, как обычно летом, а вразнобой, кто во что горазд. Клотагорб объяснил, что звучание листьев-колокольцев целиком и полностью зависит от времени года.

Искушенный лесовик способен по звону листвы предсказывать погоду. По весне песни деревьев сладостны и мелодичны, летом – исполнены истомы, осенью же, когда опадает листва, они – нестройные и несколько грубоватые. Терзавший уши звон сопровождал путешественников вплоть до того момента, когда они, заехав в Линчбени и миновав Флиртачию, выбрались из леса к югу от Оспенспри.

– С Поластринду ему, конечно, не тягаться, – заявил Клотагорб, подразумевая Оспенспри, – но сам по себе городок неплохой, где-то даже красивый. Он расположен среди холмов, на северном рубеже цивилизации.

– Волшебник подался вперед и пристально всматривался в даль, выглядывая на горизонте очертания городских зданий.

Им то и дело встречались стада жирных ящериц-абизмо, что паслись на лугах, доедая летнюю траву. Вдалеке виднелись высокие холмы – первые признаки близости Северного плато. Джон-Том слегка удивился тому, что абизмо бродили по равнине без всякого присмотра, однако сказал себе, что они, должно быть, приучены возвращаться к вечеру в свои загоны.

– Оспенспри славится садами, – продолжал Клотагорб. – В них собирают самые лучшие в теплых землях яблоки и плоды деревьев токла.

Джон-Том крепко сжимал руль обеими руками. Долгая дорога от Линчбени сказывалась на джипе все сильнее. Ему с первого дня было далеко до «Порше», а теперь он окончательно превратился в разболтанный драндулет. Юношу преследовали кошмарные видения: вот они только-только вписываются в крутой поворот, и вдруг руль отрывается от колонки и оказывается у него в руках. По счастью, ничего подобного пока не произошло. «Дотяни до города, – мысленно обратился Джон-Том к дребезжащему автомобилю, – дотяни, милый, а там мы тебя похороним по всем правилам».

Джип обогнул холм, увенчанный сосновым бором, и глазам спутников предстало громадное черное облако, застывшее в неподвижности над Оспенспри этаким клоком пропитанного копотью хлопка. Джон-Том притормозил, но останавливаться не стал. Что касается прекрасного Оспенспри – чудесного города, о котором Клотагорб твердил не переставая всю дорогу, с его многочисленными потоками, арочными мостами и фонтанами, – этого северного цветка, то он мало соответствовал восторженному описанию волшебника. Вместо высоких изящных зданий долину, что раскинулась под облаком, заполняли крошечные глиняные хижины. Меж ними тянулись каналы, по которым текла грязная вода. За пределами поселения каналы соединялись в один и образовывали реку. Удивительно, но факт: сразу за городом грязная вода становилась чистой и прозрачной, как будто проходила сквозь очистные сооружения; однако ничего похожего поблизости не наблюдалось. Как и утверждал Клотагорб, деревьев в городе было не перечесть, но все они, все до единого, погибли, и вовсе не от ранних холодов. Казалось, их погубило нечто куда более ужасное, нежели зимняя стужа. На склонах холмов к северу от города, где располагались прежде знаменитые сады, виднелись только бурые скелеты с кривыми стволами и голыми ветвями. Ни на какие плоды не было, естественно, и намека. А сверху надо всем этим чудовищным разором нависло зловещее черное облако.

– Хозяин, вы уверены, что нам надо именно сюда? – осведомился Сорбл, совершив аккуратную посадку на спинку заднего сиденья.

– А куда же еще, пернатый ты недоумок?! – Чувствовалось, что чародей озадачен, если не сказать изумлен. Он ошеломленно взирал на открывшееся им зрелище. – Это Оспенспри. Вон Акомарский холм, вон три источника, которые снабжают город водой. – Клотагорб привстал и оперся о лобовое стекло, которое застонало под его весом.

Позади простиралось во всем блеске осеннего великолепия Колоколесье, в звоне листвы которого слышались скорбные, однако отнюдь не пророчащие беду нотки. А впереди лежал некогда прекрасный Оспенспри – оскверненный, испоганенный, словно придавленный к земле колоссальным облаком. Когда волшебник заговорил снова, голос его выражал муку.