Песня зверя - Кэрол Берг Страница 13

— За что? Мне ведь никто так и не позаботился объяснить, почему я должен молчать. Ты мне не сказал.

Девлин мне не поверил, совсем не поверил, это читалось в его глазах яснее ясного. Неверие быстро сменилось изумлением. Он отвернулся. Минутное замешательство — и он зашагал к двери. Клянусь глазами Келдара, он мне не скажет!

— Девлин! — Я был готов задушить его.

Наверно, он заметил арфу — вот почему он на миг остановился у столика и потом бросил через плечо таким голосом, словно и вправду сожалел о произошедшем:

— Понимаешь, Эйдан, для драконов это было вредно. Они из-за тебя начинали беспокоиться. Как бы я хотел, чтобы все было иначе…

Дверь за ним затворилась.

Той же ночью я покинул дом моего кузена. Он счел за лучшее мне не препятствовать. Когда я через анфилады темных, заставленных мебелью нежилых комнат выбрался к парадной двери, меня уже ждал очень расстроенный пожилой доктор. В руках у него были поместительный кожаный кошель и плащ. Несколько раз он открывал рот, но ему, должно быть, запретили со мной разговаривать, и он так ничего и не сказал.

Мне от Девлина ничего не было нужно. Будь у меня другая одежда, я бы снял то, что он мне дал, но необходимость восторжествовала. Кожаная сумка, полная монет, возмутила меня еще больше, но и тут восторжествовала необходимость. Я твердо решил, что никому больше не придется жертвовать из-за меня жизнью, так что пришлось взять кровавые деньги Девлина, чтобы продержаться до тех пор, пока сам не смогу себя прокормить. Нет, я не мог гордо сказать, что-де лучше умереть с голоду. Так говорят только те, кто не знает, что такое голод.

Путь до ближайшей деревни оказался долгим, но лекарства старого доктора и два дня отдыха сотворили чудеса. А может быть, гнев придавал мне сил, пока я не снял комнату на постоялом дворе, не съел миску овсянки на завтрак — ведь еще даже не рассвело — и не рухнул на продавленную кровать.

Но уснуть я не мог. Сознание того, что моя сломанная жизнь — глупая ошибка, что Гвайтир, Эдеры и Каллия погибли понапрасну, переполняло меня такой жгучей яростью, что я едва не сходил с ума. Драконы из-за меня "беспокоились", видите ли. Беспокоились! Семеро богов, что же это значит?!

Часы напролет я оживлял в памяти весь наш разговор и перебирал все обстоятельства последней встречи с Девлином перед моим арестом. Это решительно ни к чему не привело. Уже изрядно после полудня я решил оставить это занятие и снова проспал целые сутки. Мои сны переполняли вопросы без ответов и неутоленная ярость. Той ночью я убивал Девлина не раз и не два — жестоко, изощренно, немилосердно и так правдоподобно, что, проснувшись, готов был увидеть кровь на руках. Я думал в тот же день отправиться дальше и найти какой-нибудь захолустный городок, где можно было бы осесть и начать новую жизнь, стать новым человеком и все, все забыть. Но настойчивая кровавая реальность моих снов ясно показала, что к этому нечего и стремиться, пока я не достигну мира с самим собой и с теми богами, которые согласятся иметь со мной дело.

Так что, купив на золото кузена коня и бутылку вина, я спросил, где тут поблизости святилище Келдара. Все жаркое утро я провел в пути и наконец свернул на указанную крутую тропку, взбиравшуюся на круглую вершину поросшего травкой холма. Там, где вольно гулял ветер и ничто не заслоняло горизонт, стояла древняя стела с изображением закрытого глаза — символа слепого бога. У ее подножия лежали увядшие букетики дикого тимьяна и розмарина, любистока и мяты — трав, чье сладкое благоухание ветер возносит к богу вместе с молитвами.

Трав у меня не нашлось, но я откупорил вино — оно было красное и густое, как раз такое любила Каллия, — и вылил половину на сухие букетики. Я просил у Келдара мудрости, чтобы разгадать загадку моей жизни и помочь избежать тропы мести. Страшно мне было несказанно. Сны напугали меня так, как, должно быть, пугает одноногого солдата вражеский меч, занесенный над второй ногой. Я ведь никогда никого не убивал. И если пойти тропой мести — единственным видевшимся мне тогда путем, — от меня просто ничего не останется. Но на любой другой дороге я буду слеп, как Келдар, и того и гляди споткнусь и снова окажусь там, откуда едва вырвался. Слепой бог мог подсказать мне путь, и я спросил его, что делать.

Дул жаркий ветер. Сухая земля жадно впитала вино. Но дух мой был холоден и тих, и знакомый обряд вовсе меня не утешил. Прислонившись к стеле, я допил вино и стал размышлять о королях, драконах и чванливых музыкантах, которые не желают слушать предупреждений. Нет, мое заключение не было ошибкой. Девлин хотел, чтобы я умолк, но при этом зла мне не желал и думал, что его приказ выполнен. Только как он себе это представлял? Мое имя действительно было самым знаменитым в Элирии и близлежащих королевствах. Это не хвастовство, а простая правда. И что — я внезапно исчез, а мой кузен этого даже не заметил? Что говорили на следующий день после того, как меня взяли среди ночи?

Если Девлин думал, что мое существование чем-то грозит драконам… Что ж, это многое объясняет. Только драконы позволяли Элирии держать в покорности вассальные державы и не развалиться на сотню мелких княжеств, только драконы защищали ее от вторжения варварских полчищ — дикарей, которые заплетали волосы в косы и ненавидели цивилизацию. Но с чего он так решил? "Беспокоились"… Что это значит? Он считал, будто я это знаю, и когда я сказал, что не имею представления… что бы он ни говорил, он до сих пор боялся. И настолько не хотел, чтобы я догадался, чего именно он боится, что это даже перевесило его цель — "услугу", о которой он хотел меня попросить.

Я все равно проиграл. Ни месть, ни ответы на вопросы не воскресят мертвых. Нарим велел мне найти таверну на дороге в Валлиор и обратиться к его другу Давину, но чем мне может помочь слуга-элим? К тому же Нарима наверняка допросили с пристрастием и до его друзей уже добрались. Встречаться еще раз со Всадниками моего кузена мне совершенно не хотелось. Так что, не придумав ничего умного, я отшвырнул бутылку и вернулся в "Свинью и Свистульку". Буду ждать, когда Келдар меня вразумит.

Зала в "Свинье и Свистульке" ничем не отличалась от соответствующих комнат в тысяче таких же заведений по всей Элирии. Громадный закопченный очаг с веселым огнем, заполняющий комнату дымом. Разнородные столы, стулья, бочонки и ящики, хлам для растопки, сваленный в углу. Кабаньи головы на грязных темных стенах. Простая еда, бесконечный эль и неизменный высокий табурет, поджидающий странствующего музыканта. Я сидел в самом темном углу с наполненной до краев кружкой и слушал болтовню посетителей, стараясь вернуться в мир, о котором почти забыл.

Вскоре я был в курсе всех новостей. С тех пор, как я оказался в Мазадине, почти ничего не изменилось. Элирия находилась в состоянии войны со всеми, кто не присягнул на верность ее королю; а если у какой-нибудь державы было достаточно драконов, чтобы противостоять легионам Девлина, она не желала присягать на верность тому, кто выжигал ее поля и города драконьим пламенем. Сейчас Девлин воевал с Гондаром, богатым южным государством, которое претендовало на рудники, расположенные на границе с Элирией. Местные жители говорили, что элирийскими войсками на гондарской границе командует принц Донал, сын Девлина. Бедный мальчик… ему сейчас лет девятнадцать… драконы, смерть, огонь… Я заказал еще эля.