Метро 2033. Мраморный рай - Сергей Кузнецов Страница 13

Эту перепись Сергей давно хотел провести — колонии она была нужна как воздух — но и боялся: врожденная деликатность делала обход колонистов со всех их бедами, склоками, слезами настоящей мукой.

Летом этого года общая численность населения колонии перевалила за шестьсот человек — сумасшедшая цифра при очень скромных жилых площадях.

В последнее время прирост почти нулевым: на одну смерть в среднем приходилось одно рождение; приходящие извне, что случалось крайне редко, также уравновешивались покойниками или сами вскоре помирали. Молодые девушки, находя партнера, рожали неохотно. Совет ратовал за предохранение, дабы впоследствии не было необходимости прибегать к абортам: инструменты и обезболивающее имелись в наличии, но, при нынешних условиях, прерывание беременности нередко вело к бесплодию. Церковь в лице отца Серафима часто выступала на заседаниях Совета с обличающими безбожниц речами, требуя запретить аборты и предохранение, но члены Совета больше всего боялись демографического взрыва, который, в условиях жизни колонии проявился хотя бы малюсеньким увеличением рождаемости; священника выслушивали с бесконечным терпением, но все оставалось по-старому.

В этих условиях ситуация с расселением была в некоторых случаях несправедливой: небольшие семьи могли проживать в крупных боксах, и наоборот — более многочисленные группы ютились в крохотных комнатушках, используя каждый полезный квадратный сантиметр. Ситуацию следовало выравнивать.

Кроме того, пришла пора обновить списки колонистов, зафиксировать, сколько тут проживает мужчин и женщин репродуктивного возраста, а сколько стариков. Сколько детей, сколько кормящих матерей, и даже (попробуй, дознайся) беременных, и кто на каком сроке.

Все это была работа, с учетом полноценной каждодневной занятости членов комитета на других участках, не на одну неделю.

Но у Сергея этого времени не было. Работал вместо сна, вместо еды, старался пораньше сбежать с работы. Закончить перепись — и в дорогу. Успеть бы…

Последний раз нечто подобное затевалось десять лет назад, но быстро заглохло: Совет посчитал, что отнимается время от более важных дел, да и люди стали возмущаться, что их беспокоят в отведенное для законного отдыха время.

Однако на сей раз Сергей, считавший, что без демографической картины колония развиваться не сможет, своего добился. Начали с того, что развесили на стенах столовой и коридоров плакаты (один из колонистов имел каллиграфиче-ский почерк): «Специальным указом Совета Общины уведомляем…» Плакаты висели уже месяц, так что население не только ознакомилось, но и успело свыкнуться с мыслью, что через процедуру переписи придется пройти. Можно было надеяться, что возмущений по поводу беспокойства в личное время окажется меньше.

Ибо других тем для резких высказываний колонистов было предостаточно.

Сергей знал, что военные и ученые, как правило, не ропщут. Их он оставил напоследок и начал с других категорий жителей. И сразу по плечи утонул в болоте стонов, жалоб, трагических историй, просьб, требований, рыданий и ругательств.

Такова уж природа человеческая, думал он, выслушивая очередного колониста, меряя помещение и время от времени переглядываясь с Зиночкой, фиксирующей необходимые данные. В любых обстоятельствах, даже нынешних, на грани выживания: продолжать интриговать, воевать, стремиться оговорить, оболгать, пихнуть в спину ближнего своего — лишь бы удержаться самому, урвать лишний кусок. Сосед наговаривал на соседа за стенкой, но и тот не оставался в долгу; семья во что бы то ни стало стремилась избавиться от подселенного старика, тот упирался и плакал; взрослый сын жаловался, что мать совсем уже плоха, просил забрать ее в медблок и больше не возвращать, пусть там и умирает.

Людей следовало уговаривать, пытаться мирить, обещать невыполнимое, сулить чудесное — например, скорое расселение и увеличение пайка. На самом деле, второго ждать не приходилось, а на первое надежда была — но не быстро и не для всех. Работы по проектированию новых жилых помещений внутри подземных уровней института отодвигались до весны.

Принимая на себя потоки негатива, Сергей и Зина успевали задать необходимые вопросы, выслушать и записать ответы, снять замеры и найти нужные слова. Для каждого — свои, особенные, личные: шаблоны и штампы здесь не работали, в этом Сергей убедился еще десять лет назад, во время первой переписи, когда казалось, что вот-вот мир воскреснет.

Бывали исключения. Попадались спокойные, тихие колонисты, с готовностью отвечавшие на вопросы, в целом довольные и своей жизнью, и руководством Общества. Мужчины и женщины разных возрастов, они смотрели сухими, покорными собачьими глазами и молча кивали, когда Сергей высказывал осторожную мысль о том, что, возможно, придется потесниться. Они были сломлены. В их сердцах он видел боль, понимал, насколько они несчастны, но ничего не мог для них поделать — лишь благодарил их про себя за то, что они не терзают его и Зиночку.

Прошел один тяжелый вечер переписи, потом второй. А на третий он увидел Дину.

Увидел сразу, как только вошел в очередной жилой бокс. Она сидела, поджав ноги, на крохотной, аккуратно застеленной кушетке и смотрела на него исподлобья. Несомненно, она его узнала. И он узнал ее. Но почему она здесь, ведь Сергей устраивал ее совсем в другую семью!

Колонисты — муж, жена и двенадцатилетний сын — отвечали на вопросы обстоятельно, жаловались умеренно (в основном, на плохое питание) и производили впечатление людей здравомыслящих и миролюбивых. На осторожный вопрос Сергея, как к ним попала женщина по имени Дина, хозяин отвел его в сторону и поведал, что сам предложил ей пожить у них, так как несколько дней назад она вторично осталась без жилья и ночевала то в теплицах, то в столовой на цементном полу.

— Что значит — вторично? Что значит — без жилья? — эта информация Сергея потрясла; с подобным беспределом ему сталкиваться не приходилось. — Месяц назад, или чуть больше, я поселил ее…

— Всех подробностей не знаю, — сказал мужчина, смущенно почесывая живот через теплую, старенькую, темно-синюю фуфайку, — но слышал, что она со странностями… И от предыдущих соседей уходила то ли сама, то ли они ее… выставили… Вела себя неадекватно, вот и…

— Выставили?! — задохнулся Сергей. — Но почему никто не сообщил?!.. Как можно с живым человеком!.. — ему захотелось не медля бежать разбираться в ту семью, куда он привел и поселил Дину в ее первое утро в колонии.

— Вот и я подумал, — снова перебил колонист. — Забрал ее. Но, знаете… С ней действительно… В общем, — он понизил голос, — она считает, что наш Лешка — это на самом деле ее сын, Руслан. Зовет его Русиком, говорит ласково, а однажды, когда жена что-то строго ему сказала… уроки он не доделал, или еще что… Дина зашипела на нее — так страшно, я даже вздрогнул. Мы, Сергей, люди спокойные и миролюбивые, но, если так пойдет дальше… Она ведь может Лешку напугать, на жену броситься… Что у нее на уме?

— Могу я надеяться, — осведомился Сергей, — что, когда вам станет с ней невмоготу, вы придете ко мне, а не вынудите эту несчастную спать у теплиц, на земле, или на цементном полу в столовой, как это сделали ваши предшественники?