Быть войне! Русы против гуннов - Максим Кисляков Страница 13

Кадык ходит туда-сюда, жадно поглощает освежающую воду, но глаз венеда косится в сторону удаляющихся девок, фигуристая молодуха умело несет на плечах коромысло, зад вызывающе раскачивается в такт переполненным ведрам. Йошт аж улыбнулся, но тут же насупился, вытер мокрые руки о рубаху.

До рыжеволосого венеда доносится то ли кряхтение, то ли рык диковинного зверя, ему вторит протяжный стон вперемешку с частыми шлепками, будто кто-то направо и налево пощечины раздает. Йошт озадаченно крутит головой, навстречу неизвестному и возможно вполне опасному толкает интерес. Рыжеволосый венед замер – странные звуки доносятся из ладной баньки неподалеку. Из щели неплотно закрытой двери предбанника валит густой пар, полирует потолок, тугим жгутом устремляется вверх.

Стоны и рык оборвались, шлепанье тоже прекратилось, но тут же раздался треск, звонко громыхнуло упавшее ведро, кто-то ойкнул. В предбаннике нарастает быстрый топот. Дверь бухнулась о противоположную стену, чудом устоявшие петли под ударом петли взвыли нещадным скрипом, из бани выскочил мужик в исподнем, срам скрывает дубовый веник. Он гогочет во все горло, поскальзывается и, с трудом сохраняя равновесие, ныряет в большую с человеческий рост бочку. Вода тут же отозвалась грозным шипением, пар причудливыми завитушками срывается с разгоряченного тела. Из бочки торчит одна голова, мужик, окутанный клубами пара, довольный, тянет рот до ушей, фырчит, как кот, наевшийся сметаны, сплевывает. Из бани вылезла другая голова, капельки воды блестят на бритой коже, чуб склизким червячком сползает на лоб, норовит залезть в глаза, борода сосульками свисает почти до груди, седой волос прядками прорывается наружу. Довольная рожица ощерила белые зубы:

– Ты чего так рано выскочил-то? Я ж только размял веник, еще и не парил, – произнесла голова из предбанника. Мужик в бочке ничего не ответил, барахтается, посвистывает от удовольствия.

– Э-эх, слабак! – в сердцах бросила голова мужика в предбаннике и скрылась в пару. Через мгновение вновь послышалось кряхтение, довольные возгласы смешиваются со шлепаньем веника.

Когда Йошт прошел почти всю весь от края до края, услышал перестук молотков, но какой-то нескладный, постоянно прерывающийся. Йошт смотрит через ограду. Посреди утоптанной полянки стоит низенький, но ладно скроенный бревенчатый сруб, на крыше солома сложена прямыми рядками, дверь широко распахнута. Рядом под навесом горячо полыхает жаровня, возле огромной наковальни стоит молодой паренек. С ним стоит парень постарше – в кожаном переднике, давний ожог от брызг жидкого металла горит на правой щеке уродливым рубцом. Оба поочередно бьют молотами по раскаленной докрасна железяке.

Две фигуры усердно работают молотками у наковальни. Тот, что помладше, пыхтит, закусывает губу, бьет молотком по наковальне, однако увесистый инструмент ударяет невпопад. Старший цокает, недовольно косится на паренька, его молот с силой обрушивается на пунцовую заготовку, в стороны разлетаются вспышки-искорки. В очередной раз удар подмастерья вышел неважно: молотки ударились друг о дружку, отрок не удержал скользкую от пота ручку, выронил. Тут же послышался шлепок: старший влепил затрещину.

– Ну чего ты делаешь, болван! – гаркнул старший, смотрит исподлобья на паренька. Тот виновато опустил голову, растирает затылок. – У тебя руки-то откуда растут? Уже третью заготовку портишь! Выправляй потом, мучайся!

– Да я вроде все правильно бил-то, – насупился паренек, глаза отводит в сторону, – сбилось, как-то не так пошло…

– Как-то не так пошло! – передразнил старший. – Вечно у тебя все не так, все не эдак! Забыл, чего тятька-то с утра наказывал?

Йошт, стараясь не шуметь, сделал пару шагов.

– Помню.

– Помнишь! Давай другую, эта уже совсем не годится! – Старший ударом молота сбил с наковальни на землю бесформенную железяку.

Паренек вздохнул, направился к жаровне, налег на мехи. Кожа заурчала, воздух слабой струйкой ворвался в очаг, угольки подмигнули алым светом, но вскоре погасли.

– Сильнее налегай! Сильнее!

Отрок рассеянно закивал, ускорил темп, мехи натужно засопели. Пламя жаркое, едва не вырывается из жаровни, то и дело выстреливает огненной лапой, старается цапнуть молодого.

– Еще два орала выправить надо, четыре лопаты и еще десять пар подков. Лошади не подкованы вторую неделю, в кровь копыта разбивают! – сердито перечисляет старший. – Одна уже копытом мается, ступить не может. – Повернулся к младшему, рявкнул: – Ну что ты там копаешься?

– Готово уже. Я сейчас.

Молодой кузнец ухватил большие щипцы, неумело ворочает ими в шипящих угольях – раскаленная добела заготовка всякий раз срывается обратно в жаровню. Старший смотрел на молодого, но не выдержал:

– Дай я сам, неуч!

Он грубо отпихнул молодого напарника. Деловито взял щипцы, ухватил железяку и понес на наковальню, от жаркого пламени волосы на лбу слиплись, по вискам струится пот, рубаха – хоть выжимай. Но в последний момент старший не удержал железку, та сорвалась прямиком в бадью с холодной водой. Раскаленные брызги с шипением полетели во все стороны, угодили на руки и штаны старшему. Тот громко вскрикнул. Молодой кузнец не удержался и захихикал, но тут же получил зуботычину. От неожиданности повалился задницей на землю, ухватился за пылающую от боли щеку, слезы брызнули из глаз. Над молодым кузнецом возвышается старший, зло сверлит глазами, лицо посерело.

– Я тебе щас покажу, как над старшими потешаться! – грозно бросил старший и шагнул вперед к горе-помощнику. Крылья ноздрей раздуваются, желваки ходят ходуном. Отрок подскочил как ужаленный, оттолкнул приближающегося старшего, а сам пустился со всех ног в дом, дверь громко гукнула.

Старший бросился за ним, но босая нога завязла в мокром грунте, стопу повело в другую сторону и кузнец растянулся на земле. Тут же грязно выругался.

Йошт не удержался и захихикал.

– Эй, тебе чего здесь надо? – зло гаркнул на него кузнец. Йошт чуть не захлебнулся от неожиданности. – А ну, проваливай отсюда!

Йошт развернулся и ускоряя шаг пошел дальше.

– Ну что за день такой сегодня? – сокрушенно раздался удаляющийся голос старшего. – То брат-неумеха, то шастают всякие. Нет, замок пора вешать. А то, чего доброго, оберут и не заметишь…

Славянская весь резко кончилась. Дальше дорога причудливыми петлями спускается вниз, потом выравнивается и убегает вперед, подрезая край совсем крохотного перелеска. Сразу за ним еле приметной полоской желтеет песчаный берег, по воде прокатывается серебристый блеск. Йошт даже отсюда – с пригорка поселения – ощущает, как от голубой полоски веет влажностью и прохладой.

Рыжеволосый карпенец деловито приложил ладонь козырьком. Дальше по прямой можно различить облака пыли. Довольная улыбка тут же скользнула на лице венеда. Может, они, радостно подумал Йошт. Вон, сквозь пылищу мелькнул до боли знакомый краешек купеческого фургона, солнце играет на остриях копий, остроконечные шлемы дружины играют серебром. Йошт тут же прикинул-подсчитал: «Нагнать их несложно, вот только тракт петлей уходит в сторону, но дальше его пересекает голубая ленточка реки. Даже отсюда можно различить, как она резко изгибается и притоком разрезает долину, как ножом кусок масла. Там и нагоню», – твердо решил венед. Правда, быть ему битым, но тут рыжеволосый карпенец надеялся выкрутиться. И даже придумал как, в дороге додумает детали. Ему ведь не привыкать вертеться, точно ужу на противне.