За короля и отечество - Линда Эванс Страница 13

— Катастрофических? — Стирлинг даже зажмурился. — Поясните точнее, если уж разговор зашел об этом. Какого масштаба? Вы хотите сказать, плоскость путешественника во времени будет сильно нарушена? Необратимо или нет? Или вы имели в виду что-то другое? Что-то… страшнее?

— Вот этого, — устало вздохнул Милонас, — мы как раз и не знаем. Путешественник… да, он может погибнуть. Вполне возможно. Если только диссонанс не будет воздействовать на события, имевшие место после перемещения энергии от одной плоскости к другой. Вы-то как раз можете уцелеть, тогда как все вокруг полетит к чертям. Если диссонанс ударит по новой фрактуральной плоскости, вы можете уничтожить будущее этой плоскости, так сказать, переписать ее наново. При этом с вашей точки зрения вы начнете с чистого листа, хотя в будущем этой вторичной плоскости вы, возможно, убьете при этом миллионы людей. Разумеется, наверняка утверждать это невозможно — тем более с субъективной точки зрения путешественника.

— Но, допустим, диссонанс поражает старую фрактуральную плоскость — исходную, ту, откуда вы прибыли. Вот эту. — Милонас постучал костяшками пальцев по столу. — Что у нас получится в результате? Ваши действия, ваше перемещение с исходной фрактуральной плоскости на вторичную уничтожает и прошлое, и будущее исходной плоскости. Точнее говоря, разобьет его на мелкие кусочки. Приложив диссонирующую энергию к прошлому одной фрактуральной плоскости, вы полностью уничтожаете как минимум одно будущее, а может, и оба. Не самая привлекательная перспектива для ученого, зато чертовски соблазнительно для какого-нибудь психа, свихнувшегося на почве мести. Или террориста, занимающегося политическим шантажом.

— Боже праведный, — прошептал Стирлинг, глядя в полные страха глаза Милонаса. — Вы говорите… это может привести к убийству миллиардов людских душ! — Он не знал точно, сколько людей живет сейчас на земле, тем более жило в прошлом. В любом случае слишком много, чтобы вот так, одним чихом, смахнуть их всех к чертовой матери.

— Вот именно, — Милонас судорожно сглотнул. — Именно поэтому министерство настояло на посылке сюда парня, разбирающегося в борьбе с терроризмом.

Стирлинг пытался пересмотреть свое понимание тактической ситуации… да что там, всего мироздания. Он медленно обвел взглядом стол, встречая потрясенные, напуганные взгляды. Совершенно очевидно, никто из остальных до сих пор не смотрел на проект с этой убийственной точки зрения — если, конечно, один из них не был террористом — тем, кто очень даже ясно представлял себе, чего можно добиться с помощью этого проекта. Разумеется, ему — или ей — стоило бы немалых усилий попасть в коллектив. Но ведь… имела же место та автомобильная авария, в которой погибли двое ученых. При одной мысли об этом Стирлинга пробрала дрожь. Бренна МакИген смотрела в свое пиво; пальцы ее, сжимавшие стакан, побелели от напряжения. Ее синие глаза показались Стирлингу почти такими же напуганными, как у Зенона Милонаса. Сколько смертей повидала она уже на своем веку, если родилась в таком месте, как Лондондерри, — чего-чего, а насилия и убийств там вряд ли было намного меньше, чем в Белфасте.

Стирлинг попытался припомнить все, что читал в обоих — полковника Огилви и Бланделла — досье на Бренну МакИген. Не слишком-то много, черт подери тех, кто их составлял. Черт, черт, черт — ему нужно знать все, вплоть до того, до какого возраста сидевшие за этим столом люди писались в штаны, а его снабжают клочками информации, втиснутыми в пол-листа бумаги. Правда ли Бренна МакИген злобный джинн, готовый вырваться из бутылки? Или просто слишком очевидный кандидат?

Бренна МакИген покинула шумное тепло «Фолкленд-армз» и окунулась в холодную, сырую ночь. Дождь, и ветер, и нависшие тучи — все было полно ожиданием беды. Как и она сама. Не самое приятное ощущение в ее положении. Ее легенде не выдержать пристального взгляда капитана Стирлинга… и ждать этого осталось совсем недолго. Боже мой, С.А.С… Отпирая дверь машины, она была близка к полному, безоглядному ужасу как никогда со времени отъезда из Лондондерри. Даже телефонный звонок, прозвеневший в ее дублинской квартире, в ее новой жизни, не так напугал ее — только наполнил тревогой, с которой она очень скоро сроднилась.

Оранжистский террор. Опять…

А чего она ожидала?

Только из-за этого она покинула Лондондерри, из-за этого не вышла замуж, из-за этого всю жизнь боялась рожать — не хотела, чтобы ее ребенок жил во всем этом безумии, унаследовал все эти ненависть, убийства… До сих пор она просыпалась иногда по ночам в холодном поту, когда ей снились старшая сестра и племянник, разорванные взрывом на клочки в каком-то десятке шагов от нее, когда выходили из магазинчика, в котором договорились встретиться с ней, чтобы вместе перекусить… После этого она вступила в ИРА — и вышла из нее пять лет спустя по той же самой причине. Женщина-протестантка с ребенком погибли от взрыва бомбы республиканцев на глазах у маленькой девочки…

— Я давно завязала с этим, — ответила она тогда телефонному собеседнику. — Я не работаю с вами, и вы, черт подери, это прекрасно знаете. И причины этого тоже.

— Нам больше не к кому обратиться.

— Не вешайте мне…

— Бренна… Да выслушай нас хотя бы. Эрлин едет в Дублин поговорить с тобой.

Гром и молния! Родная бабка…

Час от часу не легче.

И легче не стало. Никогда еще, наверное, члену Cumann Na Mbann — боевой организации ИРА — не сообщали вестей страшнее. Если те, кто говорил это, не ошибались, под угрозой оказалось будущее всего человечества. И она — как ни настаивала она на том, что давно вышла из организации, — единственная из всех могла проникнуть на объект, выявить там агента оранжистов и остановить его.

— Бренна. — Бабка обняла ее и баюкала, как маленькую. — Я знаю, детка, что ты вышла из организации, и с уважением отношусь к твоему решению — ты ведь сама знаешь. Но ты нужна нам, детка, и это не просто просьба Cumann Na Mbann или временного крыла… Руководство оранжистов само обратилось к нам — к Провос, я хочу сказать. Один из их людей съехал с катушек и скрылся, угрожая уничтожить Британию.

Она потрясенно уставилась на бабушку.

— Да, милая моя, это настолько серьезно. Он пытается предотвратить выборы — он понимает, что на этот раз у католиков большинство, и он обещает геноцид — не только ирландцам-католикам, но всем ирландцам. За предательство. Оранжисты напуганы, милая моя, и они не могут найти его.

— А вы нашли? — пробормотала она перепуганным детским шепотом.

— Нашли. И если только, детка, правда то, что рассказывают о той лаборатории, куда он устроился, он сможет уничтожить всех нас — всех на этой проклятой планете. Миллиарды невинных душ.

Она так и продолжала, дрожа, сидеть в бабкиных объятиях, пока та объясняла ей, почему они не могут просто ликвидировать его, послав боевую группу. Ничего, ни малейшего слуха — вообще ничего, что не выглядело бы как заурядный несчастный случай. Но прежде они должны удостовериться. Реальна ли угроза? Имеет ли разработка шансы на успех? И если имеет, далеки ли разработчики от цели? И буквально единственным человеком в Ирландии, способным проникнуть в лабораторию так, как это уже сделал этот оранжист, была Бренна МакИген.