Эльфы. Во власти тьмы - Джеймс Баркли Страница 13

— В этом есть смысл, чего нельзя отрицать. Мы больше не бываем в других частях города, разве что нас гонят в Парк Покаяния на казнь. Полагаю, раньше вы называли его Парком Туала. Что ж, по крайней мере, его они содержат в должном порядке. Они остановили свой выбор на самом жутком из древних способов казни. Кажется, это — один из ваших. Он называется «кеджак». Как только они распинают жертву и вспарывают ей живот, то начинают делать ставки, кто из зверей первым доберется до ее внутренностей и сколько продержится несчастный после начала пиршества.

— А вокруг стоит такая тишина. Иногда нас собирается там до десяти тысяч, но сквозь стук дождя слышны лишь крики жертвы да насмешки кое-кого из людей. Ты можешь подумать, что мы храним молчание из уважения, но на самом деле, тем из нас, кто осмеливается открыть рот, вырывают язык, поэтому наше нежелание разговаривать вполне понятно, не правда ли?

— Тем не менее, свои способы общения у нас все-таки имеются. Сигналы, которые мы подаем головой или руками, люди распознавать так и не научились. Не замечают они, похоже, и меток, которые мы оставляем прямо на земле или на стенах наших бараков. Мы не знаем, много ли узнают по ним другие кланы, но нам удается собирать крохи сведений. Аппос свидетель, времени у нас вдосталь.

— Не знаю, принесло ли это общение нам какую-либо пользу. Теперь мы знаем, что все пребываем в одинаковых условиях… уборная, спальный барак, кухня под открытым небом и бамбуковая ограда. Один-единственный вход, он же выход. Ограда пронизана охранными заклинаниями. При попытке приблизиться к забору взвывает сигнал тревоги, либо раздается взрыв.

— Но, тем не менее…

— Мы живем на территории старой верфи, потому что валим лес. Да простят нас Аппос, Биит и Инисс. Другие бригады готовят бревна к транспортировке; строят то, что требуется Истормуну; обрабатывают поля; работают в доках… словом, занимаются всем, чем угодно. Тяжелым ручным трудом.

— А есть еще бригада, которая обслуживает людей. Иногда из наших кланов забирают того или иного эльфа. Раньше мы думали, что их попросту убивают, но теперь мы знаем правду. Iad или ula, но вкусы людей столь же извращенные, сколь и безбожные.

— Мы живем в грязи, потому что они не дают нам достаточно воды для того, чтобы мыться, а только чтобы утолить жажду. Мы все время испытываем чувство голода, потому что еды у нас мало и она — невкусная. Мы спим на дерюжках или прямо на голой земле. Мы даже не помещаемся в бараке, потому что там мало места. Наши дети рождаются больными — мы бы вообще не рожали их, если бы Истормун сурово не наказывал за то, что мы не поставляем ему рабочую силу. Нам остается лишь цепляться за надежду, что когда-нибудь мы станем свободными.

— Но и эта вера дала трещину. Люди прибывают каждый день, и очень часто это — не солдаты, не маги, а простые рабочие. В конце концов, они просто начнут выполнять нашу работу, и тогда мы станем лишними. Истормун не хочет, чтобы эльфы сохранились как раса. Он использует нас как рабов до тех пор, пока мы нужны ему, пока здесь не наберется столько чужаков, что они займут наше место. Никто не знает, сколько на это уйдет времени.

— До сих пор, насколько я могу судить, Истормун допустил всего одну ошибку: он не приказал прочесать лес, найти и уничтожить всех тех, кто сбежал из городов перед тем, как они были закрыты. Он решил, что клановое смешение ослабит нас, помешает образованию групп сопротивления и уменьшит шансы на восстание. Первые десять лет он, наверное, был прав. Но только не теперь. За эти годы он сделал для укрепления гармонии больше, чем Такаар — за целое тысячелетие. Смешно, правда? Мы черпаем силу друг в друге, мы молимся и страдаем вместе.

— А еще мы ждем. Ждем вас и молимся за вас. Вы ведь обязательно придете, правда?

Ауум выслушал эту исповедь, как страшный сон. И лишь в последней фразе наружу прорвалось отчаяние, которое испытывал Коэль. Они вдвоем уже довольно далеко углубились в лес, и Ауум знаком показал, что им пора возвращаться.

— Сколько всего насчитывается бригад лесорубов? — спросил Ауум.

— Тридцать. Мы уничтожаем лес гораздо быстрее, чем он успевает вырастать вновь. Биит кричит от боли. Аппос рычит в ярости.

— Но только не на вас. На людей.

Коэль пожал плечами.

— Мы можем не брать топоры в руки.

— Нет, не можете, — возразил Ауум. — Теперь я это понимаю. Собери бригаду. Позволь мне поговорить с ними перед тем, как вы уйдете.

В просеке лесорубы уже сворачивали лагерь, пока на кострах готовилась еда. На баржах подняли паруса, чтобы поймать попутный ветер. Ветер донес запах жареного мяса. Коэль подозвал к себе рабочих. Ауум смотрел, как они подходят к нему: в основном здесь собрались аппосийцы, биитане и орраны, но среди них он узнал и нескольких иксийцев. Усталость, моральная и физическая, ощущалась в каждом их шаге, когда они, спотыкаясь, брели по неровной земле. У всех на лицах было написано одно и то же выражение: с мужеством отчаяния они шли навстречу своей судьбе, и сердце Ауума преисполнилось гордости.

— То, чем я занимаюсь каждый день, я делаю ради вас, — начал он. — Сила эльфийской расы заключается в нашем духе и нашей вере. И за сто пятьдесят лет людям не удалось сломить нас. Но за это же время вы научились любить эльфов из других кланов.

— Я горжусь тем, что встретил вас и разговаривал с вами. И теперь каждого из вас я буду вспоминать в своих молитвах. Вашим мужеством и вашей решимостью я буду вдохновлять всех свободных эльфов, которых встречу на своем пути. Ваша история станет известна всему лесу.

— Но, хотя душа моя полна желания освободить вас, я призываю вас оставаться сильными. Не теряйте веру, даже если пройдут годы, прежде чем вы обретете свободу. Мы можем победить людей в честном бою, но у нас нет защиты от их магии. Но когда мы создадим ее, то очистим Калайус от людей.

— А теперь все, кто пожелает, могут говорить свободно.

Воцарилась неловкая тишина, но вот один из эльфов поднял руку. Его примеру последовали другие. Ауум наугад выбрал первого попавшегося. Им оказался туали с ввалившимися глазами и бледным от лихорадки лицом.

— Кто напал на хозяев?

Все поднятые руки разом опустились. Ауум скорбно улыбнулся. За время плена они пропустили возникновение новой разновидности эльфов.

— Вы знали их как Молчащих Жрецов, но даже тогда видели их крайне редко. А сейчас они называют себя Обращенными. Они вернулись обратно к природе и водят дружбу с пантерами.

— Сегодняшняя атака стала ответом на нападение людей на Аринденет. Там погибло много достойных эльфов, которые учились и готовились к тому, чтобы освободить вас. Но Обращенные не подчиняются ТайГетен. Смысл своего существования они видят в том, чтобы очистить лес от скверны и вернуть его в первоначальное состояние.

— Люди для них — опасная болезнь, зараза, которую следует выжечь каленым железом. И хотя они никогда не причинят вреда ни одному эльфу, они остаются глухи к последствиям своих действий. Они понимают, чего мы пытаемся добиться и почему мы выжидаем и накапливаем силы, но люди переступили черту, напав на великий храм Инисса, и мы не можем остановить Обращенных.