Наследник Двух Миров [СИ] - Юлия Буланова Страница 13

До моря мы шли по реке несколько часов. Река, как река, не особо широкая с заросшими густым лесом берегами, Но когда мы, наконец вышли в море, оно произвело на меня неизгладимое впечатление. Я стоял на носу корабля Яркое солнце. Чарующий шум волн и крики чаек. Соленый ветер. Холодные капли, которые летят в лицо. И безбрежное море… у которого нет ни конца, ни края. Это так здорово! Чувствуешь, будто мир лежит у твоих ног, а впереди ждут незабываемые приключения.

Никогда не мог подумать, что водная гладь настолько околдует меня. Если бы знал, давно бы сбежал из дома и стал моряком. Хотя, не настолько я и стар. Еще не поздно променять магическую лавку на двухмачтовую шхуну. И я буду стоять за штурвалом собственного корабля, прокладывая путь в неизведанные дали.

Но если путешествие по реке я перенес спокойно, то спустя час после выхода в море я понял, что с мечтами о собственном корабле я немного поторопился. Нет, оно было прекрасно. Само по себе. Стихия, что с нее возьмешь? Но резкая головная боль, головокружение и тошнота убивали все ее очарование.

Мне было плохо. И с каждой минутой становилось все хуже и хуже. При мысли, что плыть нам еще два дня, я готов был уже сейчас сигануть за борт. О том, что же со мной будет вечером, старался не думать. Элейна, которая по виду совершенно не тяготилась качкой, вызывала у меня глухое раздражение. Но я честно старался держать себя в руках. Зависть, а это именно она и была, — чувство недостойное настоящего мужчины.

Вечером я быстро понял, что вряд ли смогу плыть в каюте, хоть на постели, хоть рядом. Учитывая накатившую на меня "морскую болезнь", я просто задыхался, в темной, душной, пропитанной влагой каюте. Девушка к моему удивлению переносила это все совершенно спокойно, несмотря на свою аристократическую изнеженность.

В общем, я предпочел спать на палубе, выпросив у капитана набитый сеном тюфяк и подушку. На свежем ветре мне стало полегче. Однако команда посчитала, что я несправедливо выгнан из каюты и смотрела на меня с сочувствием. Тем более Элейна держалась с матросами так надменно, что я лишь качал головой, наблюдая это.

Девушка, по-прежнему со мной была очень мила. Меня это, уже начинало немного пугать. Ведь отыграется же за то время, пока ей приходилось изображать "хорошую девочку". В то, что она именно изображала, а не отнеслась к моему состоянию с пониманием, я не сомневался ни секунды. Избалованные принцессы не умеют сочувствовать. Для них нет других людей. То есть другие, конечно, есть. Но мы — простые смертные и наши беды, мечты и желания для них — пустой звук. Потому что на социальной лестнице стоим ниже. И какое дело ледяной красавице до простого парня? Я для нее — всего лишь вещь, средство для достижения собственных целей.

В детстве я зачитывался приключенческими романами и мечтал стать рыцарем. Сражаться с драконами, драться на дуэлях и спасать принцесс. Глупо, правда? Ну, что ж… сбылась мечта идиота. Спасаю. Только, отчего же мне как паршиво? И ведь не только морская болезнь виновна в этом. Наверное, все дело в том, что приключение оказалось не таким, как я представлял. Да и я сам… не такой. Не храбрец, не воин, и не романтик. А кто? Простой лавочник, которому судьба дала шанс стать чем-то большим? Великим героем, например. Угу, посмертно. Только, оно мне надо? О, Боги, чем же я так прогневил Вас, что Вы посылаете такие испытания? Столько вопросов. И все без ответов.

На следующей день после моей первой ночи на палубе, когда вечером я стоял у бортика, ко мне подошла Элейна, и облокотилась рядом на бортик. Я решил ее игнорировать и демонстративно обратил взор в бесконечность морской глади. Не хочу я с ней разговаривать. Ведь ничего хорошего все равно не скажет. Мне сейчас и так довольно паршиво. И смотреть я на нее тоже не хочу. Ледяная красота, конечно, приковывает взгляд, но не более. Девушка должна быть теплой, нежной, доброй, а эта… аристократка малолетняя.

— Я принесла тебе плащ, — сказала она тихо, почти шепотом. — Становится прохладно. Ты можешь простудиться.

— С чего вдруг такая забота? Боишься, что моя болезнь задержит твое воссоединение с семьей?

— Ты злишься на меня?

— Я? Ну, что ты! Как я могу?! — казалось, мой голос так и сочится ядом. — Ты же моя госпожа и повелительница. И я обязан тебя боготворить.

— Моей вины в том, что ты плохо переносишь качку, нет. Поэтому я не понимаю…

— Куда уж тебе понять?

— Ты очень груб со мной!

— Имею право. Если бы ты не влезла в мою счастливую размеренную жизнь, я бы не страдал от морской болезни, а пил чай, сидя возле камина. Ты — мое наказание за все грехи: настоящие, прошлые, и скорее всего, будущие. Из-за тебя моя жизнь полетела под откос.

— Ты опять напился!

— К сожалению нет! Хотя хотел бы это сделать сейчас. Оглянись, принцесса. Я нахожусь посреди моря и плыву в никуда. Я не знаю, что меня ждет за горизонтом. Не знаю, останусь ли в живых. А теперь, извини, я хотел бы немного побыть один.

— Ты прогоняешь меня?

— Да.

— Ну, и ладно! Ну, и замечательно! Все равно я не хотела с тобой разговаривать! Потому что ты грубый, невоспитанный, ограниченный человек!

И меня понесло. Честно говоря, если бы не раскалывающаяся голова, тошнота и раздражение, я не стал бы говорить подобные слова. Откуда только они у меня в голове появились, сам не знаю… наверно злость на всех, а больше всего на Элейну, сыграла свою роль.

— Твоему высочеству не пристало общаться с таким, как я? Ну, да… аристократов в моем роду никогда не водилось. Были уважаемые люди, которые жили в ладу с собственной совестью. Люди, которые добивались всего собственным трудом. Честным, заметь. А твои? Можешь сказать, что череда твоих благородных предков были хорошими людьми? Что гордишься ими не просто, потому что они голубая кровь?

— И ты считаешь, что аристократ не может быть хорошим человеком? Что им нельзя гордиться?

— Может. В любом правиле есть исключения. Но власть и богатство, которые достались в наследство… портят. Вот ты, например. Воспользовалась мной без зазрений совести. Моя жизнь, какой бы ничтожной по твоему мнению она не была, оставалась моей жизнью. Хотя, о чем это я? Что пытаюсь объяснить избалованному ребенку, который собственные желания всегда привык ставить на первое место? Думаешь, я тебе благодарен? Думаешь для меня великое счастье и предел мечтаний — прислуживать тебе? Или может, считаешь, что ты меня облагодетельствовала, взвалив неподъемную ношу по спасению? Ошибаешься, принцесса.

— Но, Эндрю, ты же совсем меня не знаешь. И я не требовала, чтобы ты мне прислуживал!

Я отвернулся от девушки и снова уставился на водную гладь. Холодало. Прохладный ветерок остужал разгоряченное лицо, трепал волосы. И, по-моему, немного даже облегчал мои мучения. Хотя нет. Вдруг заговорила моя совесть, и мне стало еще хуже. Ведь Элейна, по большому счету, не виновата в моих проблемах. Нужно быть справедливым. Она не развлечения ради все это затеяла. Ее же похитили, сделали рабыней и продали. Конечно, девушка воспользовалась всеми доступными ей средствами, чтобы снова стать свободной и попасть домой. И в этом я ее понимаю. Что ей еще оставалось?