Реквием по солнцу - Элизабет Хэйдон Страница 13

Сенешаль быстро двинулся по окутанному тенями залу, прошел мимо мест для свидетелей, на несколько мгновений замер у стола писаря, состоящего из двух частей и похожего на клетку с деревянным потолком. На нем лежал длинный свиток с обтрепанными краями, развернутый, чтобы просохли чернила. В документе перечислялись имена — список на завтра, души, которые уже осуждены, но не знают, что их судьба решена еще прежде, чем им предъявили обвинение. Сенешаль прикоснулся к документу с видом задумчивой печали.

«Для этого у меня нет времени. Ну что же… »

Он вспомнил шлюху, которую убил сегодня вечером под мостом, — наверняка безжалостная буря сейчас швыряет и треплет ее тело, играет с ним, точно с тряпичной куклой. Потом он подумал о моряке, которого завтра сожгут за это преступление: он крепко спит, потому что вечером пропустил не один стаканчик рома, а кровь женщины, хоть он никогда ее и не видел, пропитала его одежду и засохла на руках темными густыми кляксами. Предстоит восхитительное судебное разбирательство и еще более волнующая казнь, в особенности если приговоренный к сожжению моряк окончательно не протрезвеет и из его рта будут вырываться пары рома.

Какая жалость, что он не сможет присутствовать на казни и насладиться происходящим!

Сенешаль резко выдохнул и сосредоточился, заставив смолкнуть гул темных голосов, звучавших у него в ушах.

Едва заметное движение в холщовом мешке, который он держал в руке, вернуло его к реальности и к тому, что он собирался сделать.

За креслом, занимаемым им каждый день во время судебных процессов, висел красный занавес из тяжелого дамасского шелка, источавший запах земли и плесени. Сенешаль поднялся по ведущим к креслу ступеням, отодвинул занавес, скрывавший каменную стену. Он провел пальцем по едва заметной трещине, нащупал ручку, и вбок скользнула дверь. Сенешаль вошел в темный туннель, а потом аккуратно прикрыл дверь за собой.

Он спускался по хорошо известному ему коридору, легко находя дорогу в кромешном мраке. Повернул налево, потом три раза направо; его глаза превратились в щелочки.

Все его существо окутало приятное тепло, когда он различил вдалеке зеленоватое сияние. Тогда он зашагал быстрее и позвал, обращаясь к мраку:

— Фарон!

Над полом туннеля начал подниматься пар, тонкие щупальца испарений повисли над сверкающим прудом.

Сенешаль улыбнулся, чувствуя, как жар наполняет его тело.

— Выходи, дитя мое, — прошептал он.

Сияющий туман обрел плотность, извивающиеся волны потянулись в разные стороны: к нему, в темноту, к самому потолку.

Сенешаль пристально глядел на туман.

Наконец на поверхности пруда возникли сверкающие пузырьки воздуха, которые тут же начали беззвучно лопаться. Призрачный туман закружился в последнем танце и исчез.

Из центра пруда вынырнула голова, по форме напоминающая человеческую, но только по форме. Большие рыбьи глаза, затянутые молочно-белой пленкой, заморгали, появившись над поверхностью, потом показался плоский нос, пасть существа — впрочем, у него не было губ, только разрез, открывающий зубы, черная горизонтальная щель, по краям которой стекала вода. Землистая кожа с золотистым оттенком, казалось, являлась частью пруда, где обитало существо.

Окутанное сверкающими потоками воды существо с огромным трудом начало выбираться на поверхность, опираясь на руки, которые тут же согнулись под весом могучего торса: конечности диковинного создания были более чем необычны, они словно состояли не из костей, а мягких хрящей. Шелковое одеяние, прикрывавшее тело существа, слегка топорщилась в тех местах, где у него имелись половые признаки как мужчины, так и женщины, будто в насмешку прилепленные обезумевшим творцом к скелету, диким образом перекрученному и какому-то мягкому.

Сенешаль несколько мгновений взирал на него с любовью, а потом в его глазах зажглось алое пламя. Демонический дух, почувствовав родственную душу, возбужденно захрипел и принялся почесываться.

— Добрый вечер, малыш, — ласково проговорил сенешаль. — Я принес тебе ужин.

Затянутые туманной дымкой глаза существа обвела красная полоса. Он подтянулся вперед на своих искривленных руках, но нижняя часть тела осталась в зеленой воде.

Сенешаль вытащил меч, висевший у него на боку, и разрезал холщовый мешок. Засунув в него пальцы, он вытащил и поднял в воздух двух морских угрей, черных, слепых, с маслянистой кожей и очень жирных, — они отчаянно бились в его руках. Сенешаль оторвал им головы и бросил в темноту, удовлетворенно фыркнув, когда глаза диковинного существа широко раскрылись от предвкушения.

Затем он с величайшей тщательностью разрезал извивающиеся тела на тонкие полоски и с любовью принялся кормить существо через боковые отверстия рта. Некоторое время тишину нарушали лишь отвратительные хлюпающие звуки.

Когда существо проглотило последний кусочек, оно начало осторожно отступать от берега и погружаться в воду.

Сенешаль быстро схватил его рукой за подбородок, где висели складки сморщенной, колышущейся кожи.

— Нет, Фарон, подожди.

Он посмотрел на свое дитя, результат одной из самых любимых и жестоких побед. Тысячу лет назад к нему в руки попала сереннская женщина. Зверства, сотворенные им над ней, и сейчас возбуждали его, заставляли кровь быстрее бежать по жилам, зажигали в сердце огонь удовлетворения. Он овладел ею и зачал ребенка. Да, он лишился части своего могущества, но оно того стоило. Магия, присущая всем представителям ее народа, — стихия эфира, подчинявшаяся им со времен Творения, когда Земля была всего лишь кусочком пылающей звезды, висящей в пустоте пространства, — наполняла кровь Фарона точно так же, как не гас могущественный огонь, давший начало его собственной демонической сущности. Рожденное ею дитя обладало извращенной красотой: противоестественное, наделенное одновременно чертами юноши и старика, уродливое, практически лишенное костей, оно принадлежало только ему.

Огромные немигающие глаза уставились на него.

— Мне нужен твой дар, — сказал сенешаль.

Фарон еще некоторое время смотрел на него, а потом кивнул.

Сенешаль ласково погладил лицо лишенного языка существа, а потом убрал руку, чтобы достать из внутреннего кармана плаща кусок бархата, после чего осторожно, почти благоговейно развернул его.

Внутри лежал локон, ломкий и сухой, как солома. Эти волосы, когда-то золотые, точно пшеница на летнем поле, потускнели и утратили свою красоту. Они были перевязаны черной бархатной лентой, которая практически рассыпалась в прах. Сенешаль протянул их существу, жившему в пруду, окутанному зеленым светом и влажным туманом.

— Ты ее видишь? — прошептал сенешаль.

Фарон задержал на нем взгляд, словно пытался оценить его слабость. Сенешаль чувствовал, что существо изучает его лицо, не понимая, что с ним происходит. Он и сам хотел бы это понять: от нетерпения у него дрожали руки, а в хриплом голосе прозвучал ужас, которого он не знал раньше.