Эрагон. Наследие - Кристофер Паолини Страница 13

Потом он уселся в седло, и Сапфира с тихим шелестом развернула свои огромные крылья. От этого движения по поверхности озера пробежала рябь, и многие из варденов бросили работу, чтобы посмотреть, как взлетает дракониха.

На нижней стороне крыльев Сапфиры видна была настоящая паутина багровых и фиолетовых вен, в которых с такой силой пульсировала кровь, что вены, содрогаясь в такт биению мощного сердца, становились похожи на живых червей.

Затем дракониха слегка разбежалась, подпрыгнула, мир вокруг Эрагона качнулся, и Сапфира разом оказалась на крепостной стене, балансируя на зубцах и кроша камень своими острыми когтями. Эрагон покрепче ухватился за шип у нее на шее, и мир снова качнулся у него перед глазами, ибо теперь Сапфира ринулась со стены ввысь. Эрагон почувствовал кислый вкус и запах окалины, глаза у него защипало — это дракониха нырнула в густое облако дыма, висевшее над Белатоной, точно символ боли, гнева и печали.

Сапфира дважды с силой взмахнула крыльями, и они вылетели из дымового облака, кружа высоко над улицами города, где всюду виднелись светящиеся точки костров и пожарищ. Неподвижно раскинув крылья, дракониха парила в мощном восходящем потоке теплого воздуха, позволяя ему поднимать ее все выше и выше.

Несмотря на усталость, Эрагон все же наслаждался полетом и потрясающим видом, открывшимся с высоты. Ворчливая грозовая туча, готовая вот-вот накрыть собой всю Белатону, посверкивала бело-голубыми яркими молниями, а дальше и вовсе сгущалась прямо-таки чернильная чернота, в которой невозможно было ничего разглядеть, если не считать зигзагов молний, время от времени ее пронзавших. Хороша была и блестящая поверхность озера, и сотни крошечных зеленых ферм, разбросанных по равнине, но ничто из этих прекрасных видов не могло впечатлить сильнее этой грозной черной массы клубящихся туч.

Эрагон в который раз подумал о том, какая великая ему дарована привилегия — видеть мир с такой высоты, не говоря уж о том, чтобы иметь возможность летать верхом на драконе. Легким движением крыльев Сапфира начала скользящий спуск к бесконечным рядам серых палаток — лагерю варденов. Сильный порывистый ветер подул с запада, предвещая неизбежную бурю. Эрагон пригнулся к шее Сапфиры, еще крепче ухватившись за шип у нее на шее. Сверху было видно, как по поверхности полей будто пробегают шелковистые волны — это зреющие колосья гнулись под порывами все усиливающегося ветра, чем-то напоминая густую шерсть огромного зеленого зверя.

Пронзительно заржала лошадь, заметив мчавшуюся низко над рядами палаток Сапфиру. Дракониха приземлилась точно на той поляне, которую оставили специально для нее. Эрагон уже наполовину стоял в седле, когда Сапфира сложила крылья и медленно опустилась на взрытую когтями землю. И все же приземлилась она довольно резко — Эрагон не удержался и вылетел из седла.

«Извини, — сказала она, — я пыталась сделать это как можно аккуратней».

«Не сомневаюсь».

Почти сразу же Эрагон увидел бегущую к нему Катрину. Ее длинные золотистые волосы развевались на ветру, одежда не скрывала уже довольно сильно выпирающего живота.

— Что нового? — крикнула она. В каждой черточке ее лица сквозила тревога.

— Ты о котах-оборотнях слышала?

— Ага.

— А кроме этого никаких особых новостей нет. У Рорана все хорошо, он велел мне сказать, что любит тебя.

Лицо ее сразу просияло, но тревога из глаз так и не ушла.

— Значит, с ним все в порядке? — Она показала Эрагону кольцо на среднем пальце левой руки. Это было одно из тех двух колец, которые Эрагон специально для нее и Рорана особым образом заколдовал, чтобы оба могли сразу узнать, если кто-то из них попадет в беду. — Мне показалось, примерно час назад кое-что случилось, и я испугалась, что это…

Эрагон покачал головой:

— Роран сам тебе обо всем расскажет. У него, конечно, есть несколько синяков и царапин, но, клянусь, он цел и невредим. Хоть и перепугал меня до смерти.

Тревога в глазах Катрины усилилась, но она все же заставила себя улыбнуться и сказала:

— Ну что ж, по крайней мере, хоть это меня утешает.

Расставшись с нею, Эрагон и Сапфира двинулись в сторону тех палаток, где вардены хранили припасы и готовили пищу. Там они до отвала наелись мяса, запивая его медовым напитком и слушая, как за стенами палатки все сильнее завывает ветер. Вскоре по натянутому навесу забарабанили крупные капли дождя.

С удовлетворением глядя, как Эрагон вгрызается в кусок свиной грудинки, Сапфира спросила:

«Ну что, вкусно? Правда, замечательно?»

Эрагон только замычал в ответ с набитым ртом, утирая стекавший на подбородок мясной сок.

«Гальбаторикс безумен, а потому непредсказуем. Кроме того, в его умозаключениях есть некие пробелы, но обычным людям их не обнаружить. Если ты сумеешь найти эти слабые места, то вы с Сапфирой, возможно, и сможете одержать над ним победу. — Бром опустил трубку, лицо его казалось на редкость мрачным. — Надеюсь, ты сумеешь это сделать, Эрагон. Мое самое большое желание — чтобы вы с Сапфирой прожили долгую и плодотворную жизнь, свободную от страха перед Гальбаториксом и Империей. Жаль, что я не могу защитить вас от тех опасностей, что будут вам грозить! Увы, это не в моих силах. Я могу лишь дать вам совет, чему-то научить, пока я еще здесь… Сын мой, что бы с тобой ни случилось, знай: я люблю тебя, и мать твоя тоже тебя любила. Пусть же звезды всегда освещают твой путь, Эрагон, сын Брома».

Эрагон проснулся и открыл глаза. Сон прервался, образ Брома растаял. Над ним снова был провисший полог палатки, похожий на пустой бурдюк для воды. Палатке пришлось нелегко — очередная буря только что миновала. Из брюха провисшей складки на правую ногу Эрагона капала вода, и успевшая промокнуть штанина противно холодила кожу. Понимая, что нужно встать и подтянуть крепеж, Эрагон все еще медлил, так сильно ему не хотелось вылезать из постели.

«А тебе Бром никогда не рассказывал о Муртаге? Он не говорил тебе, что мы с Муртагом — сводные братья?» — мысленно обратился он к Сапфире.

Сапфира, клубком свернувшаяся снаружи под стеной палатки, проворчала:

«Сколько ни спрашивай, а ответ будет один и тот же».

«Интересно, почему все-таки? Почему он тебе не рассказывал? Ведь уж он-то наверняка знал о Муртаге. Не мог не знать».

Сапфира ответила далеко не сразу:

«У Брома всегда имелись какие-то свои соображения, но если уж строить догадки, то я бы предположила, что он считал так: важнее сказать тебе, как он тебя любит, и дать тебе какой-то полезный совет, чем тратить время на разговоры о Муртаге».

«И все же он мог бы предупредить меня! Мне бы и пары намеков хватило».

«Я не могу ручаться, что понимаю, какие именно соображения им руководили, но ты, Эрагон, должен наконец понять, что существуют такие вопросы, касающиеся Брома, на которые ты никогда не получишь ответа. Верь в то, что он по-настоящему любил тебя, и не позволяй никаким прочим сомнениям тревожить твою душу».