Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади Страница 138

Малика не торопилась делать выводы, но предположения уже выстраивались в голове в логическую цепочку.

– Кеишраб будто приготовился к войне, – сказала Малика.

– Обычные меры предосторожности, – ответил Иштар. – Приехало слишком много желающих посмотреть на казнь шабиры. В истории Ракшады это беспрецедентный случай.

– Если бы ты не был хазиром, я бы решила, что ты надумал захватить власть.

Иштар повернулся к Малике. Взгляд тяжёлый, въедливый.

– Одни думают, что у них есть власть, а другие действительно обладают властью.

Он не доверяет Хёску? Опасается, что после суда над шабирой верховный жрец обвинит его в сговоре с приспешницей дьявола. И все обещания оставить Иштара на троне в обмен на его невмешательство в судебный процесс – это обман.

– Мне нужен зажим на шею, – промолвила Малика.

– Странное желание перед судом и казнью.

– Долго объяснять. И ты не поверишь.

Иштар повернулся на стук в окно и тут же забыл о просьбе. Сквозь стекло в салон автомобиля заглядывал Альхара. Заметив Малику, свёл брови. Не ожидал её увидеть?

– Судьи в сборе, – сказал Иштар и открыл дверцу.

В коридорах было безлюдно, тишину нарушали тихие голоса, доносившиеся из закрытых комнат, и звук шагов. Малика придерживала подол платья, а казалось, что в руках гири. Взирала в спины Иштара и Альхары, а перед глазами прыгали пятна: серое, белое, серое, белое... Перед распахнутыми дверями сделала глубокий вдох и вошла в зал заседаний.

Ей выделили место у двери, на стуле с протёртым дерматиновым сиденьем. Спасибо, что не заперли в железной клетке, как Драго. Усевшись, Малика посмотрела на свои руки. Они тряслись, Малика это чувствовала, но не видела, как не видела дрожащих коленей, но они точно дрожали. Странное состояние: колотится каждая клеточка тела, а разум остаётся ясным, холодным. Неуёмный страх плоти и спокойствие духа.

Малика направила взгляд вперёд. Иштар поднялся по ступеням на возвышение, установленное посреди зала, и опустился в кресло. Значит, ты обвинитель… За секунду в голове пронеслась стая мыслей, не смутив, не встревожив рассудок. Ни больно, ни досадно. Она в очередной раз ошиблась, ей не привыкать.

Посмотрела по сторонам. Зал заседаний опоясывали деревянные трибуны. За ними уже стояли судьи, облачённые в бесформенные балахоны. Малика вновь устремила взгляд на Иштара; мир сузился до замкнутой сферы, в которой существовали только двое: он и она.

Сбоку мелькнула тень, прозвучал чей-то извиняющийся голос. А Малика ждала, когда Иштар откроет рот и обольёт её грязью. И опять же, обиды не было, лишь жгучий интерес: как он станет изворачиваться и лгать, чтобы спасти свою шкуру и удержать корону.

Вдруг фиолетовое пятно врезалось в сферу, она лопнула как мыльный пузырь. По левую руку от Иштара встал Хёск. Значит… Иштар защитник?

Малика не сдержалась: уткнулась лицом в ладони и рассмеялась.

– Эльямин! – прозвучал голос верховного жреца.

– Прости, – пробормотала Малика, давясь смехом, и поправила чаруш. Хвала человеку, придумавшему эту тряпку.

Хёск с важным видом выдвинул обвинения против шабиры.

– Ты забыл сказать в начале речи: «Ракшада против народа Ракшады», – промолвил Иштар.

– Это глупая игра слов, – возразил Хёск, – и на самом деле ничего не значит. Мы получили менее двух миллионов писем в защиту шабиры. Это меньше десяти процентов взрослого населения Ракшады. Десятая часть не может говорить от лица всего народа.

– Жена Альхары написала письмо, а он его не нашёл. Мать-хранительница написала. Всё её помощницы написали. А писем нет. Как ты это объяснишь?

Хёск вздёрнул подбородок:

– Ты обвиняешь меня в подтасовке результатов голосования?

– Я обвиняю людей, которые уничтожили письма, увидев на конвертах женский почерк. Я требую повторного голосования.

– Даже если за шабиру проголосует ещё десять процентов, это далеко не весь народ. Мы можем проголосовать ещё раз и ещё раз. В конце концов, народу это надоест. Сейчас ты можешь с достоинством оставить трон. Не превращайся в посмешище.

– Закрой рот и побереги силы, – сказал Иштар. – Скоро они тебе пригодятся.

– Я хочу поговорить с хазиром и верховным жрецом наедине, – промолвила Малика.

– Ты не можешь в суде диктовать свои правила, – отозвался Хёск.

– Мне надоело играть с вами в детские игры.

– Мне тоже надоело принимать участие в постыдном и циничном действе. Признай свою вину, и покончим с этим.

– Я хочу поговорить с вами без свидетелей. Считайте это моим последним желанием. Я имею на него право?

Хёск кивнул. Иштар жестом приказал судьям удалиться.

Когда за последним человеком закрылись двери, Малика сняла чаруш и приняла расслабленную позу:

– Я расскажу вам одну историю.

– Хочешь запугать нас проклятием морун? – поинтересовался Хёск.

– Я никогда не видела отца, – произнесла Малика, пропустив слова Хёска мимо ушей. – Его убили, когда моя мать была на седьмом месяце беременности. Через три года она отыскала его убийц и отомстила им.

– Это мы слышали, – сказал Хёск. Его лицо исказила презрительная гримаса. – Она убила двести человек. Героиня, ничего не скажешь.

– Я вас обманула.

– Я так и знал.

– Умерли все, кто убивал моего отца. Те, кто смотрел или проходил мимо. Те, кто знал или слышал крики, но не заступился. Умерли их жёны и дети, родители, братья и сестры. Их было не двести человек. Намного больше.

– Врёшь, – промолвил Хёск.

– Проверь. Казни меня. И через месяц Ракшада опустеет.

– Ты врёшь.

Малика вздохнула:

– На твою долю, Иштар, выпадают небывалые трудности. Тебе придётся построить новую Ракшаду с людьми, которые выступили в мою защиту.

– Мне будет легко, Эльямин. Большую часть писем написали мои воины.

– Вы сговорились, – сказал Хёск. – Да. Да! Я догадался. Вы разыгрываете передо мной спектакль!

– В живых останутся дети, – произнесла Малика, глядя на Иштара.

– Я позову судей, – промолвил Хёск, спускаясь с возвышения.

– Не волнуйся, Эльямин, – кивнул Иштар. – Мои воины обойдут каждый дом. Сейчас в столице их полмиллиона. Ещё полмиллиона на подходе. На рейде двести пятнадцать военных кораблей.

Хёск оступился на лестнице и едва удержался на ногах.

– А в других городах? – спросила Малика.

– Войска в боевой готовности.

– Ты подготовил почву для государственного переворота, – просипел Хёск.