Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади Страница 14

— Начну с конца, — заговорил Хёск. — Для того чтобы короновать хазира, тебе придётся держать тиару обеими руками. Но у человека чистая только одна рука — правая. Поэтому всем шабирам мы очищаем левую руку. Это тоже ритуал. Чтобы его провести, нам надо знать твоё имя, данное не родителями, а Богом. Это ещё один ритуал. Но ты не услышишь своё имя, пока не примешь нашу веру.

— Если произнесёте имя громко — я услышу.

— Имя даём не мы — Всевышний. Ты должна услышать не нас — Всевышнего. И ещё… По божьей воле ты стала шабирой. Это никто не оспаривает, но короновать хазира может только девственница.

— Разве есть такой закон?

— Нет, — ответил Иштар. — Этого требование Шедара. И он прав. Ракшада и Джурия были девственницами, значит, ты тоже должна быть непорочной.

— У меня не было мужчины.

— Шедару нужны доказательства.

— Какие?

— Мы проведём ритуал чести, — промолвил Хёск. — Мы введём в тебя яйцо из лунного камня. Если на нём окажется кровь, значит, ты невинна.

Малика не верила своим ушам.

— Нет…

— Я знаю, что ты непорочна, — сказал Иштар, — но так надо.

— Нет!

— Тебе не стоит волноваться, — проговорил Хёск. — Мы позаботимся, чтобы до замужества ты не оставалась с мужчиной наедине, и твой будущий муж ни в чём тебя не упрекнёт. Тебе всё ясно, шабира?

— Да.

— Ты готова?

— Нет.

— Хорошо. Объясню ещё раз.

— Не надо. — Малика посмотрела на порхающих под сводом птиц. — Оставьте ритуалы для кого-то другого. Я не предам то, во что верю всем сердцем и душой.

— Ты хочешь меня уничтожить? — произнёс Иштар.

— Иштар… нет…

Он резко наклонился и прошипел Малике в лицо, касаясь губами чаруш:

— Я сгною тебя в подземелье. Тебя и твоих людей. Ты будешь слышать их крики и вой, пока не сойдёшь с ума и не разобьёшь голову о стену. — Выпрямив спину, смахнул с груди струйки крови. — Я проклинаю тот день…

— Иштар! Не греши! — перебил Хёск и обратился к Малике: — Бог один и вера одна, а ты бродишь в потёмках. Я хочу спасти твою душу.

Она посмотрела на Шедара, тот переглядывался со служителями храма и не скрывал злорадства. Ему уже не терпится отпраздновать победу. Но он не догадывается, что в бой вступила моруна.

— Всё верно, — произнесла Малика. — Бог один, только он мне говорит не то, что вам.

— Ты не можешь его слышать, — упорствовал Хёск.

— Он не просто говорит — он пишет мне. На ваших стенах тоже есть послания Бога, но их написала рука человека. Хотите посмотреть, как пишет Всевышний?

— Благовония задурманили ей разум, — сделал вывод Иштар.

— Идёмте, я покажу. Только вам одним. В храме есть укромное место?

Под пристальными взглядами служителей, Шедара и Альхары они пересекли зал, вошли в потайную дверь, расположенную в нише, миновали коридор и оказались в комнатке без окон. На столе рядом со стопкой старых книг стояла керосиновая лампа. Неподвижный огонёк отбрасывал скудный свет на каменные стены и низкий потолок.

Иштар походил на изваяния воинов на фасаде храма: величественная поза, сжатые губы и мёртвый взор. Хёск находился не здесь — смотрел в пустоту, явно обдумывая, как выбраться из ужасной ситуации. Малика повернулась к ним спиной и, уткнувшись лбом в холодный камень, подняла юбку до талии.

Она знала, почему ракшады онемели. На её спине, чуть ниже поясницы, не просто письмена. По телу бегут строчки, бледнеют, на их месте появляются новые фразы на разных языках и наречиях. Малика не могла их прочесть и, тем более, запомнить, но чувствовала, как ежесекундно раздвигаются границы её сознания, и понимание многих вещей возникает непостижимым образом из ниоткуда.

— Что это? — после долгого молчания спросил Хёск не своим голосом.

— Слова любви на разных языках. Бог пишет о своей любви ко мне. Учит меня и наставляет.

— Как ты это читаешь? — произнёс Иштар.

Вздрогнув от прикосновения пальцев к пояснице, Малика опустила подол и повернулась к Иштару лицом:

— Никак. Я ни разу не увидела знакомого слова, хотя знаю восемнадцать языков. Но я всё понимаю.

— Всевышний отвернулся от меня, — тихо сказал Иштар. — В один миг я теряю тиару, трон, Ракшаду и смысл жизни.

— Нет! — промолвила Малика. — Убедите остальных провести ритуал имени без посвящения в веру.

— Ты не сможешь нас обмануть, — откликнулся Хёск.

— Я не собираюсь лгать.

— Хорошо, шабира. Тебе сообщат о нашем решении.

Заложив руки за голову, Иштар прошёлся по комнате. Остановился напротив Малики:

— Хёск! Оставь нас.

— Иштар…

— Подожди снаружи!

Верховный жрец скрылся за дверью.

— Мне заново пришлось привыкать к Ракшаде, — проговорил Иштар.

— Да… Здесь всё по-другому.

— Я никак не мог понять, чего мне не хватает, и только сейчас понял. — Иштар расстегнул зажим на шее Малики, снял с неё чаруш. — Мне не хватало твоих глаз. И я рад, что ты отказалась от проведения ритуала чести, иначе я не смог бы видеться с тобой наедине.

Дорога во дворец показалась неимоверно долгой. Покачиваясь на носилках, Малика боролась с жаждой, головокружением и тошнотой. Когда Альхара откинул полог паланкина, она с трудом сползла с креслица и, волоча ноги, побрела по нескончаемой анфиладе комнат.

— Ну, наконец-то, — сказала Галисия, сидя перед сундуком с карандашом в руке. — Где была?

— Хочу пить, — пробормотала Малика и стянула с головы накидку.

Кенеш кинулась к подоконнику, на котором стояли стаканы и кувшин.

— На тебе лица нет! — воскликнула Галисия. — Ты заболела?

— Наверное. Не знаю.

Малика залпом выпила два стакана воды и здесь же, в гостиной, упала на подушки. Весь вечер и всю ночь её мучили кошмары. Чёрные птицы, размахивая огромными крыльями, пытались вонзить ей в глаза загнутые клювы.

Адэр осторожно провёл ладонью по матерчатому переплёту старой тетради. Надо же, в его руках документ столетней давности. Потускневшая надпись на обложке гласила: «Первый свидетель».

— Ты уверен, что это не религиозный трактат?

Кебади пожал плечами:

— Мой дед молился от случая к случаю, а перед смертью отказался от исповеди. Разве так ведут себя глубоко верующие люди?

С той минуты, как Адэр взял тетрадь, летописец не сводил с него глаз. В присутствии правителя он обычно чувствовал себя свободно. Снимал очки, фланелевой тряпочкой протирал стёкла. Иногда забывал о важном госте и что-то выводил пером на чистых листах толстой книги. Кебади не нервничал, даже когда вытаскивал из тайника документ, свидетельствующий о причастности своего деда к поджогу библиотеки. Сегодня в его позе и взгляде сквозила непривычная тревога. Хотелось схватить его за острые плечи и хорошенько встряхнуть: «Ты не видишь, кто перед тобой сидит?»