Первая дочь - Эми Хармон Страница 14

Снова заговорил Эрскин:

– Для спасения Сейлока не нужна сверхъестественная сила. Пусть даже этот ребенок могуч, как Тор.

– Нам нужны женщины. Семь лет прошло, а в кланах не родилось ни одной девчонки, – проворчал Лотгар, продолжая жевать. – Только женщины спасут Сейлок. Даже если придется их украсть.

И они крали. Эрскин из Эббы и Йаак из Йорана плавали в южные страны, нападали на деревни, хватали женщин, уводили на корабли и везли в кланы. Такие набеги были делом опасным, и мужчины с Побережий не считали похищение своих женщин пустяком. К тому же краденые невесты рожали только сыновей, как и женщины Сейлока.

Для ярла Йорана последний набег кончился плохо. Он пал в бою на далеком берегу, и сейчас его племя выбирало нового ярла. Дабы избежать той же участи, Банрууд и Дирт решили не красть женщин, а выкупать, рассчитывая избежать войны с истландцами. Они привезли домой пару дюжин дев, в основном рабынь, но уроженки Истландии быстро положили конец их надеждам. Женщины им достались болезненные, некрасивые и к тому же недешевые. Не самый лучший материал на племя. Трое из них умерли по пути в Сейлок.

У Банрууда не было дочерей. И сыновей тоже. Была жена, которая пробовала дать ему и тех и других, но ничего не получалось. Сына ему могла родить Дездемона, но Банрууд предпочел расположение короля, а не ее отца. Он вспомнил прекрасную Дездемону, ее черные волосы и лукавую улыбку. Ее отец приходил и, негодуя на расторгнутую помолвку, обвинял Банрууда в смерти дочери. Банрууд хотел убить Дреда из Долфиса, но ярл Долфиса потребовал бы виры за потерю одного из лучших своих воинов. Вместо этого Банрууд дал Дреду мешок золота и с тех пор об отце Дездемоны не слышал.

Оставив обеденный зал и столы, ломящиеся от яств и вина, Банрууд поднялся в комнату, где рожала жена. Помещение пропахло потом и нюхательными солями, и он поморщился, подойдя к кровати. Ярл не спал в ней целую вечность. Повитуха Агнес заставляла Аланну оставаться в постели большую часть срока беременности. Она считала, что только покоем Аланна сохранит ребенку жизнь. Пока что повитуха оказывалась права. Плод рос все девять месяцев. Но в последние два дня Аланна не чувствовала шевеления в утробе. Они боялись худшего.

– Как она? – спросил ярл у топтавшейся рядом Агнес.

Она присутствовала при родах всех его мертвых детей. Может, в ней причина? Не выбросить ли ее в окно, которое как раз открыли, чтобы проветрить комнату роженицы? Он мог зашвырнуть ее тяжелое тело в ров, окружавший крепость. Только мысль о том, что Агнес способствовала рождению дюжины здоровых младенцев клана, остановила руку Банрууда.

– Отдыхает, мой лорд. До болей еще далеко. Она не страдает. Возможно, на этот раз получится, ярл Банрууд, – сказала повитуха улыбаясь. Она была полна надежды.

– Может быть, – согласился он.

Всякий раз они говорили эти слова. И каждый раз обманывались.

* * *

Фермер с женой дождались, пока в зале никого не останется. Стоя у дальней стены, возле больших дверей, они наблюдали за ярлом Банруудом, который благословлял очередного новорожденного из Берна. На лбу каждого ребенка своей кровью он рисовал звезду – все они были мальчиками – и отпускал родителей, вручив им золотую монету. Такая традиция существовала во всех кланах – новорожденных представляли ярлу. Каждый ребенок был желанным и вносился в книгу Берна. Так же поступали в Эббе, Йоране, Лиоке, Адьяре и Долфисе. И все-таки в свое время людям потребовался целый год, чтобы заметить: в кланах рождаются только сыновья.

Поначалу они радовались. Сыновьям всегда отдавали предпочтение. Защитники. Воины. Фермеры. Носители жизненной силы. Какими же глупцами они все были.

– Принесите ребенка, – устало велел чете Банрууд.

Накануне вечером они с ярлами засиделись допоздна. Слишком долго скорбели, еще дольше пили его лучшее вино и ничего не решили. День получился длинный, скоро наступит ночь, и он чувствовал усталость. И тревогу. Уже не хватало терпения на эту деревенщину, тянущую время, хотя уже пора заканчивать дневные труды. Обычно жена ярла подгоняла к нему посетителей и уводила прочь, но в этот день благословения Аланна умирала в своей постели, умирала с ребенком, так и не вышедшим из ее утробы. И ярл был принужден исполнять ее обязанности наравне со своими.

Он смотрел, как подходят фермер и его конопатая жена, прижимающая ребенка к груди. Они то и дело поглядывали не на ярла, а на стражников, стоящих возле дверей и наблюдающих, как последний младенец получает благословение. Когда пара остановилась перед креслом ярла, женщина сделала неуклюжий книксен, а мужчина поклонился. Однако мать не протянула Банрууду дитя, чтобы он поставил свой знак.

– Мы хотели бы поговорить с тобой без свидетелей, лорд, – прошептал фермер, сильно волнуясь.

Банрууд нащупал на поясе рукоять кинжала.

– Почему? – рыкнул ярл.

Женщина вздрогнула, но мужчина только понизил голос и наклонился к ярлу, выказав больше смелости, чем ума.

– Это ребенок рабыни, нашей служанки, и… и дитя… дитя – девочка, лорд, – произнес мужчина очень тихо, и Банрууд решил, что ослышался.

На лице фермера боролись неудержимая радость и страх.

– Оставьте нас, – подняв руку, велел Банрууд, обращаясь к своим людям.

Они сразу повиновались и поспешно вышли, закрыв за собой тяжелые двери. Им тоже выпал трудный день.

– Дайте мне ребенка, – потребовал Банрууд.

Он постарался смягчить выражение лица, изобразить заинтересованность, но сердце ярла стучало в груди, как барабан. Жена фермера подчинилась. Она с трепетным волнением протянула спящего младенца своему ярлу.

– Мы назвали ее Альба, – прошептала женщина.

Откинув одеяла, Банрууд размотал тряпицу, обернутую вокруг нижней части тела ребенка. Не сдержавшись, ярл охнул, но тут же прикрыл младенца и обвел взглядом пустой зал, словно у ворот стояла армия, готовая отобрать только что обретенное сокровище.

– Рабыня… ее мать… расскажите о ней, – велел Банрууд, баюкая на руках ребенка.

– Она из Истландии. Балфор привез ее в Сейлок из последней поездки. Она у нас всего четыре месяца. Ребенок был у нее в животе еще до прибытия сюда, хотя она умело прятала это. Мы не знали, что рабыня в тягости. Спала она с овцами. Ухаживала за ними. Ни один мужчина ее не захотел, поэтому она досталась нам, – объяснял фермер.

– Ясно, что какой-то захотел, – бросил Банрууд.

– Она никому не нравилась, потому что очень некрасивая, – влезла в разговор женщина.

Банрууд рассмеялся. Стоявшая перед ним жена фермера была невзрачная, толстая, с обветренными пунцовыми щеками и седеющими волосами, свисающими на широкий лоб. Не ей бы такое говорить. Услышав издевательский смех, женщина вспыхнула, но продолжила рассказ.

– У нее бесцветная кожа и волосы. Она белая, как снег… как привидение. Даже глаза бледные.